Лунин с силой ткнул в бок уже открывшего было рот Зубарева. — И вам скажу, молодые люди. — Щербаков снял очки и задумчиво потер дужкой переносицу. — Костик был при деньгах. Причем при хороших деньгах, — он вновь водрузил очки на нос, — ума не приложу, где он их мог взять? — До свидания, Леонид Григорьевич. — Илья первым выпихнул из квартиры Зубарева, затем вышел сам и захлопнул тяжелую, железную дверь. В ожидании лифта недовольный оперативник метался от стены к стене на лестничной площадке, не говоря ни слова. Лунина молчание капитана вполне устраивало, и он не торопился первым начать разговор. Когда лифт наконец пришел, и грязные, снизу доверху исписанные маркером двери с ужасающим грохотом захлопнулись, Зубарев наконец не выдержал: — Зря мы ушли, глупость сделали. Надо было квартиру пошерстить. Вызвали бы группу, поработали часок-другой, что-нибудь да нашли бы. — Сомневаюсь, — Илья застегнул пальто на все пуговицы и поднял воротник, — хотя, вру. Не сомневаюсь. Нет там ничего сейчас. Ты что, не видел, насколько он был уверен? Ну потрясли бы мы его, и что? Опозорились бы по полной программе. Мне вообще кажется, что он к наркотикам как таковым давно не прикасался. — Ага, — Зубарев вышел из лифта и, последовав примеру Ильи, затянул молнию на пуховике до самого горла, — еще скажи, что он завязал. Ты пойми, Илья, наркота — это самолет. Из него на ходу не выходят. — Я и не думаю, что он вышел, — Лунин распахнул дверь подъезда, и тут же в лицо ему ударило холодом, — надо было сказать, чтобы машину поближе подогнали. Щербаков, думаю, просто перестал торговать из квартиры. Мне вообще казалось, так давно никто не делает, хотя я, конечно, по этой теме никогда не работал. За ним бы, конечно, последить надо. Только кто это делать будет? — Никто и не будет, — буркнул капитан, засовывая руки в карманы, — я, конечно, узнаю в наркоотделе, есть ли у них что на него. Скорее всего, что-то есть, но раз они его не трогают, значит, он им нужен, так что по их линии вряд ли толк какой будет. — По их линии вообще редко, когда толк бывает, — заключил Илья. Оставшуюся часть пути до машины они шли молча. Зубарев уже собирался забраться в прогретый салон «приоры», когда Лунин положил руку ему на плечо. — Подожди, сказать тебе кое-что надо, — Илья встал неудачно и ледяной ветер дул прямо ему в лицо, — по двум пунктам. — По двум — это долго. Может, в машине? — Зубареву тоже было холодно, но Лунин отрицательно замотал головой. — Нет, стой здесь. Первый пункт простой. Этого Токовенко надо найти, чем скорее, тем лучше. Думаю, от него мы узнаем, кто был с ними третьим. Так что объявляй его в розыск. — Давай второй пункт, — хмуро отозвался капитан. — Второй пункт заключается в том, — с трудом подбирал слова Лунин, — что «как хочешь» для меня ничего добывать не надо, желательно делать это как следует. — «Как следует» — это как? — Как следует, Вадим, это по закону. Если бы у нас все и у всех делалось по закону, жить было бы гораздо проще. Не перебивай! — Лунин предупреждающе поднял руку. — Но поскольку я уже мальчик взрослый, аж целый майор, и знаю, что по закону не всегда получается, то я тебе так скажу. Если я что-то знаю и с этим согласен, или даже не согласен, но верю, что так было надо, я никогда и ни от кого не откажусь, надеюсь, ты меня услышишь, и к этой теме мы возвращаться не будем. Но если ты что-то делаешь втихаря, за моей спиной, зная, что я никогда на это не соглашусь, то тебе, если за руку схватят, винить, кроме себя, будет некого. Думаю, и это понятно тоже. Лицо у Лунина уже совсем замерзло, Илья нашарил в кармане пальто носовой платок и высморкался. — Ладно, праведник, поехали, а то простынешь еще, — хмыкнул оперативник. В машине Кирюша предпринял несколько неудачных попыток разузнать, чем же закончился визит к Полярнику, но после того, как Зубарев показал ему кулак, в салоне машины стало тихо. Подъехав к управлению, полицейский автомобиль остановился возле засыпанного снегом «хайлендера», и Лунин, уже который раз за день, с грустью подумал о том, что так и не купил щетку для чистки снега. Он уже выбирался из машины, когда капитан обернулся. — Лунин, думаю, что я тебя понял, — Зубарев усмехнулся, — по всем пунктам. * * * Войдя в квартиру, Илья присел на корточки и подхватил на руки бросившуюся к нему Рокси. — Привет, моя маленькая. Ты соскучилась? Ты думала, я опять куда-то пропал? Не бойся, я теперь никуда от тебя не уеду. Болонка восторженно тявкнула, попыталась лизнуть Лунина в нос, но не дотянулась. — И что, ты хочешь сказать, что надо идти на улицу? — Не успел Илья поставить собаку на пол, как та принялась скрести лапой дверь. — Ты знаешь, какой там холод? Может, в лоточек? Нет? — Илья обреченно вздохнул. — Ну пошли, только быстро, туда и обратно, у меня и так уже из носа реки текут. Болонка вновь восторженно залаяла. * * * Он упал на колени, скрючился и, прижимая собаку к груди, громко, не сдерживаясь, зарыдал. Он не видел и не слышал ничего, выступившие на глазах слезы укрыли от него и стены кухни, и весь остальной мир плотной соленой пеленой. Возможно, все дело было в руках. Руки Ильи находились где-то там, по другую сторону непроглядной завесы, и эти руки почувствовали легкий, едва заметный толчок. Через некоторое время этот слабый, почти неощутимый толчок повторился, а еще спустя несколько секунд заторможенное сознание Лунина смогло перевести полученный по нервным окончаниям сигнал на человеческий язык. Болонка была еще жива, сердце Рокси пусть слабо, неуверенно, но все еще билось. Все происходившее потом, в тот уже достаточно далекий августовский вечер слилось в голове Ильи в какой-то странный, пестрый клубок обрывочных воспоминаний. Безуспешные попытки напоить не приходящую в чувство собаку водой, судорожный поиск в Интернете круглосуточной ветеринарной лечебницы, марш-бросок на бешеной скорости через несколько кварталов и вечно горящих красным светофоров с лежащей у него на коленях Рокси, бесконечно мучительное ожидание в пустом коридоре, украшенном несчетным количеством изображений лающих, мяукающих, кукарекающих или вовсе молчаливых друзей человека. — Холодно ведь, пойдем, — жалобно попросил Илья, болонка вопросительно оглянулась на Лунина, и тот позвал уже более настойчиво: — Пойдем домой, Рокси. Вернувшись наконец в квартиру, Илья сразу же, не переодеваясь, отправился на кухню. Чтобы вода для пельменей согрелась быстрее, он вскипятил ее в чайнике, а затем перелил в кастрюлю. Высыпав в бурлящую воду половину килограммовой пачки, Илья немного поводил ложкой вдоль стенок кастрюли, заставляя пельмени кружиться в первом и последнем в их жизни хороводе, и включил телевизор. Круглосуточный новостной канал был, по мнению Лунина, хорош тем, что его можно было начинать смотреть в любое время суток и не бояться пропустить что-то важное. Даже если не включать телевизор пару дней, а то и неделю, все, что ты узнаешь, оказавшись перед экраном, так это то, что жить в стране стало еще лучше, чем было некоторое время назад, а за то время, пока телевизор был выключен, руководство страны успело решить еще несколько важных проблем, значительно облегчив и без того весьма благодатное бытие своих сограждан. Иногда Илье казалось странным, что при столь обильном количестве успешно решенных трудностей, каким-то неведомым образом возникают новые, еще не решенные, из-за чего многие, занимающие высокие и ответственные посты, люди вынуждены работать, не зная отдыха и смены, уже долгие годы. В эти минуты ведущий новостей, очевидно, каким-то неведомым образом знающий все, что происходит в голове Лунина, доверительно улыбался и напоминал, что если бы не недружелюбная политика и несправедливое к нам отношение лидеров ряда европейских и неевропейских государств, то число решенных проблем было бы еще значительнее, а нерешенных скатилось бы до уровня статистической погрешности. Вздохнув, Лунин выключил плиту и телевизор. Плиту — потому, что пельмени уже сварились, а телевизор — просто потому, что так неожиданно захотелось. Глава 6 Понедельник не принес ничего нового, кроме очередного обильного снегопада, который Лунин, купивший все же за выходные новую щетку для чистки снега, воспринял философски, как неизбежное зло, которое будет периодически посещать город ближайшие несколько месяцев. Выслушав доклад Лунина о его вечерних пятничных похождениях, Хованский удивленно хмыкнул и назидательно изрек: — Надо было тебя пораньше взгреть как следует, чтоб ты разморозился. Глядишь, уже бы и дело в суд передали, не дожидаясь, пока у вас подозреваемый на тот свет отправится, — Дмитрий Романович погрозил Лунину пальцем, — а ведь они так все помрут, Илюша, поверь моему опыту. — Вы думаете, что кто-то решил избавиться от исполнителей? — Лунин удивился, как такая простая мысль ему самому не пришла в голову. — Я думаю, что, если ты так будешь ковыряться, они все от старости кони двинут, — рявкнул генерал, — то, что у тебя, наконец, какой-то вариант нарисовался, — это, Илюша, хорошо, это радует. А вот то, что этот вариант дохлый, — это уже плохо. Сходи поработай, оперативников напряги, сам напрягись, но этого Костю, как там его? — Токовенко, — подсказал Илья. — Вот эту Токовенко ты мне вынь и положь, — изрек Хованский, — я ясно выражаюсь? — Так точно, — буркнул Илья, рассчитывавший на более одобрительную оценку руководством его пятничных усилий. — Тогда чего сидим, Лунин? — удивленно поднял брови Дмитрий Романович. — Выполняем! Вперед, вперед, вперед! Очевидно, могучая логика и богатый жизненный опыт генерала подсказывали ему, что лучше повторить указание несколько раз, чем потом выяснять у подчиненных, почему именно оно не выполнено, хотя, по мнению Ильи, прямой зависимости между интенсивностью наставлений от руководства и успешностью решаемых подчиненными задач не существовало. Вторник не принес ничего, даже снега, что, впрочем, само по себе было уже неплохо. Солнце щедро заливало светом кабинетик Лунина, так что Илья, поддавшись минутному порыву, распахнул окно, желая в полной мере насладиться теплом солнечных лучей, но тут же захлопнул его обратно, в очередной раз убедившись, что все вокруг лишь талантливо исполненная иллюзия, а зимнее солнце до боли напоминает включенный новостной канал. Так же ярко, так же жизнерадостно, вот только почему-то никак невозможно согреться. Зубарев позвонил в среду. — Ты на месте? — осведомился он, как только Лунин принял звонок. — Здравствуй, Вадим, — промычал Лунин. Говорить Илье было не очень удобно. Светочка, секретарша Хованского, угостила Лунина собственноручно испеченным ею яблочным пирогом с грецкими орехами и корицей. Пирог был великолепен, да и Светочка в этот день была само очарование. Лунин едва успел налить кофе в чашки и запихать в рот самый большой кусок пирога, когда столь некстати прозвучавший звонок нарушил очаровательную атмосферу дружеских посиделок, которые, благодаря настойчивым усилиям Светочки, имели все шансы вылиться в нечто большее. — Скажи, пусть позже перезвонит, — шепотом попросила Светочка, коснувшись губами мочки левого уха Ильи, отчего это самое ухо стремительно начало краснеть. — Я сейчас за тобой заеду, минут через пять буду уже, — сообщил Зубарев, — спускайся вниз, чтоб мне не ждать. — А это по поводу? — Илья отхлебнул кофе и смог разом проглотить заполнивший рот кусок пирога. — Это по поводу, — согласился оперативник, — поедем с Токовенко знакомиться. — Даже так? — удивился Лунин. — Его что, задержали? — Можно и так сказать, — хмыкнул Зубарев, — вернее будет, задерживают. Из последних сил. Он в реанимации, черепно-мозговая у него. Но в сознании. Ну все, скоро буду. Лунин с сожалением перевел взгляд с замолчавшего телефона на блюдо с нарезанным аккуратными прямоугольниками пирогом, а затем и на Светочку. Ему искренне не хотелось с ними расставаться, но выбора у него не было. — Опера? Надо ехать? — Светочка поняла все быстро, все же три года работы секретарем у Хованского не прошли даром. — Давай я тебе пирог положу в пакетик? У меня есть как раз. — Она зашуршала белым полиэтиленом с броской ярко-розовой надписью: #янесукрасоту. — Давай я тебе побольше положу, ты же там не один будешь, ребят угостишь. Опера-то, они всегда голодные. Лунин хотел было отказаться, но подумал, что Светочка может решить, что ему не понравился пирог, и обидеться, а этого ему совсем не хотелось. К тому же, сам себе признался Илья, проявляемая ею забота была приятна. О Лунине так уже давно никто не заботился. Раньше это делала мама, но это было давно, до того, как он женился на Юленьке, а потом этого уже почему-то не делал никто. — Ну все, беги. — Светочка сунула ему в руки пакет и неодобрительно взглянула на открытое горло Лунина. — Плохо, что ты без шарфа ходишь, зима ведь. — Ничего, мне только до машины, — смутился Лунин.