Двойной к вашим трём копейкам? Да пожалуйста, не обеднеем. — Поехали уже поскорее! Движение в Энске и так не слишком интенсивное, а ночью дороги вообще пустые, некуда людям тут ездить по ночам, так что добрались мы минут за десять. — Двести рублей, — огласил приговор водитель. Мда, было бы, о чём разговор вести. Я открыла кошелёк и похолодела. Внутри лежали только карточки — золотая, которой я обычно пользовалась, чёрная, которую Тигран давал на машину, на ней ещё оставались какие-то копейки. И куча дисконтных, тоже по большей части «золотых» и «платиновых». Наличных денег не было совсем. Я напрочь забыла, что потратила днём почти всё, что снимала, а сдачу из «дежурного» бросила дома на столе. — Вы карточки принимаете? — без особой надежды спросила я. — Чё, без денег, что ли? — мужик обернулся. — Продинамить решила? — Где тут у вас банкомат? Сейчас сниму, подождите две минуты. Я старалась сохранять спокойный тон. В конце концов, обычная ситуация, штатная. В эпоху карточек сплошь и рядом случается, что у людей нет налички, и приходится бежать до ближайшего банкомата. Другой вопрос, что в Москве банкоматы на каждом шагу, а без терминала на кассе тебе никто работать просто не позволит. — Банкомат? В супермаркете, только тот ночью закрыт. Слышь ты, курица, деньги давай. Или будешь натурой расплачиваться? Тут только до меня дошло, что на мне слишком открытый сарафан. Слишком для Энска вообще и для поездок ночью на такси в частности. Чем я думала? Как быстро выветрились правила поведения в родном городе, как расслабила меня Москва! И как хотелось сейчас оказаться в машине Лекса. Лекса, которого я презирала, который меня раздражал всем, от рубашки в клеточку до собачьей верности Тиграну. И с которым я была в абсолютной безопасности. Мысль о Лексе и Тигране придала мне сил, напомнила, что я давно не беззащитная девочка из Энска. — Ты хоть знаешь, какие за мной люди стоят? — прошипела я. — Только попробуй тронь, тебя вместе с твоим драндулетом ещё десять лет потом не найдут. Ну забыла я деньги снять, забыла! Поехали до ближайшего банкомата, я тебе ещё сотню накину. — Ну и какие люди? Кому ты нужна-то, шалава? Не с мэром же ты трахаешься. Честно говоря, я даже слабо представляла, как выглядит мэр Энска и как его зовут. Я в отчаянии рылась в сумочке, пытаясь найти телефон. Не знаю, зачем. Позвонить Тиграну? Лексу? И что они по телефону сделают? В полицию позвонить? Вдруг на дне сумки я нашарила какую-то бумажку. Вытащила на свет и чуть не заорала от облегчения — это была пятисотенная купюра. Наверное, я кинула её в сумку, когда затаривалась на рынке. Свободных рук не хватало, и я, чтобы не доставать кошелёк, сунула сдачу, куда попало. Я молча швырнула водителю деньги и как можно быстрее выбралась из машины. Он что-то кричал мне вслед, но догнать, к счастью, не пытался. Не знаю, чего ему больше хотелось, несчастных двухсот рублей или всё-таки натуры, но я в считаные секунды оказалась на территории больницы. Показала охраннику на входе паспорт, сбивчиво объяснила, что меня вызывали, прошмыгнула через турникет, дошла до ближайшей лавочки под одиноким фонарём, села на неё и разревелась. Ненавижу этот город! Здесь всё через жопу, всегда, было и будет ещё лет двести. Дикие люди, дикие нравы. Говорят, Москва любого съест и не подавится. Да те, кто говорит, просто в Энске не были. Тут тебя за несчастные двести рублей готовы отыметь на заднем сидении вонючих «Жигулей»! И не вступится же никто, некому! Как-то всё наложилось одно на другое: вторая бессонная ночь, страх за маму, страх за себя, двести рублей эти. А ещё у меня сложные дни наступали — пока ничего не болело, но нервы, как всегда, на взводе заранее. Я ревела и не могла остановиться. Выглядела, наверное, странно. Меня ждали в больнице, просили же срочно… А я размазывала по лицу слёзы и никак не могла заставить себя встать. В каком-то полусне достала телефон и набрала Тиграна, потому что больше набирать было некого. Мама в больнице, Лёлька решит, что я опять пьяная и с жиру бешусь… — Что случилось, котёнок? Голос у Тиграна был встревоженный, ну понятно, я же никогда первая не звоню. Тем более, ночью. Хорошо хоть он трубку взял. Это потому, что не дома. Он вроде говорил, что куда-то там уезжает. — Мне так плохо, — проскулила я. Почему-то от звука его голоса ещё больше реветь захотелось, меня просто накрыло. Так что минут пять Тигран только допытывался, что же произошло. Пришлось рассказать и про Энск, и про маму, и про таксиста. — А я просто деньги не сняла, — всхлипывала я. — Я забыла! — Убью, — мрачно пообещал Тигран. — Найду, убью, закопаю и скажу, что так и было. Тут мне вспомнился Стас, и снова стало очень страшно от понимания, что в случае с Тиграном это всё не пустое сотрясание воздуха взревновавшим парнем. Такой правда убьёт. — А с мамой что? — продолжала допытываться трубка. — Не знаю ещё. Я в больнице сижу, на лавочке. Надо к ней пойти, узнать. А я боюсь! — Прекрати плакать! Иди и выясни, на бумажке запиши, какой диагноз, что требуется, какие условия перевозки. Я прилечу к тебе ближайшим рейсом, и мы придумаем, как организовать твоей маме самое лучшее лечение. Вызовем санавиацию и заберём её в Москву, если потребуется. Или в Германию. В Израиле тоже врачи хорошие. Но сначала ты должна всё выяснить. Поняла меня, котёнок? — Ты прилетишь? Правда? Ещё можно было предположить, что Тигран пришлёт денег. Но чтобы он прилетел?! Лично? Решать мои проблемы? — Да, я сейчас поручу Лексу найти ближайший рейс и прилечу, — Тигран говорил спокойно и уверенно, словно уже надиктовывал Лексу поручения. — Если не будет прямого, придётся через Москву. Но к утру я точно прилечу. Иди к врачу, всё выясняй. Перезвонишь мне. И я пошла, нет, я побежала. Отыскала дежурного врача, который мне, как выяснилось, и звонил. Он сразу нахмурился. — У вашей мамы острая сердечная недостаточность, мы перевели её в реанимацию, подключили специальный аппарат. Понимаете, нужны лекарства, которые не входят в список обязательных для закупки… Я одну ампулу уже ввёл, из личных запасов… Он мялся, старался не смотреть мне в глаза, но всё было и так предельно понятно. — Вы можете привезти сами лекарства, — забормотал он, когда я демонстративно достала карточку. — Не подумайте… Мы бы с радостью… Но больница закупает самые дешёвые… И если совсем честно, вашей маме нужно делать стенирование. Но стэнов нет… И это тоже было понятно. Но если утром меня приводила в ужас сама мысль, что маму придётся куда-то перевозить, то теперь я просто знала, что надо дождаться Тиграна. Остаток ночи я просидела возле мамы, грубо нарушая режим. Но никто мне и слова не сказал — банкомат на территории больницы нашёлся, и работал он круглосуточно. * * * Тигран появился утром, как и обещал. Я не знаю, сколько прошло времени, у меня вся ночь слилась в единый кошмар, наполненный страхом, усталостью и сводящим с ума пиканьем допотопного кардиомонитора. И когда я поняла, что просто больше не могу, открылась дверь и возник Тигран. Спокойный, уверенный и на удивление свежий, как будто всю ночь проспал в удобной кровати. За его спиной мелькал заведующий отделением и, конечно же, Лекс. Как без него? Но я была чертовски рада видеть даже его, хотя внешне радость никак не выразила, сил не осталось ни на что. И Тигран понял моё состояние, потому что прямым ходом пошёл не к маме, а ко мне. — Ну и что за умирающий вид? Ты когда ела последний раз? Пошли-ка со мной. Сгрёб меня в охапку, как кутёнка, и куда-то повёл. Я пыталась сопротивляться, объяснять, что нужно заниматься мамой, а не мной, что со мной вообще полный порядок, но Тигран меня не слушал, только повторял: «Разберёмся, мы сейчас во всём разберёмся». Он него так вкусно и знакомо пахло, и я вдруг подумала, что он пахнет спокойствием и надёжностью. Он хотел посадить меня в какую-то машину, сказав, что она отвезёт меня домой. Но когда я поняла, что сам Тигран со мной не поедет, я в ужасе вцепилась в его пиджак и заскулила, что никуда одна не поеду. Перспектива снова оказаться в машине с незнакомым мужиком вызывала панику. Мне показалось, в тот момент Тигран растерялся, наверное, я демонстрировала уж слишком нетипичное для себя самой поведение. Но он снова понял. И сел в машину рядом, на ходу отдавая какие-то распоряжения Лексу. Что было дальше, я не помнила. Проснулась на своём диване от того, что по мне топталась Маруся, мамина придурковатая кошка. Открыла глаза и увидела Тиграна. Он сидел в компьютерном кресле за столом, в очках, без пиджака, но в брюках от костюма, и сосредоточенно что-то рассматривал в лежавшем перед ним телефоне. У него был смартфон из последних, с очень большим экраном, практически планшет. Собственно, планшет он ему и заменял, только ещё звонил иногда. Тигран на удивление хорошо для своего возраста пользовался техникой, я не однажды видела, как он смотрит в телефоне котировки и даже что-то отправляет прямо с мобильника. — Ну что, нефть не обесценилась? — не удержалась я. Признаться, мне было немного стыдно за ночные истерики, и хотелось восстановить позиции привычной язвительностью. Тигран поднял голову и улыбнулся. — Она не обесценится, пока машины работают на горючем. А я вообще-то смотрю прогноз погоды. Жарковато у вас тут. Доброе утро, котёнок! — Чего сразу у нас? Я бы с удовольствием забыла про существование этого города, — проворчала я, поднимаясь с дивана — Тигран уже ковылял мне навстречу для утреннего поцелуя. — Почему? Такой милый городок. — Из окна «Мерседеса» все городки милые. Что с мамой? — Всё в порядке. Тигран вернулся в кресло. В небольшой маминой квартире он казался таким огромным и несуразным. Было как-то дико видеть его в интерьерах собственного детства. — Стэн поставили, лечение назначили, все необходимые лекарства вводят. Думаю, завтра мы её сможем навестить. Он опять излучал безмятежность, словно ничего особенного не произошло. — А послезавтра, — продолжил Тигран, — если всё будет нормально, заберём её в Москву, в один очень хороший кардиоцентр. Есть там такой профессор Карлинский, он настоящие чудеса творит. Так, ну что опять случилось? Надо же, какая наблюдательность. Вероятно, мои мысли отразились у меня на лице. Я судорожно вздохнула. — Не знаю, Тигран, всё так неожиданно, так жутко. Никогда мама на здоровье не жаловалась, а тут в один день… Стэны какие-то! Ей всего пятьдесят пять, а она будет жить с железками в сердце! — Не в сердце, а в сосудах, — педантично поправил Тигран. — И не совсем с железками. Поверь, солнышко, тут нет ничего страшного и особенного. Это даже не больно. — Ты откуда знаешь? — огрызнулась я и осеклась, увидев его смеющийся взгляд. — У тебя что, тоже? — Уже пять лет. И знаешь, без них некоторые весьма приятные моменты нашей жизни вряд ли бы состоялись. Он так многозначительно улыбался. Так хотелось дать ему по морде. И обнять одновременно. И снова зарыдать. Чёрт, да что ж со мной такое-то? В общем, восстановить стервозный статус у меня не получилось. Дабы не усугубить ситуацию и опять не разреветься, я поспешно ретировалась сначала в санузел, где, согнувшись в три погибели, чистила зубы над ванной, проклиная тех придурков, которые конструировали эти дома для гномов, а потом на кухню. После евроремонта кухня приобрела более-менее приличный вид, но больше всё равно не стала. Мама поизвращалась тут от души: выдвигающиеся шкафы, откидывающийся от подоконника столик, впихнутая в крохотное пространство между шкафом и раковиной микроволновка, даже плоский телевизор на угловом кронштейне. Кулибин рыдал бы от зависти, увидь он, как жители «хрущёвок» организовывают доставшееся им пространство. На маминой кухне я и до ремонта плохо ориентировалась — в те редкие моменты, когда мама что-то готовила, к ней не стоило подходить на расстояние взрыва. Я знала только, где холодильник. Сейчас же и вовсе потерялась. Где у неё тут кофеварка? Или хотя бы турка? Не в ковшике же кофе варить. Да и сам кофе нигде не наблюдался. К тому же дико хотелось жрать, несмотря на то, что обычно я не завтракаю. — Яичницу будешь? — крикнула я в коридор, услышав приближающийся стук палки. — С колбасой. Больше всё равно ничего нет. А рестораны в этом городе только по вечерам работают. — Буду, сто лет яичницу не ел, — Тигран бочком протиснулся на кухню. — Котёнок, может быть, переберёмся в гостиницу? — Ага, пятизвёздочную. Рэдиссон Сас! Тиграш, в Энске всего одна гостиница. И поверь, таких клоповников ты никогда в жизни не видел. Тигран неопределённо хмыкнул, но спорить не стал. Он тяжело плюхнулся за столик, умостил руки на палке и стал наблюдать, как я борюсь с плитой и ищу сковородку. — В доме совсем нет мужских вещей, — заметил он. — Твоя мама живёт одна? — Она считает, что все мужики козлы. — А твой папа?