— Я старше тебя. — Но ты не большая. Мы с Пэкстоном обменялись взглядами, прежде чем прекратить глупую ссору. — Давайте поедим курицу, — сказал он в зеркало заднего вида. Я засмеялась, когда они одновременно закричали «нет». — Чаки Чиз, — обоюдно решили они. Пэкстон свернул направо, направляясь к Марии, его любимой пиццерии. — О, нет, я сказал пицца, а не Чаки Чиз. Ненавижу это место. — Но мы хотим поиграть там, — заныла Фи. Я уставилась в окно, слушая в пол уха, внезапно ощутив какое-то предчувствие, дежавю. Словно я уже однажды проживала подобную сцену. Только я сидела на заднем сидении. Я вела спор. — Гэбби сказала, что мы бастарды, потому что у нас нет отца. Я не бастард. Скажи ей, что я не одна из них, — пожаловалась я с заднего сидения. — Нет, это правда. Мы обе бастарды. У нас нет папы. Движущийся за нами грузовик завизжал шинами и загудел в клаксон, когда мама свернула машину к обочине дороги. — Вы не бастарды. У вас есть папа. Я моргнула, пытаясь сфокусироваться на Пэкстоне. — Привет. — А? — Ты куда улетела? — Я… я не уверена. У меня есть папа. — Эм. Ладно. Пэкстон сменил тему, когда одна из девочек спросила, кем был мой папа. Вместо этого он заговорил о школе, спрашивая Роуэн, что она думала о пропуске первого класса. — Я тоже пропущу детский садик, — решила Офелия. И снова мое внимание перехватила семья и вражда между спорящими девочками. Пэкстон объяснил Фи, как весело в детском садике, и она очень быстро поменяла решение. Я смотрела на ограждение у дороги, пытаясь вернуть те видения, которые были нужны мне больше всего. Эти мысли вылетели сразу же, как только мы заняли столик в Чаки Чиз — мой муж снова сдался. Пэкстон был хорошим человеком. Мужчиной, по которому пускали слюни женщины, отцом, которого хотела каждая жена, любовником, заставляющим пальцы на твоих ногах сжиматься. Я улыбнулась ему с другой стороны стола, думая о своем глупом наблюдении, и покачала головой из стороны в сторону. — Что? — тут же спросил он. Я посмотрела на свою сырную пиццу, накручивая сыр на вилку. — Ничего, просто фантазия. — Что такое фантазия? — спросила Фи, откусывая уже от третьего кусочка пиццы. Пэкстон посмотрел на Фи, затем снова на меня. — Боже, ты что, не кормила ее сегодня? — Знаю, она ест не в себя, — ответила я Пэкстону, а после и на вопрос Фи, которая смотрела на него. — Это притворство. Фантазия — это что-то нереальное. Пэкстон сузил на меня глаза, переваривая мои слова. Я не сказала ничего, что не было правдой. Он это знал. Несомненно, он мог по щелчку пальцев снять с себя обличие овечки. Я много раз это видела за последние несколько месяцев. В одно мгновение он был мягким и нежным, как овечка, а в другое — волком, поедающим бедного олененка. Прожует и выплюнет в мгновение ока. — У меня полный живот, — объявила Роуэн, поглаживая живот круговыми движениями. — Можешь идти, — кивнула я, вытирая соус с уголка ее губ. — Я тоже, мамочка? — Да, ты доела? — Да, но я хочу допить свой напиток. Не выбрасывай его, — прокричала, убегая, Офелия, пытаясь обогнать Роуэн. Я смотрела им вслед, продолжая вести обычную беседу с Пэкстоном: — Смотри, они обе направились прямиком к скалодрому, каждая желает обогнать другую, — я сделала глоток через соломинку и повернулась к нему, когда он не ответил. — Что? — Думаешь, это нереально? Я закатила глаза и повернулась к девочкам. Офелия добежала до скалодрома на два шага быстрее Роу. — Не делай из этого проблему, Пэкстон. — Хорошо. Я просто упомяну об этом в разговоре с девочками, и ты сможешь объяснить им, ладно? Почему я чувствовала вину из-за всего, что говорила ему, для меня было непонятно. Не могу сказать, что он не заслуживал этого, но, тем не менее, меня грызла совесть. — Прости, — сказала я, снимая туфлю с левой ноги в жалкой попытке флирта. Склонив голову и хитро улыбнувшись, я провела пальцами по его ноге. — Думаешь, я не люблю тебя, Габриэлла? Люблю. Я не стану приукрашивать свои чувства. Не говорю того, чего не подразумеваю. — Пэкстон, не делай из мухи слона. Я ничего не хотела этим сказать. — Почему в машине ты сказала, что у тебя есть отец? Я моргнула несколько раз, вспоминая об этом. — Не знаю. У меня было быстрое видение того, как мы с сестрой и мамой ехали по шоссе. Я была зла на Гэбби за то, что она назвала нас бастардами, так как у нас не было папы. Мама резко свернула к обочине и повернулась к нам, сказав обеим, что у нас был отец. Но это все. Это все, что я видела. Пэкстон смотрел на меня встревоженным взглядом. — Что? — наконец спросила я. — Гэбби? Гэбби сказала, что вы бастарды? — Да… — ответила я с сарказмом. — Так я и сказала. — Так ты не Гэбби? Это твои слова. — О, боже мой, Пэкстон. Может, прекратишь уже? Мы были маленькие, в возрасте Офелии. Тогда я еще была Изабеллой. Тебе и правда в это не верится? Скажи мне честно. Ты правда веришь в то, что я не та Габриэлла, на которой ты женился? — Временами не верю, временами верю. Если так, что ты… — Габриэлла! Где Роуэн и Офелия? Я обернулась как раз вовремя, чтобы поймать Шанс, летящую ко мне с распростертыми объятиями и радостным выражением лица. Я обняла ее, потому что хотела, а не потому что должна была. Я, вроде как, любила ее, но не ее маму и папу. Спор ее родителей, стоящих позади нее, был очевиден. Кэндес хотела уйти, а Лейн пытался вести себя цивилизованно. — Привет, малышка. Как дела? — Хорошо, у меня выпал четвертый зуб, видишь? — Правда? У Роуэн тоже. Тот же самый. Глаза Шанс расширились, а рот открылся. — Правда? Пойду посмотрю. Я перевела внимание на выражение лица Пэкстона. — Забирай девочек, — приказал он. Я вскинула руки в воздух в защитном жесте, останавливая его. — О, нет, я не стану этого делать. Они только пошли на площадку. Сам иди забирай. Я боюсь. Пэкстон не смог сдержаться. Он усмехнулся, и я последовала его примеру. Напряжение между нами ослабло благодаря простой улыбке и взгляду. Взгляду, которого я не понимала, и, уверена, он тоже. Значение, которого не осознавал ни один из нас. — Могу я подкупить их мороженым?