До заката еще далеко, но горы очень высоки, и сумерки наступают быстро. Длинные тени бегут по летному полю, расположенному в долине. Кажется, можно коснуться неба. Провести пальцами, унизанными драгоценными камнями, по облакам, заставить звезды истекать кровавым светом. Вместо этого я держу руки по швам, и мои многочисленные кольца и браслеты скрыты складками одежды. Всего лишь декорация. Красивые, бесполезные, молчаливые вещи. Такой хотели меня видеть родители. Взлетная полоса заканчивается на краю отвесного утеса. Горные склоны обрамляют горизонт резным узором. Кэл высится на фоне неба, глядя на восток, где небо окрашено акварельными оттенками фиолетового. Долину накрывает тень; как будто весь мир померк в тени Монфора. Кэл не один. Его дядя, чудак из Дома Джейкоса, стоит рядом с ним. Он что-то записывает в блокноте нервными птичьими движениями. Два Стража, один в оранжево-красном одеянии Лероланов, другой в желтых цветах Дома Лариса, стоят по бокам, на почтительном расстоянии. Принц-изгнанник смотрит в никуда и не двигается, только ветер развевает алый плащ. Перевернуть цвета Дома – разумное решение. Лучше избегать ассоциаций с Мэйвеном. Я содрогаюсь при воспоминании о его белом лице и синих глазах, о всепожирающем огне, которым он горел. У Мэйвена нет ничего, кроме неутолимого голода. Кэл стоит неподвижно, пока Мэра не выходит из самолета вместе со своим семейством. Они торопливо направляются к ожидающим их монфорцам. Голоса эхом отдаются от каменных стен высокогорной долины. Эти Бэрроу такие… шумные. У коротышки Мэры на удивление высокие братья. А при виде ее младшей сестры у меня все сжимается в животе. У девочки рыжие волосы. Темней, чем у Элейн, без яркого блеска. И кожа у нее не светится – ни благодаря способности, ни от необъяснимого внутреннего шарма. Младшую Бэрроу не назовешь ни тусклой, ни соблазнительной. Она просто хорошенькая, с золотистым личиком. Непритязательная красота. Обычная. Красная. А Элейн – особенная, внешне и внутренне. В моих глазах у нее нет равных. Но, тем не менее, младшая Бэрроу напоминает мне о человеке, о котором я мечтаю и с которым не могу соединиться. Элейн здесь нет, и моего брата тоже. Такова цена. Ради безопасности Толли. Генерал Фарли обязательно убьет его, если получит такую возможность, и я не намерена давать ей шанс. Даже во имя собственной любви. Кэл поворачивается и смотрит вслед Мэре, которую монфорцы, вместе с прочими Бэрроу, увлекают к транспортам; его взгляд неотрывно устремлен ей в спину. Какой идиотизм. Она прямо перед ним, а он продолжает упираться. Ради такой хрупкой и непостоянной вещи, как корона. Но, в любом случае, я ему завидую. Он мог выбрать Мэру, если бы захотел. Если бы и у меня была возможность выбирать! – Ты считаешь моего внука глупцом, не так ли? Я поворачиваюсь и встречаю взгляд Анабель Леролан. Смертоносные пальцы сплетены на животе, на лбу блестит венец из розового золота. Как и все остальные, она постаралась принарядиться. Стиснув зубы, я склоняюсь в неглубоком, но безупречном поклоне. – Не понимаю вас, ваше величество. Я даже не пытаюсь говорить убедительно. Никаких последствий, хороших или дурных, от этого не будет. Ее мнение обо мне не изменится. Так или иначе, она контролирует мою жизнь. – Ты привязана к девушке из Дома Хейвена, да? К дочери Джеральда, – Анабель смело подходит ближе. – Если не ошибаюсь, она замужем за твоим братом. Как и ты, она – будущая королева. Ее слова полны угрозы, как мамины змеи – яда. Я заставляю себя рассмеяться. – Мои преходящие увлечения – не ваше дело. Старая королева постукивает пальцем по сморщенным костяшкам другой руки. Затем она поджимает губы, и морщины вокруг ее рта углубляются. – Напротив. Особенно если ты так быстро лжешь, чтобы отвлечь внимание от Элейн Хейвен. Преходящее увлечение? Сомневаюсь, Эванжелина. Ты несомненно влюблена… – она прищуривается. – У нас с тобой больше общего, чем ты думаешь. Я отчасти усмехаюсь ей в лицо, отчасти скалюсь. – Я, как и все, в курсе старых придворных сплетен. Фавориты, да? У вашего мужа был фаворит, мужчина по имени Роберт, и вы думаете, что это даст нам какое-то… взаимопонимание? – Я вышла за короля Калора и сидела рядом с ним, в то время как он любил другого. Пожалуй, я знаю, каково это… – она шевелит двумя пальцами перед моим лицом. – К твоему сведению, лучше всего живется, когда стороны заключают соглашение. И когда не остается тайн. Думай что хочешь, но вы с моим внуком должны быть союзниками во всем. Другого способа выжить нет. – Вы имеете в виду – выжить в его тени, – огрызаюсь я, не в силах удержаться. Анабель моргает, и на ее лице я вижу непривычное замешательство. Затем она улыбается и наклоняет голову. – Королевы тоже отбрасывают тень. Выражение ее лица вдруг меняется. – А, премьер, – произносит она и поворачивается налево, к человеку, стоящему за моей спиной. Я тоже. Дэвидсон делает шаг вперед. Он кивает, пристально глядя на нас. Его косо посаженные глаза странного золотистого цвета перебегают с Анабель на меня. Только они и кажутся живыми. Всё остальное, от невыразительного, бесстрастного лица до неподвижных пальцев, как будто обуздано железной волей. – Ваше величество. Ваше высочество, – говорит Дэвидсон, вновь склоняя голову. За ним стоят охранники-монфорцы в зеленом, а кроме того – целая толпа солдат и офицеров. Их десятки. Некоторые прилетели вместе с Дэвидсоном из Пьемонта, но большинство ждало здесь его прибытия. «У премьера всегда было столько охраны? Столько оружия?» Мысленно я нащупываю пули в чужих патронниках, по привычке пересчитываю их и одновременно уплотняю железные накладки в платье, защищая жизненно важные органы. Премьер делает широкий жест одной рукой. – Я надеюсь сопроводить вас обеих в столицу и первым приветствовать в Свободной республике Монфор. Хотя он изо всех сил старается сохранять бесстрастие, в его голосе я слышу гордость. За свой дом, за свою страну. Более чем понятно. Анабель устремляет на Дэвидсона взгляд, который укрощает знатных Серебряных, обладателей огромной силы и еще более чудовищного высокомерия. Но премьер не ведет и бровью. – Это, – презрительно произносит она, разглядывая обнаженные утесы по обе стороны летного поля, – и есть ваша республика? – Это, – отвечает Дэвидсон, – уединенная посадочная полоса. Я кручу перстень на пальце, старательно разглядывая переливы драгоценных камней, чтобы сдержать смех. Видно, как поблескивают чьи-то пуговицы. Металлические, в форме язычков пламени. Они приближаются – вместе с Кэлом. Мой жених останавливается рядом, излучая несильное, но постоянное тепло. Кэл молчит, и я рада. Мы толком не разговаривали много месяцев, с тех пор как он избежал смерти в Чаше костей. А до того, в пору первой помолвки, наши беседы были немногочисленны и скучны. Кэл думал только о сражениях и о Мэре Бэрроу. Ни то, ни другое меня не интересует. Я украдкой смотрю на него – старая королева позаботилась о внешности внука. Больше нет ни неровно остриженных волос, ни щетины на подбородке. Щеки у Кэла гладкие, блестящие черные волосы гладко зачесаны назад со лба. У Кэла такой вид, как будто он только что вышел из Дворца Белого огня, готовый к собственной коронации, а не из грузового самолета, после недавней осады. Но глаза у него цвета тусклой бронзы, и короны на нем нет. То ли Анабель не сумела ее раздобыть, то ли Кэл отказался ее надевать. Последнее вероятнее. – Посадочная полоса? – спрашивает Кэл, глядя сверху вниз на Дэвидсона. Премьера, кажется, не смущает разница в росте. Видимо, типично мужские состязания в размерах ему неинтересны. – Да, – отвечает Дэвидсон. – Это летное поле находится на большой высоте, и отсюда легче добраться до Асцендента, чем с аэродромов, расположенных на равнинах или глубже в горах. Я подумал, что лучше всего сесть здесь, хотя восточный подъем к Ястребиному Гнезду считается очень живописным. – Когда война закончится, охотно посмотрю, – отвечает Кэл, стараясь быть вежливым. Но ему не удается скрыть явное равнодушие. Впрочем, Дэвидсон не обижается. – Когда война закончится, – эхом повторяет он, блеснув глазами. – Мы не хотим, чтобы вы запоздали с отчетом к вашему правительству, – говорит Анабель, обвив рукой Кэла – воплощенная любящая бабушка. Она опирается на него больше необходимого. Хорошо рассчитанный эффект. – Не волнуйтесь, – отвечает Дэвидсон, как всегда, с добродушной вялой улыбкой. – Я буду выступать перед ассамблеей завтра утром. Тогда и изложу наше дело. Кэл вздрагивает. – Завтра утром? Сэр, вы не хуже меня знаете, что время… – Ассамблея собирается утром. А сегодня, надеюсь, вы поужинаете со мной, – безмятежно отзывается Дэвидсон. – Премьер… – начинает Кэл, скрипя зубами. Но новокровка властен и непреклонен, хотя говорит вроде бы извиняющимся тоном. – Мои коллеги и без того пошли на уступку, согласившись на внеочередное заседание. Уверяю вас, я делаю что могу – в рамках наших законов. «Законы». Как можно существовать в такой стране? Где нет трона, нет короны, нет человека, который принимает окончательное решение, в то время как остальные грызутся из-за мелочей. Как Монфор надеется выжить? Нельзя двигаться вперед, если столь многие тянут в разные стороны. Но если Монфор не способен двигаться, если Дэвидсон не раздобудет для Кэла солдат, война закончится именно так, как мне надо. И даже быстрей, чем я думала. – Значит, в Асцендент? – спрашиваю я, желая поскорей уйти с холода. Пусть Кэл развлекается местными достопримечательностями. Поскольку Анабель уже предъявила права на принца, я предлагаю руку Дэвидсону. Слегка поклонившись, он принимает ее; она лежит на моем запястье, как перышко. – Сюда, ваше высочество, – говорит он. Я с удивлением обнаруживаю, что прикосновение новокровки не так отвратительно, как прикосновение моего нареченного. Дэвидсон задает хороший темп и уводит нас с летного поля по горной тропе. Асцендент расположен высоко на восточном краю огромной горной цепи. Сверху открывается вид далеко за пределы страны. На горизонте виднеется Прерия – территория, печально известная разбойничьими набегами. Бродячие шайки Серебряных, не принадлежащие ни к какой нации, охотятся там на всех, кто пересекает границу. Всё остальное – пустая равнина. Лишь в одном месте виднеются остатки того, что некогда было городом. Очень давно. Не знаю, как он назывался. Асцендент как будто растет прямо из горы; выстроенный на склонах и в долине, он изгибается над большой рекой, которая течет на восток по извилистым ущельям. Видны несколько дорог, уходящих в каменную толщу; по ним снуют транспорты. Очевидно, гора пронизана туннелями. Большая часть городских строений сложена из необыкновенно гладких белых и серых блоков. Это гранит, мрамор, кварц. Между домами растут сосны, иные из которых выше городских шпилей, и их хвоя – такого же темно-зеленого цвета, как флаг Монфора. На город, чередуясь, ложатся темно-розовые и насыщенно-фиолетовые полосы – эффект заката в горах. Свет и тьма. Над нами, уходя на запад, торжествующе возвышаются заснеженные вершины – под небом, которое кажется слишком большим и слишком близким. В сумерках загораются первые звезды. Они складываются в известные мне созвездия. Я никогда еще не видела такого города, и он меня тревожит. Мне не нравятся сюрпризы, и я не люблю удивляться. Это значит, что кому-то удалось превзойти меня, мою кровь, мою родину. Но Асцендент оказывается приятным сюрпризом. Я невольно восхищаюсь этим странным и красивым местом. До города меньше мили, но многочисленные ступеньки заставляют тропу казаться длиннее. Я понимаю, что премьер хочет похвастать; вместо того чтобы предоставить нам транспорты, он заставил нас идти пешком и видеть монфорскую столицу во всей красе. Будь я при королевском дворе, под руку с очередным придворным, я не трудилась бы завязывать беседу. Присутствие Дома Самосов говорит само за себя. Но здесь? Мне придется доказывать, чего я стою. Я вздыхаю, стискиваю зубы и смотрю на Дэвидсона. – Насколько я знаю, вас выбрали правителем. Это слово странно звучит, оно катается во рту, как гладкий камушек. Дэвидсон невольно усмехается – крошечная брешь в его непроницаемой маске. – Да. Два года назад. Наши граждане голосовали. И на третий год, следующей весной, мы проделаем это снова.