Тамару Георгиевну жара не беспокоила. Для посещения Главного управления внутренних дел она выбрала вязаное платье бордового цвета и высокие черные сапоги. Гуров видел похожие у жены и на вопрос «Неужели летом кто-то их носит?» услышал ее заразительный смех. Маша ответила, что сапоги бывают не только зимними или демисезонными. Летние тоже очень даже в моде. Гуров так и не понял смысла носить подобную капитальную обувь во время пляжного сезона, но спорить не стал. Но сейчас, глядя на Тамару Георгиевну в сапогах, он снова задался прежним вопросом. А еще Тамара Георгиевна старалась держать нос по ветру, но Гуров, едва ее увидев, заметил, как она сильно напряжена. И припухшие губы, и воспаленные веки выдавали ее с головой: она определенно плакала. – Присаживайтесь, Тамара Георгиевна, – пригласил Лев Иванович, пропуская ее в их со Стасом кабинет. – Выбирайте любое место, где вам будет удобнее. – Это вам решать, – равнодушно ответила женщина. – Я здесь не хозяйка. Сев, она сразу же определила, кто здесь главный и устроилась на стуле таким образом, чтобы видеть Гурова. На Стаса бросила напряженный взгляд и скупо кивнула ему вместо приветствия. – Тамара Георгиевна, это мой коллега, полковник Крячко. Он будет записывать ваши показания. Да-да, я помню, что мы с вами уже беседовали несколько дней назад, когда в школе случилось несчастье с Олегом Алексеевичем Шлицманом. Но с тех пор, как вы уже знаете, произошло еще кое-что. – О да, я в курсе, – едва слышно произнесла заместитель директора. – С той проклятой ночи будто бы живу в каком-то фильме ужасов. Мне страшно. Мне очень страшно. – Чего же вы так боитесь? – спросил Гуров. – А вы бы не боялись на моем месте? – вскинула голову Тамара Георгиевна. – Кто-то, как по списку, убирает всех, с кем я была знакома. Она замолчала, подбирая слова. – Я понимаю, о чем вы, – помог ей Гуров. – Мы и сами хотим как можно скорее разобраться в череде трагических событий. – Ходят слухи, что Олега убили, – Тамара Георгиевна прямо взглянула Гурову в глаза. – Скажите, это правда? – Это правда, – кивнул Лев Иванович. – Сначала его хотели отравить, а потом применили физическую силу. – О господи. Да за что же? За последние дни Гуров не раз слышал этот вопрос от коллег Шлицмана. Похоже, никто и в самом деле не понимал, за что убивали. Или все прекрасно знали, но не подавали вида. – Начнем с учителя истории. Ваши предположения, Тамара Георгиевна? Кому мог помешать Шлицман? – А вы не рассматриваете другие варианты, кроме убийства? – спросила заместитель директора. – Почему он должен был кому-то мешать? А если это случайность? Ужасное стечение обстоятельств? Или спонтанная драка с кем-то? Почему вы думаете, что от него умышленно избавились? – Потому что череда следующих смертей произошла с применением того же орудия убийства, – не поднимая головы от протокола, ответил Стас. – И Ольгу Игоревну, и директора вашего устранили одним и тем же способом, уговорив или заставив силой принять сильнодействующее вещество. Либо заставили выпить обманом. Тамара Георгиевна была потрясена. – Это правда? – слабым голосом спросила она. – Все так и было? Их отравили, да? Гуров не стал отвечать. Иногда коротенькое слово «да», произнесенное вслух, до конца жизни будет стоять в ушах. Иногда лучше промолчать, ибо все понятно без слов. К тому же он очень переживал за Тамару Георгиевну. Человек она пожилой, многое пережила и кто знает, не окажется ли для нее потрясение роковым. Заместитель директора взяла себя в руки. Выпрямила спину, опустила руки на колени и прикрыла глаза. – Все в порядке, все в порядке, – забормотала она. – Все хорошо. Стас указал Гурову на графин с водой. Лев Иванович покачал головой. – Мой муж был биологом, – открыла глаза Тамара Георгиевна. На этот раз ее взгляд стал ясным, на лице не проявилось ни одной эмоции. – Поездил по миру и меня с собой иногда брал. Однажды мы отправились в Индию, где я сильно заболела. Что-то вроде дизентерии. А мы в крохотной деревушке в семидесяти километрах от цивилизации, где даже телефона не было. Меня лечил не врач, а старец, которого местные почитали святым. Он просто сидел рядом и бубнил о чем-то своем. Наверное, молился. Он просидел возле моей постели две ночи подряд, а на третью мне стало легче без всяких лекарств. С тех пор, когда земля уходит из-под ног, я тоже начинаю молиться. По-своему. – Помогает? – едва заметно улыбнулся Гуров. – Помогло, как видите. Но новости ужасные. Теперь произошедшее видится совсем иначе. Стас взял мобильный телефон, взглянул на дисплей. – Справитесь тут без меня? – озабоченно спросил он. – Орлов просит зайти. – Давай, – разрешил Гуров. – С протоколом ты сам… – Ага. Иди, иди, – поторопил коллегу Лев Иванович. Крячко вынул из кармана сигареты и вышел в коридор. Тамара Георгиевна с тоской посмотрела ему вслед. – Жаль, здесь нельзя курить, – с досадой произнесла она. Гуров взял с подоконника пепельницу и поставил на стол. – В виде исключения. – Спасибо. А вы знаете, сейчас, когда ваш коллега вышел, мне почему-то стало спокойнее. – Вы просто не знаете Станислава Васильевича лично. Это прекрасный человек. – Как скажете, – поджала губы заместитель директора. «Да он и сам понял, что вам наедине со мной станет легче, – подумал Гуров. – Орлов его вызвал. Ну конечно». Сигареты Тамара Георгиевна курила дорогие. Кабинет тотчас наполнился терпким запахом вишни и древесной коры. – Видите ли, Лев Иванович, я всех их знала очень давно, так как в школу каждый пришел уже после меня. Раньше всех познакомилась с Олегом Алексеевичем. Вы же с ним тоже успели пообщаться, да? – Перебросились парой слов, – подтвердил Гуров. – Да, я помню. Когда мы подошли с вашей женой, он хотел собрать свои атласы и карты. Их у него в запасниках было очень много. Он предпочитал использовать старые пособия, к обновленным же относился с некоторым недоверием. Такой уж был человек. – Мне показалось, что он вас побаивается, – признался Гуров. – Вы так строго с ним разговаривали. – Нет, он меня не боялся, – покачала головой женщина. – Но уважал, это чувствовалось. И я его уважала, хоть и держала в строгости. Он вырос на моих глазах как личность и как педагог. Взрослел, набирался опыта. Помню его первую поездку с детьми в лес. Восемь шестиклассников, пара родителей и он. В октябре. На целый день! Казалось бы, ну что делать в это время в лесу? Холодно, природа уходит в зимнюю спячку. Но Олег Алексеевич разработал такой маршрут, что и по лесу погуляли, и в кафе потом зашли, а позже, когда стемнело, дети уже просили повторить экскурсию. Он водил их в обалденные места! Ребята показывали нам потом фотографии – Шишкин, Поленов, Левитан позавидовали бы. Всем так понравилось, что вскоре мы уже собирали людей в новый поход. По-моему, ему такие прогулки нравились больше, чем ученикам. Гуров понимал, что беседа может затянуться надолго, но не перебивал Тамару Георгиевну. Он уже понял, что она не из тех, кто будет попусту молоть языком. Все, что она рассказывала, так или иначе относилось к делу. О Шлицмане она отзывалась с восторгом, описывала его деяния с придыханием, ссылалась на отзывы множества свидетелей и тем самым как бы лишний раз доказывала свою непричастность к его смерти. – За последний год все изменилось, – Тамара Георгиевна выпустила в потолок струйку дыма. – Трансформация, которая произошла с Олегом Алексеевичем, никого не оставила равнодушным. Не знаю, что вам о нем говорили и какими были мнения, за него многие переживали, но вида не показывали. Оля… Игоревна, царствие ей небесное, как-то раз, когда Шлицман отсутствовал в учительской, поделилась с нами новостью о том, что он, оказывается, потерял жену. А мы, к стыду своему, даже не знали, что она болела. – Да, Ольга Игоревна успела мне об этом рассказать, – вспомнил Гуров. – Кажется, Шлицман очень обиделся на нее за это. – Я его тогда поняла. И Ольгу Игоревну тоже. Она была сказочной девочкой. Тоже из тех, кто на моих глазах вставал на ноги. Но что-то, наверное, прошло мимо меня. Что‐то важное. Оля ушла из жизни вслед за Олегом – и это как некое знамение, понимаете?.. Они с ним были странной парой. – Парой? – не понял Гуров. – Они встречались? – Нет, ну что вы. Но были единомышленниками, как бы на одной волне. Правда, о них все равно сплетничали. Но вы же знаете, как это у нас бывает: люди считают, что дыма без огня не бывает. А я вам вот что скажу: еще как бывает! Оля и Олег были людьми одинокими, жили только школой, только для детей. Я так думаю: сошлись – и прекрасно. И не важно, как именно и что именно между ними произошло. Олег ведь после смерти жены совсем в себе замкнулся, не достучаться было. Оля ему, по сути, жизнь спасла. На выпускной вечер не хотел идти, она еле-еле уговорила его, а сделать это было наверняка очень сложно. Он был упрямым до ужаса, а уж когда выпьет, то вообще гаси свет – все сделает по-своему. Но пил-то он не потому, что каждый день считал за праздник. Он не мог иначе, как бы абсурдно это ни прозвучало. Ему жить было душно. Все через боль, все через… Да что я вам рассказываю? Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула. «Ну вот и добрались до граненого стакана, – подумал Гуров. – Что, интересно, она скажет насчет алкоголизма Шлицмана?» – Но, Тамара Георгиевна, тут вырисовывается очень странная ситуация. За появление учителя в школе в нетрезвом виде обычно следует серьезное наказание вплоть до увольнения. – Да, вы правы, – медленно кивнула заместитель директора. – Но оставался последний год в нашей школе. Директор дал ему шанс исправиться. – Сколько ж этих шансов он ему дал? – Много. Наш директор как бы принимал удар на себя. Если бы пришла жалоба, то наказали бы прежде всего именно Вячеслава Ивановича. Но никто не жаловался, представьте. Это как… на минном поле. – А почему же он не уволил учителя истории? Неужели не нашел бы ему замену? И самому было бы спокойнее, и репутация школы не была бы под ударом. – А что бы тогда стало с человеком? – с тихим придыханием спросила Тамара Георгиевна. – Вы об этом подумали? Вот так взять и выбросить его на улицу? Перечеркнуть все, что он сделал для ребятишек? – И все равно то, что директор закрывал глаза на пьянство Шлицмана, выглядит очень странным, не находите? – Не нахожу. – Ну ладно. Человеколюбие, сочувствие и тому подобное, я понял, – сдался Гуров. – Жаль, если для вас эти качества не имеют значения. Впрочем, оставаться понимающим при вашей работе довольно сложно. Окаменели вы, Лев Иванович. Покрылись слоем равнодушия. – Вы ошибаетесь, – оборвал Гуров пожилую женщину. – В таком случае прошу прощения. Тамара Георгиевна аккуратно затушила сигарету в пепельнице и попросила стакан воды. Гуров немедленно исполнил ее просьбу. Но Тамара Георгиевна не стала пить. Обхватила стакан длинными сухими пальцами и отрешенно уставилась на воду. – Продолжим? – как ни в чем не бывало спросил Лев Иванович. – Почему бы и нет? – тут же подхватила Тамара Георгиевна. – Можно я кое-что скажу? Наверное, вы ищете связь между теми людьми, кого уже с нами нет? Так вот, Лев Иванович, я и сама задумалась об этом. Все мы работали в одной школе. И я даже не могу допустить мысль, что за моей спиной происходило что-то серьезное. Понимаете, я всегда была в курсе всех дел. Я гораздо старше Вячеслава Ивановича, он пришел в школу, о которой ничего не знал, и поэтому во многом полагался только на меня, а не на предыдущего директора, который после выхода на пенсию совсем о нас забыл. Если бы вы знали, сколько проблем мне приходилось решать ежедневно! И все из-за того, что бедный Вячеслав Иванович не знал, за что и как ему взяться. А я – знала. Всегда. Всегда собранна, всегда наготове, всегда рядом! – Тамара Георгиевна сделала резкое движение, проведя ладонями от плеч до коленей, как бы подчеркивая свою военную выправку. – Верите?!