– А кто именно голосовал? Он поджимает губы. – Все, если вы об этом спрашиваете. Красные, Серебряные, Непримиримые. Бюллетеню безразличен цвет. – Значит, у вас здесь действительно есть Серебряные. Слухи ходили и раньше, но я сомневалась, что Серебряный снизойдет до жизни бок о бок с Красным, не говоря уж о том, чтобы подчиняться ему. Даже если речь о новокровке. Тем не менее, меня это озадачивает. Кто захочет равенства, если в другом месте сможет жить как бог? Дэвидсон кивает. – И их много. – И они просто это… терпят? – насмешливо спрашиваю я, не заботясь о выборе слов. Придерживаю язык я лишь в присутствии родителей – но их здесь нет, они бросили меня на поживу Красным волкам. – Терпят наше равноправное существование, вы имеете в виду? – голос премьера становится резче, он словно рассекает горный воздух. Его взгляд впивается в меня, золотые глаза – в угольно-серые. Мы движемся дальше и минуем в молчании немало ступенек. Он хочет, чтобы я извинилась. Не дождется. Наконец мы доходим до мраморной террасы с видом на огромный сад. В нем благоухают незнакомые цветы – фиолетовые, оранжевые, голубые. Чуть впереди нас, в сопровождении монфорцев, идет Мэра Бэрроу со своей семьей. Один из ее братьев наклоняется к клумбе, чтобы получше рассмотреть. Пока остальные любуются роскошным садом, Дэвидсон подходит ближе, так что его губы почти касаются моего уха. Я подавляю желание рассечь нахала пополам. – Простите меня за прямоту, принцесса Эванжелина, – шепчет он, – но, если не ошибаюсь, у вас есть возлюбленная? Однако заключить с ней союз вам нельзя. «Клянусь, я вырву им всем языки. Неужели нельзя сохранить ни один секрет?» – Не понимаю, – рычу я, стиснув зубы. – О, понимаете. Она замужем за вашим братом. Это часть сделки, ведь так? Я крепче стискиваю каменные перила. Их прохладная гладкость меня не успокаивает. Я сжимаю пальцы, и острые, украшенные драгоценными камнями кончики декоративных когтей оставляют глубокие царапины. Дэвидсон продолжает, и его слова, негромкие, быстрые, требующие внимания, пробуждают во мне смятение. – Если бы все сложилось, как вы хотели, если бы вы не были разменной монетой в игре за корону, а она оставалась незамужней, вы бы заключили брак? Даже при наилучших обстоятельствах, получите ли вы в Норте то, о чем мечтаете? Я поворачиваюсь к нему, обнажив зубы. Премьер стоит слишком близко. Он не вздрагивает, не отступает. Я вижу крошечные дефекты на его лице. Морщинки, шрамы, даже поры. Я могла бы выцарапать Дэвидсону глаза, если бы захотела. – Брак не имеет ничего общего с мечтами, – резко говорю я. – Он нужен только ради наследников и больше ни для чего. По какой-то непонятной причине взгляд его золотистых глаз смягчается. Я вижу в них жалость. Сочувствие. Ненавижу. – Значит, вам отказано в исполнении ваших желаний из-за того, кто вы такая. Не ваш выбор. Судьба, которую вы не можете изменить – и не хотите. – Я… – Смотрите на мою страну свысока, если угодно, – негромко произносит Дэвидсон, и я вижу тень гнева, который он старательно скрывает. – Критикуйте наш образ жизни. Возможно, результат вам понравится. Он немного отступает и вновь становится образцовым политиком. Обычный человек с ординарными чертами. – И сегодняшний ужин тоже. Мой супруг, Кармадон, лично о нем позаботился. «Что? – я хлопаю глазами. – Нет, конечно. Я ослышалась». Щеки у меня горят, становясь серыми от стыда. Я не в силах отрицать, что сердце подпрыгнуло в моей груди, а по телу пронесся прилив адреналина – лишь для того, чтобы заглохнуть в биении сердца. «Что толку мечтать о невозможном». Но премьер слегка кивает. Чуть заметно. Я не ослышалась, и он не оговорился. – Еще одна мелочь, которую мы терпим в Монфоре, принцесса Эванжелина. Он бесцеремонно выпускает мою руку и ускоряет шаг. Я слышу стук сердца в груди. «Он лжет? То, что он сказал… это правда?» К моему изумлению, глаза у меня щиплет от слез, а грудь сжимается. – Дипломатия никогда не была твоей сильной стороной. Кэл хмурится, стоя рядом со мной, а старая королева отстала, чтобы пошептаться с кем-то из Айрелов. Я отворачиваюсь, на мгновение скрыв лицо за пологом серебряных волос. Этого хватает, чтобы обрести некоторое подобие самообладания. К счастью, Кэл занят тем, что смотрит вслед Мэре и с горестной тоской наблюдает за ее движениями. – Тогда зачем же ты меня выбрал? – наконец огрызаюсь я, надеясь, что он в полной мере ощутит мои ярость и боль. – Зачем делать такую, как я, королевой, если я буду тебе лишь мешать? – И изображать дурочку ты тоже плохо умеешь, Эванжелина. Ты же знаешь, в чем дело. – Я знаю, что тебе дали выбор, Калор. Две дороги. И ты выбрал ту, что идет прямо сквозь мое сердце. – Выбор, – отрывисто произносит он. – Вы, девушки, любите это слово. Я закатываю глаза. – Ну а тебе, кажется, оно незнакомо. Ты всех и вся винишь в решении, которое принял сам. – В решении, которое мне пришлось принять, – сверкнув глазами, Кэл поворачивается ко мне. – Какие у меня были варианты? Думаешь, Анабель, твой отец и все остальные заключили бы союз с Красными, не получив ничего взамен? Думаешь, им бы не пришло в голову поддержать другого… кого-нибудь похуже? По крайней мере, я могу… Я становлюсь прямо перед ним, грудь к груди. Расправляю плечи, готовая к бою. Годы тренировок напоминают о себе. – Что? Сделать мир лучше? Когда сражения закончатся, думаешь, ты будешь сидеть на новом троне, помахивать своим дурацким пламенем и менять законы? – фыркнув, я окидываю его взглядом, от ботинок до волос. – Не говори глупостей, Тиберий Калор. Мы оба марионетки, но, по крайней мере, ты можешь перерезать веревочки. – А ты нет? – К сожалению, – шепотом отвечаю я, не кривя душой. Если бы Элейн была здесь, если бы мы каким-то образом могли остаться… – Когда… когда нам будет нужно пожениться… – начинает он, запинаясь. Совсем не в духе Калора заикаться. – Я не стану усложнять тебе жизнь. Визиты, встречи… вы с Элейн делайте что хотите. По мне пробегает холодок. – Если я буду соблюдать свою часть сделки. Эта перспектива внушает отвращение нам обоим, и мы отводим глаза. – Я ничего не собираюсь делать без твоего согласия, – буркает Кэл. Пусть даже я не удивлена, но в моей душе вспыхивает огонек облегчения. – Только попробуй. Я тебе кое-что отрублю. Кэл слабо усмехается – как будто вздыхает. – Ну и бардак, – говорит он так тихо, что, возможно, эти слова не предназначены для моих ушей. Я втягиваю воздух сквозь зубы. – Ты все еще можешь выбрать ее. Воцаряется тишина, мучительная для нас обоих. Он сердито смотрит под ноги. Мэра не оборачивается и не отходит от сестры. Хотя цвет волос у девушек разный, я вижу определенное сходство. Они одинаково движутся. Осторожно, тихо, аккуратно, как мыши. Сестра Мэры срывает на ходу цветок – бледно-зеленый, с яркими лепестками – и вплетает его в волосы. Долговязый молодой Красный, которого Мэра повсюду таскает с собой, делает то же самое. Цветок у него за ухом смотрится глупо, и сестры Бэрроу складываются пополам от хохота. Их смех доносится до нас и словно дразнит. «Они Красные. Низшие. Но они счастливы. Как такое возможно?» – Перестань ныть, Калор, – произношу я сквозь зубы. Это совет нам обоим. – Ты сам сковал свою корону – теперь носи ее. Или не носи. 7. Айрис Берега Охайюса высоки. Весна выдалась сырая, и поля на юге Озерного края много раз заливало. Тиора была здесь, на зыбкой южной границе, всего две недели назад, и помогала спасать урожай – а также улыбалась и махала. Ее мимолетная улыбка помогла нам отчасти вернуть расположение подданных, однако в отчетах говорится, что Красные все равно бегут. Через холмы на востоке они перебираются в Разломы. Они глупы, если верят, что тамошний Серебряный король даст им лучшую жизнь. Те, что поумней, пересекают Охайюс и уходят на ничейные земли, где нет ни королей, ни королев. Но их ждет непростое путешествие, и в промежутке между Озерным краем и северным Пьемонтом они в равной мере рискуют столкнуться с недружелюбными Красными и Серебряными.