Часть 17 из 36 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Будьте так любезны.
— Хорошо. Слушай. Например, изобличить тебя мы сможем, сделав слепки с отпечатков подошв сапог, что видны на месте преступления. Именно этим сейчас занимаются наши эксперты. Удивлён?
— Н-да, сапоги дело такое, — хмыкнул я, отметив, что данный момент я не учёл.
А ведь, действительно, в доинтернетную эпоху, в советских фильмах, в которых те или иные милиционеры и следователи раскрывали преступления, постоянно показывали, как они ведут расследования. То фотографии шин автомобиля анализируют и сравнивают, то делают какие-то слепки от подошв, то на земле или полу собирают валяющиеся там бумажки, и даже показывали, как окурки на месте преступления подбирают. Таким образом, любой взрослый гражданин страны знал и был уверен, что при преступлении расследование будет вестись очень тщательно.
И вот сейчас следователь в общем-то доказал, что не зря получает зарплату. Действительно, если грамотно провести экспертизу и путём сравнения, и методом исключения начать исключать сапоги «дедов», то, вполне возможно, что на песке и на земле будут найдены отпечатки моих сапог.
Сами-то сапоги я от крови отмыл, тщательно потерев их щёткой с мылом, поэтому с этой стороны у меня было всё нормально. В этом времени генная экспертиза ещё широко не применяется, поэтому следы крови на сапогах обнаружить будет практически невозможно. Что же касается солдатской формы, то она вообще не испачкалась. Всю кровь беспредельщиков впитала в себя простыня, которая была надета на мне. А в связи с тем, что я старался по лицу врагов особо не бить, чтобы не вызвать у них кровотечение и не поранить руки, то и рукава гимнастёрки были не испачканы. Я их после боя так же тщательно осмотрел и ничего не заметил.
А вот насчёт отпечатков сапог совсем не подумал.
— Что молчишь? Язык проглотил? — напомнил о себе следователь. — Ну так скажи, найдём мы отпечатки твоих сапог на местах преступления?
— Вряд ли, — поняв, что в данном случае их идея не сработает, шмыгнул носом я. — И даже скажу больше: нет, не найдёте.
— Ты в этом так уверен?
— Даю стопроцентную гарантию!
— А если найдём?
— Не найдёте, ибо меня там не было. А если бы даже и был, то…
Я замолчал и улыбнулся, давая собеседникам шанс закончить мою мысль. Но те в этом вопросе не проявили смекалки, а лишь повторили последнее услышанное слово, что я сказал:
— То…
— То всё равно всё смоет дождь, который начался пять минут назад. И это не считая того факта, что сапоги моего самого распространённого в Союзе размера носит примерно треть личного состава этой воинской части.
Сказав это, я кивнул на окно, за которым первыми каплями на стекле обозначило себя именно указанное природное явление.
— Вот же чёрт! — воскликнул штатский. — Какой хитрый, а⁈ Всё предусмотрел.
— Всё да не всё, — нахмурился военный. — Подозреваемый не предусмотрел того факта, что мы найдём в канализационном колодце одежду, которую использовал преступник. И мы её нашли.
Сказал это он и буквально впился в меня взглядом, ожидая, что, прибив столь серьёзным доказательством, стимулирует к раскаянию. Но он ошибся, я не проявил особого беспокойства, а согласился с выводом следствия.
— Да, не предусмотрел.
Сам же стал анализировать варианты, куда бы ещё я мог бы спрятать вещи, если бы у меня была возможность вернуться в прошлое? Куда? Закопал бы в землю, например? Тоже не особо вариант. Если бы неглубоко закопал, то, наверняка, нашла бы поисковая собака. А глубоко закопать я просто не мог. Лопаты не было. Времени не было. Да и заметить могли мои раскопки-закопки. Какой ещё вариант? Спрятать одежду в вентиляционных шахтах? Так это на крышу надо было пробираться. Да и не факт, что они бы и там не нашли. Раз по канализации лазили, значит, и в вентиляцию бы непременно заглянули бы. Тогда куда? Не под кровать же тот испачканный кровью комплект постельного белья прятать. Там уж точно найдут. Так что вариант с колодцем был неплохой. Просто следователи оказались профессионалами, а потому и так быстро нашли.
Вообще, по-хорошему, от тряпок надо было бы избавиться полностью. И в моём варианте идеальным решением было бы сжечь все улики в печи или на костре. Печей в части было две. Одна в кочегарке — но она не работала, потому что сейчас было лето. А другая — на кухне. И тоже не работала, но по другой причине — потому, что в тот момент на дворе была ночь. Я уж не говорю о том, что доступа к этим печам у меня не было. У уж тем более на кухню. Ведь туда так просто обычного новобранца или солдата никто не пустит, ибо солдат всегда голодный и там он всё съест, до чего дотянется. Ну, а костёр разводить на территории воинской части, да ещё и в ночи, это вообще палево, так что с открытым пламенем тоже, очевидно, не получалось.
Наверняка можно было бы ещё придумать кучу способов, как более тщательно спрятать вещи, например, засунув их в покрышки колёс или, разрезав на лоскуты, запихать в бензобаки неработающей автомобильной техники. Но у меня и времени тогда особо не было на такие заморочки. Моё долгое отсутствие в казарме могли заметить, а этого я допустить не мог, ибо моё алиби строилось на том, что я никуда не отлучался и постоянно был у всех на виду.
Да и не старался я те вещи так уж сильно спрятать. Я знал, что через них они на меня никак выйти не смогут, а поэтому особо и не переживал.
— Так ты сознаёшься? — вывел меня из раздумий усатый.
— В чём? — поинтересовался я ангельским голосом.
— В том, что простыни и колпак твои?
— Нет.
— Но ты же сам только что признался, что не предусмотрел тот факт, что мы эти вещи найдём.
— Я такого не говорил, — помотал я головой. — Вы меня неправильно поняли. — И пояснил свою позицию. — Я согласился с вами, что преступник, как вы его называете, действительно не предусмотрел то, что вы найдёте его одежду. Вот и всё — не более того.
— Опять изворачиваешься, Кравцов! — усмехнулся лысый. — Признайся, что одежда твоя. И тебе это зачтётся, как смягчающее обстоятельство.
— Чего вы такое говорите, товарищ? Что значит это Ваше «признаться», коль я этого не делал? А может быть, мне заодно признаться в убийстве гражданина «К»?
— Что за убийство? Когда оно произошло? Где? — тут же зацепился за слова усатый.
— В 1963-м году. В Далласе, штат Техас. Там Кеннеди убили. Между прочим, президента Соединённых Штатов Америки! Может быть, мне и этот эпизод взять на себя?
— Шутишь? А зря! Тут не до шуток!
— А я весёлый, вот и шучу.
— Веселись, пока можешь, но это недолго продлится. Одежда преступника у нас, и мы рано или поздно выйдем на след совершившего преступление.
— Вот как? Отлично! Мы все будем этого ждать, равно как и развития генетики. То есть того прорыва, который она обязательно в будущем совершит, и сможет по следам на одежде ответить на вопрос: надевал ли её человек или нет. А пока предлагаю с меня все обвинения снять, и встретиться на этом самом месте лет через тридцать. Думаю, к тому времени наука вообще и генетика в частности дадут точный ответ, является ли Кравцов ку-клукс-клановцем.
Усатый прыснул, явно сдерживая смех.
«Это что, — улыбнулся я про себя, — вот настоящий бы Кравцов от таких шуток точно бы ржал, как конь. Не, как целый табун!».
Однако наше веселье лысый капитан не разделил. А потому допрос продолжился с новой силой.
Они опять стали спрашивать, где я был вечером. С кем и какие конфликты имел. Осматривали мои кулаки, одежду и, постоянно запугивая, настаивали на признании.
Я им отвечал со всей искренностью и убеждал, что к случившемуся я никакого отношения не имею. Как не имею я никаких конфликтов ни с кем. «Да какие ещё конфликты? Я тут меньше недели нахожусь!» Ну а после этого говорил о надежде на быстрейшее завершение расследования и о мире во всём мире.
Мои дружелюбные и крайне ценные показания в конце концов их настолько выбесили, что они, зачитав в который уже раз мне возможное обвинение, сказали, что я главный подозреваемый, практически обвиняемый, и что меня ждёт тюрьма.
Я помнил, что от тюрьмы и от сумы зарекаться не надо, а поэтому сказал:
— Товарищи следователи, вы собираетесь отправить меня под арест без каких-либо весомых оснований? Но это же нонсенс! У вас, товарищи, нет ни единого доказательства, что то ужасное преступление совершил именно Кравцов. Только слухи, доносы и кляузы. А ведь дело, что вы расследуете — серьёзное. Можно даже сказать — резонансное дело! А раз так, то оно непременно получит огласку. Не широкую, конечно, но всё же наверху знать обязательно будут. Оно и по другому быть не может — такое ЧП. У вас есть сомнения, что будет именно так? Нет? Тогда подумайте вот над чем: погладят ли по головке высокие начальники тех, кто по беспределу закрывает в тюрьму советских юношей, которые вчера окончили школу? Возможно, вы скажите, что вам всё равно, но так ли это? Подумайте, а не сломается ли ваша карьера, как соломинка, когда о том, что вы меня посадили без вины, узнает не только ваше начальство, но и на самом-самом верху? Ведь будет суд. И там я расскажу о судилище без вины. Хотите вы этого или нет, а кипиш я подниму нешуточный. Вы просчитали последствия? Ну, тогда вот ещё дровишек подкину, для размышлений. А что будет, когда об этом узнают на Западе и в их прессе появятся статьи, что в СССР вновь проходят репрессии, как в 37-м? Как вы думаете, кого в этом случае назначат виновным? Ваше начальство или вас? Думаете, не появится, потому что у нас холодная война? Ну, так я бы на вашем месте не был бы так уверен в полной изоляции страны.
Глава 17
Нет вины
— Ты что, нас пугаешь? — набычился лысый.
— Я вам рассказываю вероятное, ближайшее будущее. Там нас ждёт громкий судебный процесс, в котором будет осуждён по надуманным причинам безусый юнец. А вы уж думайте сами, имеет ли вам смысл носом рыть это дело или нет. Тем более, как вы прекрасно знаете, эти избитые солдаты устроили в части фактически рабство. Тот, кто их остановил и поставил на место, достоин не наказания, а награды. Я не знаю, кто это сделал, но знаю, что он сделал мир лучше. И если бы я его когда-нибудь увидел, то обязательно пожал бы ему руку за то, что он остановил, хотя бы на мгновение, хотя бы в одной конкретной части, такую распространяющуюся заразу, как дедовщина, которая калечит вчерашних детей.
Лысый вздохнул, поиграл в пальцах шариковой ручкой и, посмотрев на меня, произнёс:
— Я согласен с твоими выводами, что дедовщина — это неправильно. И что, вполне возможно, эти потерпевшие заслужили всё, что с ними произошло. Но ты пойми, начальство обязательно потребует результатов. Замять дело не получится. Так что преступник должен быть найден, изобличён и должен понести наказание! Другого варианта нет.
— А если нет? — произнёс я в задумчивости, а потом поправился: — В смысле да — варианта нет, но что если нет и преступника? Как вам такая версия?
Двое следователей удивлённо переглянулись, пару секунд помолчали, а потом усатый уточнил:
— Как это нет? Он же всех избил, и его все видели.
— Кого? Ку-клукс-клановца? Вам самим то не смешно? Это же бред.
— Но бред не бред, однако почти все шестьдесят потерпевших видели человека, одетого в белые простыни.
— Я и говорю: ку-клукс-клановца они видели. Самого настоящего! Это он всех избил! Ага… Приехал спецом из США и избил. Да вы прикалываетесь, что ль? Представляю, как вы это будете писать в рапорте, и как, читая его, ваше начальство будет угорать со смеху.
— Что ты хочешь этим сказать? Никакого человека в простынях вовсе не было?
— Естественно, не было. Потерпевшие просто передрались между собой, вот и всё.
— Но как же тогда их показания, они все говорят, что человек был!
— Ну, а что им ещё говорить? Что они были пьяными и глюки поймали?
— А почему тогда их показания идентичны? Почему они не расходятся друг с другом? — задал логичный вопрос усатый.
— А потому, что они, насколько я понял, у вас друг от друга не изолированы. А значит, имеют возможность между собой общаться, например, путём передачи друг другу записок. Вот и договорились придерживаться одной версии.
— Так, по-твоему, они поймали галлюцинации? Из-за жары? Нет. На улице не очень жарко. Тогда от чего?
— Как от чего? От отравления ядовитыми веществами, коим является технический спирт. Они его выпили, и у них крыша поехала. Они увидели человека в белых одеждах и стали его пытаться поймать и избить. А так как этого человека в реальности не существовало, ибо он был только в их видениях, то они избили друг друга, то есть сами себя.
Лысый хмыкнул, а потом посмотрел на усатого.
Тот пожевал губы, вздохнул и покачал головой:
— Интересная версия. Но не сходятся в ней концы с концами…