– Уехала. – Куда? – Я не знаю. – Она и тебе не доверяет своих тайн? Он зажег сигарету. Эстелла вдохнула дым и догадалась, что это не табак. – А может, ты и есть тайна? – продолжил он. – Точно. Как иначе объяснить твое существование? – У меня очень много дел. – Эстелла заставила себя говорить вежливо, не желая разозлить Гарри. – Я могу вам чем-нибудь помочь? – Не знаю. – Он выпустил в воздух очередную порцию едкого сладковатого дыма. – Однако теперь я увидел тебя своими глазами. И рано или поздно дам знать, чем ты сможешь мне помочь. Гарри развернулся и не спеша вышел наружу. – Боже мой! – выдохнула Эстелла, услышав, как захлопнулась парадная дверь. Она не могла пошевелиться; ноги онемели, руки дрожали. Прижав ладони к столу, она накрыла ими свои эскизы, словно это было единственное, что требовалось сохранить. Она только что пережила самую серьезную и самую страшную в своей жизни опасность. Эстелла тяжело опустилась на стул. Из слов Гарри «Так, значит, вас и правда две» следовало, что для него является сюрпризом ее существование, что он ничего не знал, пока кто-то не сообщил, что у Лены есть двойник. И он пришел убедиться в этом лично. Наверное, слухи пошли после встречи с Элизабет Хоус и вечеров в Café Society. Где, черт возьми, сейчас Лена? А Алекс? Единственные люди, которых можно расспросить о Гарри Тоу. Эстелла поплелась в кухню и по пути заперла парадную дверь на засов. Сварила себе кофе. Затем полчаса сидела молча и не двигалась, ожидая, пока кофеин разнесется по венам и дыхание успокоится. «Забудь о Гарри Тоу, – приказала она себе. – И тогда, возможно, он тоже о тебе забудет». * * * Весь следующий месяц прошел в исследованиях. Эстелла наблюдала за женщинами, которые выходили из трамвая, бежали за автобусом, обедали в кафе; наблюдала за собой, когда наклонялась измерить длину подола, когда подолгу сидела за швейной машиной – своим аналогом пишущей машинки, – а всякий раз, когда Джейни вытаскивала их с Сэмом куда-нибудь развлечься, подмечала, что носят в барах и клубах. Она начала понимать, чем эстетика американских женщин отличается от эстетики француженок. Никаких оборок, по которым сходят с ума в Париже. Американки предпочитают простой покрой, когда привлекательность модели определяется фактурой ткани и тем, как платье выглядит в движении. Им не нравится одежда, перегруженная отделкой и другими лишними деталями. Именно так было пошито золотое платье Эстеллы; в свое время она не сообразила, насколько необычно оно для Парижа. Эстелла рисовала, стирала, отбрасывала в сторону, перерисовывала, вновь стирала, раскрашивала акварелью, комкала бумагу, вновь рисовала и раскрашивала. Она шила, примеряла на Джейни, просила подругу прислать в Грамерси-парк других манекенщиц и платила им из своего заработка в «Студии Андре». Девушки приходили в восторг, вселяя надежду, что и другим модели понравятся. Эстелла игнорировала множество более серьезных проблем – что-что, а это она умела. Например, отсутствие работников, пошивочного цеха, промышленного оборудования, необходимого для выполнения заказов в большом количестве. Она рассудила, что займется этим после показа, если найдутся покупатели. Наконец все было готово. Все двадцать образцов. Элизабет Хоус, которая прислала ей список гостей, чтобы подготовить приглашения, и с которой Эстелла встречалась еще два раза, подсказала, что двадцать – идеальное количество. Для начала два купальных костюма в комплекте с юбками из той же ткани, два брючных костюма – Эстелла не была уверена, что было более дерзким, купальник или брюки, – четыре платья, два костюма, состоящие из жакета и юбки, два повседневных костюма, четыре вечерних платья и четыре платья, задуманные как универсальные – для работы, дома и выхода в свет. Изготовить двадцать образцов вполне реально, надеялась Эстелла, пока она не заработает достаточно средств на аренду помещения, покупку новых тканей и обустройство настоящей мастерской вместо спальни особняка в Грамерси-парке. Она разослала приглашения. Покупатели и пресса обещали прийти. А значит, настало время показать Манхэттену, на что способна «Стелла Дизайн». День показа выдался промозглым. Над скользкими тротуарами нависали холодные серые облака, пронизанные стальными иглами рвущихся к солнцу небоскребов. – Как думаешь, это не плохая примета? – спросила Эстелла, когда они с Джейни одевались. – Да что ты! – фыркнула подруга. – Плохая примета – это прийти в Грамерси-парк и обнаружить, что все твои модели украдены. Эстелла рассмеялась: – А может, это то, что надо. По крайней мере, хоть кому-то захотелось их носить. – Вот что значит хороший настрой! Хороший настрой. Он ее покинул. Все, о чем Эстелла могла сейчас думать, – это то, что у нее есть один-единственный шанс и все завязано на него. Если показ провалится, Джейни выйдет замуж за Нейта и уедет из города, а Сэм так и не получит вожделенную работу, разочаруется в Эстелле и найдет себе более достойных друзей. Эстелла на всю жизнь застрянет в «Студии Андре», ощущая, как ее талант и душа рассыпаются на все более мелкие части. Мама узнает, что дочь упустила свой шанс и не сделала карьеру, что она навсегда останется мидинеткой в швейной мастерской. И Лена, кем бы она ни была, поймет: Эстелла из тех, кто обещает много, а в результате ноль. И останется Эстелла одна, на осколках мечты. Все это крутилось у нее в голове, пока они с Джейни ехали в Грамерси-парк. Миссис Парди впустила их в дом, как всегда сияющая, словно солнышко, столь желанное в этот пасмурный день. – Я приготовила кофе, чтобы вас взбодрить. И напекла пирожных. – Вы погубите мою фигуру, миссис Пи, – простонала Джейни. – Чепуха. С такой фигурой можно есть все подряд без малейшего ущерба. Так что кушайте на здоровье. – Уговорили. – Джейни дотянулась до блюда и выхватила самое большое пирожное. Эстелла едва пригубила кофе, не собираясь рассиживаться. – Пора начинать. Миссис Пи, нам нужно взглянуть, что еще требуется сделать в большой гостиной. Джейни, не могла бы ты подготовить комнату для переодеваний? – Конечно. – Джейни помчалась расставлять по порядку вешалки с образцами одежды. Первое, что увидела Эстелла, открыв дверь в гостиную, – это стоящие повсюду вазы, сами по себе произведения искусства: сферической формы, покрытые крапчатой аквамариновой глазурью, они мерцали, как морская гладь под лучами южного солнца. Лишь после того Эстелла обратила внимание на цветы в вазах: роскошные ярко-розовые пионы, которые на зелено-голубом фоне ваз смотрелись дерзко и изысканно. – Как… кто… – Эстелла не нашла слов. – Перед отъездом Лена оставила мне столько денег на хозяйство, что я подумала, цветы станут отличным дополнением, – сказала миссис Парди. – Они великолепны, – выдохнула Эстелла. – Однако я не могу этого принять. Вы кормите меня, Сэма и Джейни; я не сомневаюсь, что все мы съедаем больше Лены. Не может быть, чтобы она оставила вам столько денег. – Так и знала, что вы это скажете. Но я хочу отблагодарить вас за свой наряд. – Миссис Парди жестом показала на элегантный костюм сапфирового цвета, который Эстелла пошила для нее и который, как она заявила, ей даже не хочется снимать. – Спасибо, – улыбнулась Эстелла. – Гостиная просто чудо. Еще бы! Цвет ваз идеально гармонировал с зеленью парка за окнами, розовые пионы выглядели как дивные вечерние платья, и даже тусклое небо заливало помещение рассеянным светом, который был не под силу солнцу, и словно намекало – вещи сами обладают способностью сиять. А потом стало не до размышлений. Пришел Сэм, который позвонил на основную работу и сообщил, что заболел и останется дома – сама Эстелла и Джейни поступили так же, – и остался доволен видом манекенщиц, убедившись, что Джейни и другие девушки знают, кто что надевает и в какой последовательности им нужно выходить. В половине третьего миссис Парди сунула в руки Эстеллы бокал шампанского. Та пригубила его не без удовольствия, ощутив, как пузырьки газа щекочут нос, растягивают губы в улыбке и гонят прочь все тревоги. – За вас, – обратилась Эстелла к Сэму и Джейни, – за друзей, лучше которых нет на свете. И за миссис Парди. – Они выпили, и Эстелла добавила: – И за Лену. Она настолько щедра, что до сих пор не верится. Они снова выпили. Сэм улыбнулся и отвел с ее щеки непослушную прядку. – А еще ты должна гордиться собой. Ответить Эстелла не успела. Звук шагов заставил ее обернуться и вздрогнуть. Гарри Кендалл Тоу! – Мистер Тоу, – холодно произнесла миссис Парди. – Чем я могу вам служить? – Я надумал посетить мероприятие. Эстелла с металлом в голосе заявила: – Я не верю, что вас интересует женская мода. – Меня не интересует женская мода. Меня интересуешь ты. – Он осклабился на Эстеллу, и Сэм покровительственным жестом положил руку ей на плечо. – Это, – выдавила из себя Эстелла, – опекун Лены. Вернее, бывший опекун. Гарри Тоу. Джейни выпялилась на него так, как умела только она, с типично австралийской бесцеремонностью, не оставлявшей сомнений по поводу того, что думает. – А, так вам нравится раздевать глазами манекенщиц? Однако после его ответа челюсть отвисла только у Джейни. – Почему же глазами? Я не привык себя ограничивать. Воцарилась тишина. Все молча застыли в ожидании, раскрыв рты, словно клоуны в пантомиме. – Эстелла… – произнес Сэм, до боли сжимая ее плечо. – Все в порядке, – сухо проговорила Эстелла. – Мистер Тоу, садитесь, пожалуйста. – У нее не было выбора. Физической возможности вытолкать его нет, а устраивать скандал прямо перед началом показа она не хотела. Возможно, именно он владелец дома. Она настолько мало знала о Лене – да практически ничего не знала! – что не могла придумать, как противостоять Гарри. – Присмотришь за ним? – шепнула она Сэму, после того как Гарри уселся на одно из лучших мест в первом ряду. – Да, – мрачно кивнул тот. Начали прибывать первые гости, и Эстелле стало не до Гарри. Список тех, кого пригласили Лена и Элизабет, оказался довольно внушительным: покупатели из «Лорд и Тейлор», «Масис», «Сакс», «Джимбелс» и «Бест и Ко»; редакторы и авторы колонок «Нью-Йорк таймс», «Вог» и «Мадемуазель». Элизабет Хоус порывистым шагом подошла к Эстелле, поцеловала ее в обе щеки и представила подруге Лео Ричиер[49], владелице косметической империи. Глаза Лео загорелись, когда Эстелла показала ей программу и как бы между прочим заметила, что черное вечернее платье, которым планируется завершить показ, определенно было бы к лицу гостье. Присутствовало еще несколько незнакомых Эстелле дам, которые явно были на Манхэттене иконами стиля – иначе Лена и Элизабет не пригласили бы их. Однако они выглядели настолько гламурно и богато, что Эстелла сразу поняла – это не та клиентура; такие женщины не нуждаются в ее моделях, потому что не работают. Они имеют личных водителей, по утрам занимаются маникюром и дают указания прислуге насчет ланча, а за ужином подносят мужьям бокал спиртного. Большинство из них, увидев Эстеллу, принялись молча расхаживать вокруг, то и дело бросая на нее взгляды; и, лишь услышав имя Лены, Эстелла поняла, в чем дело. Гостей заинтриговали ее внешность и схожесть с Леной; именно ради такого развлечения они и пришли. Эстелла отругала себя за то, что не подумала об этом заранее. Конечно же, люди будут удивлены, ведь и она сама удивилась. Однако она продолжала здороваться, беседовать, раздавать указания и вручать программы, словно дела шли прекрасно и все это время она не чувствовала на себе взгляд Гарри Тоу, который сидел молча и не мигая смотрел на нее. Он тоже являлся предметом перешептываний и косых взглядов; некоторые даже ухитрялись показывать на него пальцем. Эстелла мимоходом подумала о Лене – каково той было носить его фамилию и везде, куда бы ни пришла, становиться объектом таких же любопытных взглядов? Они с Бэйб Пейли из «Вог» – наверное, единственной из присутствующих, кто не счел визит Гарри Тоу или схожесть Эстеллы с Леной гвоздем программы, – еще раз пробежались по списку, и в этот момент Эстелла услышала голос: – Вот мы и встретились снова. Она подняла глаза и уперлась взглядом в даму, которую явно где-то видела раньше; потребовалось лишь несколько секунд, чтобы наконец вспомнить, где именно. Эстелла застыла на месте с широко открытыми глазами. Вечеринка у Лены, в этом же самом доме! Женщина в жуткой копии платья от Шанель, которой Эстелла предложила когда-нибудь прийти посмотреть на ее модели. И вот дама здесь, и непохоже, чтобы она явилась за обещанным удовольствием.