Часть 49 из 94 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я думаю, где сейчас Лео или родители. Думаю о чем-нибудь другом, но только не о том, как мое тело разрывают на части и сердце крушится в мелкие дребезги.
Каждая секунда становится для меня пыткой. Эта пытка продолжается, пока я не захлебываюсь в собственных слезах и тошноте, подступающей к горлу.
Резко открываю глаза и жмурюсь, когда кто-то трясет меня и просит посмотреть ему в глаза. Я озираюсь по сторонам. До меня долго доходит, где я нахожусь, затем нахожу обеспокоенный взгляд Шона и почему-то успокаиваюсь.
Глубоко выдыхаю и сжимаю кусок одеяла крепче, зарываясь с головой в подушку. Этот кошмар никогда не закончится... Когда Шон осматривает мое лицо, осторожно вытирает с моих щек слезы и молча придвигается ближе.
- Что тебе снилось? Ты кричала, Хло... - начинает он, глубоко дыша. Он укладывает меня, кладя голову на плечо.
Я шмыгаю носом и только сейчас осознаю, что все еще безмолвно плачу. Утыкаюсь ему в шею и глубоко вдыхаю. Мое тело все еще трясет. Тогда Шон тянется вперед и накрывает нас одеялом.
Его запах повсюду, но чтобы падать в обморок или бежать отсюда - этого всего не хотелось. Его руки крепче обхватывают меня, он склоняет голову ближе к моей макушке и мягко целует ее.
Я закрываю глаза и что-то бормочу ему в ухо. Слышу усмешку с его стороны, но на данный момент мне сложно разобрать, что он хотел сказать.
- Это всего лишь сон, Шон. Всего лишь... - я зеваю, а Шон вздыхает.
Он поглаживает меня по спине и мое тело напрягается. Я ерзаю, но он все еще держит меня возле себя. Так близко, что трудно дышать.
- Шон... - предупреждаю его, тихо всхлипывая и чувствуя, будто сон воплощается в реальность. Меня с нова начинает немного потряхивать.
- Не волнуйся так, Хло, я не буду тебя трогать. Засыпай, - говорит он устало.
Через минуту он отстраняется от меня, полностью укрывает меня одеялом и поворачивается ко мне спиной. Изо рта неожиданно выходит разочарованный вздох.
Я вытираю слезы со щек, когда неуверенно усмехается Шон. Он протягивает ко мне свою руку, но не приближается. Я могу чувствовать его тепло только от руки, сжимающую мою собственную.
Понемногу сердцебиение усмиряется и дыхание выравнивается.
- Засыпай, я буду здесь, - шепчет он, крепче сжимая мою руку, пока мы оба не засыпаем.
Шон
Неохотно открыв веки, я замечаю, что мы уснули со сцепленными руками. Ее каштановые локоны за ночь растрепались и теперь разбросаны по всей подушке. Хло что-то мычит себе под нос, и мои губы растягиваются в улыбке. Осторожно, чтобы не разбудить ее, я встаю с постели. Вчера она мне показалось такой ранимой и невинной, что с каждым разом сжималось сердце.
Вчера ночью она тревожно спала и громко кричала. Я понятия не имею, что это было или кто ее так напугал. Мне это не нравилось и хотелось просто набить морду тому, кто или что довело ее до такого состояния.
Спустившись вниз, на стене зазвонил телефон. Я замер на месте. Он звонил довольно редко с тех пор, как я приезжал сюда. Сейчас, кто бы это ни был, его не ждали. В любом случае я поражен.
- Слушаю... - говорю вполголоса в трубку, смотря на входную дверь.
Сначала в трубке молчат и я уже намереваюсь повесить трубку, как голос с хрипотцой отвечает мне, подвергая меня в полный ступор.
- Привет, сын. Это я, твой папа.
- Привет, что-то случилось? Последний раз ты звонил сюда, когда тебе нужны были деньги на твой новый бизнес, - говорю ему, скрежетя зубами.
Дело в том, когда я был еще подростком, а мама тусовалась с новым хахалем, мне приходилось заботиться о себе самому.
Отец вечно уходил играть в покер со своими друзьями, даже не покормив меня или не спросив, как мои дела. Он просто уходил играть, а через какое-то время, когда его карманы пустели, он прибегал к моей матери и просил денег, уверяя, что вернет в ближайшие дни. Она верила ему и давала все, что у нее было, лишь бы он не трогал ее.
Я будто был для них третьим лишним. Поэтому, когда мне исполнилось восемнадцать лет я убежал из дому и поселился с Лэнксом. Он - был моим домом. Теперь, после того, как Лэнкс сбежал, а я отсидел шесть лет, у меня нет дома. Эта лачуга - единственное, что осталось у меня. И теперь я здесь.
Что нужно было моему "любимому" папочке от меня - я не знал.