…Мы с Кайденом снова стояли по разные стороны прозрачной стены. Кошмар я выучила наизусть, знала, что прямо сейчас преграда растает, а меня перебросит из розовой детской в строгую спальню, а потому, не теряя времени, бросилась наутек. Родительский дом оказался совершенно пустым, вымершим и покинутым. Из комнат исчезла мебель, кто-то снял мамины картины, а в холле содранными полотнищами свешивалась стенная ткань. Задыхаясь от бега, я вылетела на крыльцо и резко остановилась. На улице цвела густая летняя ночь, озаренная уличными фонарями. На каменных ступеньках, сгорбившись и схватившись за голову, точно страдал жуткой мигренью, сидел парень. Черная куртка, неподходящая летней погоде, обтягивала широкую спину. — Кай? — позвала я и на секунду оглянулась, проверяя темный пустой холл за спиной. — Кайден, что ты здесь делаешь? Обернулся не сразу. В стальных глазах застыла смертельная тоска. — Не знаю, — голос звучал хрипло и незнакомо. — Я, правда, не знаю. Он двигался с невозможной для обычного человека скоростью. Казалось, только сидел на крыльце и в мгновение ока вырос передо мной, словно выскользнул из воздуха. Некоторое время изучал мое лицо, а потом вдруг обнял. Тесно прижался и, стиснув руками, жадно вдохнул запах волос. Я затаилась, боясь пошевелиться. В его молчании звучал крик о помощи, а объятия были пропитаны мучительным отчаяньем. — Кто ты? — наконец, прошептал он. — Просто скажи мне, кто ты, потому что еще немного, и я окончательно свихнусь… В чувство меня привела резкая боль в руках. Я лежала на каменном жертвеннике посреди погруженного в полумрак холла. Слабый свет, не справлявшийся с густыми тенями, проникал через окна возле двери, хотя за стеклами клубился только туман, заполнявший пустоту междумирья. Рукава рубахи был разодраны до локтя, а оба предплечья изрезаны темными рунами, в порезах ярко блестел Истинный свет, а одежда перепачкалась кровью. Она же щедро заливала алтарь. Не знаю, сколько уж проклятый паладин вложил черной магии, когда наносил ключи, но я чувствовала себя так, будто страдала тяжелым отравлением после дурного виски. Холл перед глазами плыл, а картина казалась столь немыслимой, что не выходило понять, где заканчивался привидевшийся кошмар и начинался реальный. Плохо соображая, я не встала — соскользнула с каменного ложа на слабые ноги. Сделала несколько нетвердых шагов, хотя краем сознания понимала, что сбежать из места, откуда не было выхода, просто невозможно. Тут меня повело и пришлось поспешно опереться о стену, оставив отпечаток кровавой пятерни. Дом вздрогнул, а на потолке и стенах, пробуждаясь, одновременно вспыхнули абсолютно все руны. Колени подогнулись, я плюхнулась на пол, а вокруг меня происходило неудержимое мельтешение. Символы менялись и сливались в сложный рисунок. Над головой загорелось подобие карты звездного неба вроде той, что нам показывали в старших классах лицея: созвездия, планеты, млечный путь. Преподаватель ненавидел Абрис по каким-то там своим причинам, и через весь урок тонкой ниткой тянулась гадкая мысль, что параллельный мир осквернял Тевет просто одним своим соседством. Неожиданно я ощутила, что плитка под пальцами раскрошилась, превращаясь в песок. Оказалось, что пол покрылся мелкими трещинами, похожими на кракелюры старинных картин. На особняк, простоявший в пустоте семь поколений, вдруг налетело стремительно старение… Дом разрушала я! Резко подняла трясущиеся руки и тогда-то заметила на стене ярко светящуюся спираль «перемещение». Это было даже не оцепенение, а паралич. Я вдруг превратилась в заключенного, прикованного к кольцу в стене, а передо мной на видном месте лежал ключ от железного ошейника. Вот оно, спасенье, совсем рядом! Однако длина цепи не позволяла дотянуться до этого ключа даже кончиками пальцев. Так же и руна перемещения находилась в жалких ярдах, а я лишь могла смотреть на нее и кусать губы, чтобы не заорать от гнева. — Ты всегда была с чудинкой, но ума тебе было не занимать, — раздался в тишине издевательский голос Валентина. — Как быстро ты догадалась. Мое восхищение! Он неспешно пересекал холл. Высокий, худощавый, с волосами почти до плеч. И что я находила в нем красивого? Присел рядом, протянул руку к моему лицу, я резко оттолкнула ее, не позволяя себя трогать. На мгновение его перекосило от злости, но на губах снова заиграла улыбка. Я позволила, чтобы он заправил мне за ухо непослушную прядь волос. — Ты перепачкалась в крови, — произнес он и тут сделал, ну, совершенно немыслимую вещь: послюнявил палец и провел по моей щеке, видимо, пытаясь оттереть кровавый мазок. — Меня от тебя тошнит, — отпрянув от него, прошипела я. Что было недалеко от истины, потому что от слабости меня действительно тошнило и очень сильно. — А раньше ты меня хотела, — ухмыльнулся он. — От этого меня тошнит еще сильнее. — С чувством юмора у тебя тоже всегда был полный порядок, — промурлыкал он. — По большей части, Лерой, ты была ужасно забавной. Мне будет не хватать твоих шуток… Сказать, откуда я узнал об этом месте? Меня здесь держали во время похищения. — Если прямо сейчас ты хочешь исповедаться, то лучше отвали, — просопела я. — Зачем мне исповедоваться, если я совершаю благое дело? — как будто даже удивился он, и меня охватил гнев. — Кем ты возомнил себя, Валентин? Ты, наверное, думаешь, что спасаешь мир? Это смешно. Неужели ты так сильно ненавидишь Абрис, что воображение отказывает? Наши миры намертво срослись. Что случится с тобой, если тебя разрезать пополам? — Я провела пальцем в воздухе от точки на его лбу до подбородка. — Давай, проверим? Но сомневаюсь, что ты выживешь. — Ты же понимаешь, что я все равно заставлю тебя зажечь руну и разрушить это поганое место. Одно касание, и все закончится. Светлое остается в светлом, темное — в темноте. — Попробуй. — С каких пор, тихоня Лерой, ты стала такой отчаянно смелой? — С тех пор, как ты натравил на меня банду и убил невинных людей? — Я сделала вид, что задумалась. — Или может, с тех самых пор, как ты, говнюк, попытался меня изнасиловать? — Извини за тот случай, — с издевательской ухмылкой сморщился он. — Не сдержался. С другой стороны, ты всегда меня хотела. И вот тогда я его ударила. Сжала кулак и вмазала подонку точно в нос. Порезанную руку охватила невыносимая боль, что-то хрустнуло в костяшках, но реакция Валентина того стоила. С ошарашенным видом он неуклюже плюхнулся на пятую точку, а из ноздрей выступила кровь. — Сука! — рявкнул он, проверив, что нос действительно был разбит. Вскочив на ноги, Валентин схватил меня за спутанные волосы, рванул назад, заставляя выгнуться дугой, и размахнулся… — Только попробуй и лишишься руки, — прозвучал ледяной голос. Кайден возвышался за Валентином и направлял ему в спину меч. — Лера, поднимайся и иди ко мне. — Он утвердительно кивнул, мол, теперь все нормально. — Постарайся не трогать стены. Не сводя взгляда с Озерова, я неловко встала на ноги и бочком осторожно переместилась в сторону Кайдена. Он был сосредоточен и внешне спокоен, на лице как всегда никаких эмоций. — Как тебе утренний сюрприз, Вудс? — ухмыльнулся Валентин, чуть оглянувшись через плечо. — Говорят, господин властитель клана, сильно удивился, когда узнал, что наследник валяется с ранением у знахаря, убившего его молоденькую жену… Кайден двигался с такой скоростью, что отреагировать на нападение было бы сложно даже опытному боевому магу, а уж Озеров и глазом не успел моргнуть, как уже без сознания свалился на пол. Секундой позже в холле разлетались клубы черного дыма, являя четырех паладинов, и пространство пришло в движение. Первый противник упал замертво, когда я еще не поняла, что начался бой. Столкновение было стремительным, без передышек и пауз, в гробовом молчании. Ничего страшнее в своей жизни не видела. В пугающей тишине дома разносился шорох одежд, звенело оружие и раздавались болезненные стоны. Вокруг меня скользили не люди — тени, а я точно оказалась заключенной в прозрачный пузырь, внутри которого время шло медленнее, чем снаружи. Неожиданно у уха просвистел клинок, я даже дернуться не успела, как щеку обожгло, а в воздухе закружились срезанные пряди волос. Мгновением позже в двух футах от меня с хлопком разлетелось облако черного дыма, и под ноги свалился убитый паладин. Широко раскрытые глаза таращились в потолок, в груди торчала рукоять ножа. Взвизгнув, я отпрянула в сторону и тут же налетела на стену, только чудом не попав рукой в руну «перемещение». Дом тяжело вздрогнул, точно при землетрясении, и сверху вниз сорвалась тяжелая люстра. С грохотом она обрушилась на пол, похоронив под собой одного из нападавших. Раздался короткий болезненный вопль, в разные стороны брызнули стекла. Холл мгновенно замер, мельтешение прекратилось. Тяжело дыша, противники разглядывали разлетевшийся светильник. Из-под разломанного остова торчали ноги в черных сапогах. Он был третьим, и, наверное, то, что я считала убитых, делало меня плохим человеком. — Детка, постарайся ничего не трогать, — вымолвил Кайден, не сводя глаз с последнего паладина, в котором я узнала своего преследователя. Кай был ранен и сильно. Правое плечо рассечено, и оружие приходилось держать в левой руке. На животе растекались кровавые пятна. Может быть, разошлись прежние раны или же к ним прибавились новые. — Помнишь меня, Вудс? — прошипел противник. — Вы, Мартинсы, способны нападать либо стаей, либо на безоружного, как тогда в Тевете, — отозвался Кайден. — В честной схватке вы никогда не выстаиваете. Может, уже прекратите трепыхаться? У этих двоих явно имелись старые счеты, и в азарте боя они забыли про Валентина. Он пришел в себя и даже выпрямился, опираясь на стену. Кай стоял спиной к нему, а потому просто не видел того, что видела я. В окровавленной руке Озерова вспыхнул световой шар. Все случилось слишком быстро, чтобы я успела оценить, сделала ли правильный выбор. Возможно, было достаточно выкрикнуть имя Кайдена, и он бы успел увернуться от боевого светоча, ведь паладины способны на многое… Но в панике я ударила ладонью по руне «перемещение», и сорвавшаяся с ладони Валентина шаровая молния уже влетела в невидимую стену. Шар отскочил от преграды и врезался в грудь своего создателя, припечатав его к стене. Дом затрясся и точно раздвоился. Прежде чем пространство затопил ослепительный свет, я увидела, как последний Мартинс распластался на спине. Кайден оглянулся, вероятно, чтобы найти меня, а потом исчез, возвращаясь в Абрис. Секундой позже дом Исаи Гленна затопил ослепительный свет, и я утонула в нем… * * * Семь поколений назад случился большой взрыв, и в небе вспыхнули очертания далекого призрачного города. В жизнь Тевета пришел Абрис, темный мир рунической магии, сложной, красивой и чужеродной Истинному свету. Семь седмиц назад в ясный день, в самом конце сезона листопадов, когда догорают багряные пожары на деревьях, а воздух становится чистым и прозрачным, по небу, от края до края, разлетелась ослепительная вспышка, словно взорвалось солнце. Народ испуганно задирал головы и следил за удивительным явлением: небесный город постепенно бледнел. Стараниями свихнувшегося мальчишки, два мира раскололись, магические ворота, способные переносить через границу, заснули навсегда, но чистое небо на целый месяц погрузило Тевет в хаос, с трудом справилась королевская армия. Я ничего не видела и не знала о том, что творилось на улицах городов. Пришла в сознание в собственной розовой спальне, рядом в кресле над вязанием клевала носом тетушка Матильда. В камине потрескивали поленья, а за окном кружились снежные хлопья. В уголках стекла смерзлась льдистая корочка, и свет был бледным, сероватым. Сколько же прошло времени с тех пор, когда мы с Кайденом оказались в разных мирах? — Тетушка, — позвала я, и та \ дернулась, не сразу соображая, что происходит, поправила сползшие на кончик носа очки. — Что, детка? — Какой сегодня месяц? — Двенадцатый месяц года, — отозвалась она и, поднявшись с кресла, принялась поправлять мне одеяло. — Как ты себя чувствуешь, моя птичка? — Отлично выспалась и хочу есть, — хмыкнула я, глядя на то, как она суетиться. Тетка замерла, бросила на меня очень странный взгляд. — Валерия? — Ну, пару месяцев назад точно ею была… И вдруг она затряслась всем телом, присела на кровать и, спрятав лицо в ладонях, зарыдала. Оказалось, что в тот день, когда грянул новый большой взрыв, и с небесной карты Тевета исчез призрачный город, меня, изрезанную темными рунами, нашли брошенной на торговом тракте — едва не затоптали лошади. Я бредила, что-то бормотала о птичках неразлучниках, расколотых мирах и темных паладинах. Сбегала из дома, чтобы кого-то найти. Диагноз поставили однозначный — помутнение рассудка. Мне не помогали порошки, и профессора сделали неутешительный вывод, что больше самый талантливый артефактор последнего десятилетия не придет в норму. Конец красивой магии.