Кончай думать! Не поднимая телефон со стола, она дрожащим пальцем открывает “новые сообщения” и начинает писать. 73 Карен смотрит на Уильяма Трюсте, на стакан в своей руке, потом опять на Трюсте. Поднимает стакан, подносит к губам. Отчетливый вкус виски, дыма и дубовой бочки. Необычное сочетание крепости и мягкости. — Первый послевоенный год, — говорит он. — Отец моей бабушки получил по соглашению с Гротами двенадцать бочек. Нынче они на вес золота. Я нашел одиннадцать в соединительном ходе. Он кивает в другой конец помещения и улыбается. — По соглашению? — Гроты выдавили Альбина Хусса из винокурни, которой они владели на паях. Или вы думали, что Гроты всегда были единоличными королями виски? Карен секунду размышляет. Бюле вроде упоминал, что и Альбин Хусс, старый угольный барон, имел долю в винокурне? — Почему же он расстался со своей долей? — Шантаж, — коротко отвечает Уильям Трюсте. — Альбин Хусс и Йоккен Грот начали дело вместе около ста лет назад. Но в войну Альбин проворачивал кое-какие делишки с немцами, и Йоккен, когда проведал об этом, сообразил, что может стать единоличным владельцем. У Альбина были угольные разработки и место в областном управлении, и выйди его гешефты наружу, он бы потерял все. Но, если Альбин отступится от виски, Йоккен Грот обещал молчать. Иначе половина принадлежала бы мне, понимаете? А вместо этого я пашу на этих фарисеев. Карен вспоминает рассказ тетки. Если Альбин Хусс сотрудничал с немцами, это, безусловно, хороший повод для шантажа. Его положению владыки Ноорё определенно пришел бы конец, а государство не упустило бы возможность экспроприировать угольные разработки за смехотворную сумму. Сразу после войны, когда вскрылись неприятные факты, нечто подобное случилось с одной из ланолиновых фабрик под Равенбю. Расставшись с винокурней, предок Уильяма Трюсте, пожалуй, еще дешево отделался. — Значит, Гроты завладели всем предприятием и помалкивали о том, что им известно, — говорит она. — Мне кажется, выйди все это наружу, репутация их фирмы тоже отнюдь бы не выиграла. — Пожалуй. И меня такая ситуация вполне устраивает. Впрочем, эта тайна останется между нами. От этих слов по спине бегут мурашки. Мне необходимо выиграть время, твердит она про себя. Заставить его рассказывать. Изобразить дурочку, пусть хвастает. — Габриель, — быстро говорит она. — Он-то здесь при чем? Вы не рассказали. — Когда я не сумел убедить Фредрика, было вполне логично попытаться с ним. И мне не составило особого труда убедить Габриеля, что мы должны вернуть себе то, что по праву должно принадлежать нашему роду. Вы ведь встречались с ним? Карен молча кивает. — Тогда вы наверняка понимаете, что больших усилий не потребовалось. От одной мысли, что можно свалить семейку Грот и самим взяться за планы по расширению, у парня слюнки потекли. Деньги и власть, причем пальцем не пошевелив. Понятно, я чуток рассказал про то, как Грот когда-то шантажировал Альбина Хусса. По-моему, парень вряд ли вообще знал, что он в родстве со стариком Хуссом, пока я ему не сказал. — Но он понимал, что вы убили его деда? — скептически роняет Карен, вспоминая о том впечатлении, какое произвел на нее Габриель Стууб. — Он хоть и намекал, что его дед чудит и с ним трудно, но вместе с тем как будто уважал его. — Верно, но по дурости он повелся на то, что его деда убил Бьёрн Грот. К тому же мне повезло. В первый день Рождества Габриель проезжал мимо свалки и видел один из фирменных автомобилей Гротов. Я ведь, разумеется, выбрал тот, на котором обычно ездил Бьёрн, так что без труда убедил парня, что за рулем был Бьёрн. Что-то уж больно просто, думает Карен. А Уильям Трюсте, заметив ее скептическую мину, продолжает: — Помогла и нечистая совесть. Ведь Габриель помог мне отправить с компьютера Фредрика мейл с угрозами Бьёрну Гроту, а несколько дней спустя старик умер. Убедить его, что Фредрика убил Бьёрн Грот, оказалось очень легко. Парень, можно сказать, охотно заглотнул наживку. Как и вы. Недавно звонила Лаура, сообщила, что вы наконец задержали Бьёрна Грота. Бедняжка была в отчаянии. Карен закрывает глаза, чувствуя, как ярость смешивается с волной стыда. Уильям Трюсте управлял ими всеми, словно марионетками. Дергал за ниточки и смотрел, как они послушно откликаются. Методично разными способами очернял семейство Грот, причем сам играл роль преданного сотрудника. Начиная с того, что, оставаясь в тени, заставлял Фредрика Стууба обнародовать еще не подтвержденные результаты исследований, и кончая тем, что вынудил Габриеля послать от имени Фредрика мейл с угрозами, втянул его в планы потопить Гротов, а под конец внушил ему, что именно Бьёрн Грот убил его деда. Сейчас, когда она вспоминает свои разговоры с Уильямом Трюсте, схема проступает еще отчетливее. Убедительный спектакль, где он, изображая увлеченного знатока виски, сумел уверить их, что лишь выигрывает от гротовских успехов, а сам тем временем методически эти успехи подрывал. Как он отвергал все вопросы об угрозах по адресу Гротов и их замыслов, как с огорченным видом “ненароком” упомянул эксплозивный цемент, который обнаружил в кладовой. Карен ни секунды не сомневается, что именно Трюсте пробурил шпуры и заготовил цемент. Гениальный план, думает она. Перевернуть весь дом, чтобы создать впечатление, будто убийца что-то искал. Использовать полицейское расследование, чтобы предать огласке результаты Фредриковых исследований, и спокойно смотреть, как затягивается силок. Почему я проглядела? — думает она. — Но зачем вы убили Габриеля? Он же вам помогал. — Да, это моя единственная ошибка, — с легким вздохом отвечает Трюсте. — Я ведь планировал тихонько выждать, а полицейское расследование пусть бы шло своим чередом. Вы обнаружите исследования, они быстро станут достоянием общественности, и, даже если Бьёрна Грота освободят, недоверие все равно останется. Слухи о мейле с угрозами и о шпурах сделают свое дело. Имидж фирмы полетит к чертовой матери, а я потом скуплю все за гроши и перестрою уже под своим именем. Габриель вправду верил, что получит долю. Даже жалко, верно? — Но зачем вы его убили? — повторяет Карен. — По двум причинам. Когда вовлек его в свой план, я фактически даже не догадывался о его контактах с “ОР”. А узнав о кражах и о метке, припер его к стенке. Сообразил, что он обстряпывает собственное дельце, но вместе с тем понял, что он угрожает безопасности. — Думали, что он и вас попытается обмануть? Уильям Трюсте вроде как не слышит ее реплику. — Я занервничал. Кто-то в “ОР” явно узнал, чем он занимался, и устроил ему выволочку. Слишком велик был риск, что он распустит язык и выболтает наши планы, лишь бы закорешиться с парнями из клуба. Или еще хуже, посулит им долю. Карен молчит. — Кроме того, — продолжает Трюсте, — он надумал прижать Бьёрна Грота к стенке с убийством Фредрика. Я объяснил, что лучше всего нам сидеть тихо, что рано или поздно Бьёрн угодит за решетку. Что все указывает на него и что нам надо просто подождать, пусть полиция сделает свое дело. Но на новогоднем празднике я понял, что он не умеет держать язык за зубами. Парень был, что называется, пистолетом без предохранителя, вот и все. И тогда ты заспешил, думает Карен. Если б Габриель заговорил, в любую минуту могло всплыть твое имя. Риск был слишком велик. Она смотрит на него, не в силах скрыть отвращение. — Вы забыли об одном, — говорит она. — Ведь если исследования Фредрика станут достоянием общественности, вам будет не менее трудно получить добро на расширение? Тревога по поводу бед, какие может натворить бодуэния, скажется и на вас. — Как раз наоборот, дорогая. Я — избавитель, и у меня для всего есть решение. Я спасу гордость городка, увеличу число рабочих мест и прославлю Ноорё на весь мир. В том-то и весь шик. — И как же вы рассчитываете провернуть сей кунштюк? — Угольные разработки, конечно. Мы прославимся тем, что будем хранить свое виски под землей. Уильям Трюсте делает жест в сторону бочек у стены. — Я нашел семидесятилетнее виски в одном из соединительных ходов угольных разработок, и это не повредит ни экономике, ни маркетингу. Вы сами могли бы засвидетельствовать качество, верно? Могла бы, думает Карен. Звук открываемой двери заставляет ее вздрогнуть и обернуться. Уильям Трюсте допивает виски и встает. — Ну, наконец-то. Ты готова? — говорит он. Вопрос обращен к Хелене Трюсте, которая стоит в дверях. В одной руке у нее сумка Карен, в другой — ее шапка и клетчатый шарф. Она молча кивает. — Куда мы? — спрашивает Карен. Трюсте не отвечает. Обращается к жене: — Они в сумке? Хелена качает головой. Он смотрит на Карен, протягивает руку: — Дайте мне вашу куртку. Секунду она медлит. Глядит на него, понимает, что протестовать бесполезно. Медленно снимает куртку, протягивает Трюсте. Тот быстро обыскивает карманы, достает ключи от машины, которые взблескивают в свете стеариновых свечей. Карен вновь оборачивается к двери. В смятении пытается перехватить взгляд Хелены. Но голова опущена, длинные черные волосы скрывают лицо. В ту же секунду она понимает. 74 Когда дверь за супругами Трюсте захлопывается, у нее едва не подкашиваются ноги. Вести внешне нормальный разговор с Уильямом Трюсте, тогда как в голове лихорадочно кружат мысли о его следующем шаге, требовало напряжения, которое теперь отпускает. Результат — дрожь во всем теле. Она хватается рукой за спинку стула и стоит так, глубоко дыша. Она была уверена, что они возьмут ее с собой. Завезут куда-нибудь, убьют, а потом избавятся от трупа. Наверно, бросят в море, так она думала. И в этом была надежда; забрав ее отсюда, Трюсте пойдет на риск. Кто-то может увидеть, кто-то — услышать. Я сумею сбежать, думала она. Достаточно, чтобы он на секунду отвлекся, и у меня будет шанс. И другая мысль. Что, если ему удастся. Если это последний час ее жизни. Рано или поздно следы приведут сюда, думала она. Достаточно многие знают, куда я собиралась. Я ведь сказала Лоотсу и Бюле, что побеседую с Трюсте, да и Карлу, наверно, тоже? Спасти меня они не успеют, но через некоторое время поиски приведут сюда. Ему не скрыться, рано или поздно они вычислят, что́ он сделал. Но увидев в дверях Хелену Трюсте, она поняла, что все будет иначе. Никто не станет искать меня здесь, думает она и чувствует, как облегчение, что она одна, мало-помалу уступает место панике. Когда они спросят Трюсте, а спросят они обязательно, он ответит, что я была здесь некоторое время, а потом уехала, вроде как собиралась на паром, может, даже назовет час отправления. Карен смотрит на часы и, как наяву, слышит голос Уильяма Трюсте: “Она сказала, что попробует успеть на паром в полвосьмого”.