– Бабуля? – Извините, Фабьен, это Кейт. Сиделка Эстеллы. У Фабьен сжалось сердце. – Что случилось? – Эстеллу только что увезли в больницу. Утром я пришла, а она ни на что не реагирует. Похоже на инсульт. – О нет! – Фабьен зажмурила глаза. – Я еду. Буквально сейчас направляюсь в аэропорт. Поменяю билет на ближайший рейс и буду в Нью-Йорке как только смогу. Как она сейчас? Боже, пожалуйста, пусть она выживет. Понимаю, она очень стара, но зачем тебе ее душа? У тебя их достаточно. Ты взял моего отца. Ты вот-вот возьмешь Мелиссу. Оставь мне хотя бы бабушку. – Жива, – просто ответила Кейт. Жива. А Фабьен сосредоточится на этом и будет молиться, чтобы Эстелла продержалась до ее приезда. Она позвонила в авиакомпанию и поменяла билет. Затем позвонила на работу своей начальнице Юнити и сообщила, что ей нужны еще несколько дней. Юнити была не в восторге, но Фабьен заверила начальницу, что работать можно и удаленно, что она все время будет на связи по телефону и электронной почте, как будто и не оставляла рабочего места. Судя по всему, Юнити не поверила, однако Фабьен это не волновало. Она не собиралась оставлять бабушку одну в больнице на другом конце земного шара. Фабьен взглянула на часы. Уилл с Мелиссой, должно быть, уже в воздухе. Она отправила обоим сообщения, объяснила ситуацию и извинилась. Для Уилла сделала приписку: «Мне очень, очень жаль. Я так ждала этого уик-энда. Надеюсь, в другой раз он состоится. Я обещаю». Она помедлила и добавила: «С любовью. Фабьен». * * * Фабьен рыдала, сидя у постели Эстеллы, держала ее за руку и делала много других бесполезных вещей, которые все делают в больничных палатах – в том числе убеждала бабушку, что не позволит ей умереть. Как и отца всего два месяца назад. Тогда она тоже знала, что не в силах сдержать обещание, что после таких заболеваний восстановиться невозможно. И вот теперь бабушка выглядит еще хуже папы, потому что ее тело и без того высохло. Врачи сказали, что бабушка перенесла инсульт и теперь нужно подождать и выяснить, насколько значительны поражения. В течение суток она будет находиться под воздействием седативных препаратов, и до завтра Фабьен лучше уйти. Фабьен порывалась спросить: а вдруг бабушка умрет, когда ее не будет рядом? Однако после долгих уговоров и заверений, что внучке позвонят в случае даже малейших изменений в состоянии, медсестрам удалось выпроводить ее из палаты. Фабьен потащилась в бабушкин дом, чтобы принять душ, переодеться и поесть. Она сменила постельное белье в спальне, взбила подушки, купила букет пионов и поставила в вазу на прикроватном столике. Теперь комната выглядела настолько притягательно, что у Эстеллы нет иного выбора, кроме как вернуться. Пришло сообщение от Уилла: «Мне тоже очень жаль. Надеюсь, твоя бабушка справится с болезнью. Позвони мне, как сможешь. С любовью. Уилл». С любовью. Еще вчера этих слов было бы достаточно, чтобы Фабьен запрыгала от восторга. Однако сегодня она ощутила только боль. Любовь и боль, боль и любовь. Как часто эти два слова идут в одной упряжке! Зачем ей выпало счастье полюбить Уилла и в то же время жить так далеко от него? Зачем ей выпало счастье любить бабушку, если столько боли причиняет мысль о том, что она ее теряет? * * * Фабьен вернулась в больничную палату. Вскоре вошла медсестра и тронула ее за плечо. – Здесь вещи вашей бабушки. Она открыла пакет. Снизу аккуратно сложенная ночная рубашка Эстеллы. Сверху часы и ключ-подвеска от Тиффани, которые отец Фабьен подарил Эстелле на ее семидесятый день рождения – она постоянно носила ее на цепочке. Однако тут была и еще одна цепочка, с чем-то вроде медальона или брелка. Фабьен припомнила, что всегда видела, как под воротником Эстеллы поблескивало что-то серебряное. Она достала цепочку из пакета. Медальон был также серебряным, с грубо процарапанными силуэтами трех ведьм на помеле. Фабьен перевернула медальон. На обратной стороне ничего не написано. Очень загадочная вещица. Совсем не изящная и явно дешевая в отличие от лежащей рядом усыпанной бриллиантами подвески от Тиффани. Почему же бабушка носила ее, не снимая? После некоторого замешательства в памяти вспыхнуло: она видела в Париже на выставке в Музее армии клочок ткани с точно такими же ведьмами! Там еще висела табличка с надписью… Фабьен прикрыла глаза, отчаянно стараясь вспомнить то, чему тогда почти не уделила внимания. Внезапно Эстелла пошевелилась и схватила Фабьен за руку. Ее глаза распахнулись – не вяло заморгали, не постепенно открылись, а именно распахнулись. – Бабуля! – Фабьен потянулась к кнопке вызова врача. Бабушка покачала головой и прошептала: – Милая… – Тебе нельзя говорить. Дай мне сказать. – Нужно сказать так много… И так мало времени… Непроизнесенные слова пронеслись по палате эхом. – Два вида любви… – проговорила Эстелла. Слова гасли в воздухе. Фабьен не смогла разобрать конец фразы. Что-то вроде «оба вида… счастье…». – Дедушка очень любил тебя, – сказала Фабьен, вспомнив, как Бабуля в свое время смотрела на умирающего деда. Тогда она видела, что сердце бабушки разрывалось; не кусочек за кусочком, а одним разрезом, слишком большим, чтобы сшить все заново. Эстелла улыбнулась. Ее голос немного окреп, и на Фабьен обрушился поток слов. Она слушала и пыталась сложить их во что-то осмысленное. – Любовь похожа на ткань. Рисунок на нем меняется всю твою жизнь. Вот только никто не видит эту ткань или даже не знает, что она существует. Никто не понимает, что без нее ничего не получится сшить. – Бабуля… – начала Фабьен, но Эстелла заговорила снова: – И в то же время любовь словно катушка ниток, которая вращается. Нитки достаточно крепки, чтобы соединять части в одно целое. – Эстелла испытующе посмотрела на внучку. – А ты ведь меня не понимаешь? – Я стараюсь, – медленно проговорила Фабьен. Она раскрыла ладонь, на которой лежал медальон. – Что это? Эстелла протянула руку и крепко ухватила его: – Не жди, пока что-то придет само, Фабьен. Все проходит очень быстро. На этих словах Эстелла вновь уснула, сжимая в руке серебряный медальон. На лице застыло такое выражение, словно она страстно хотела что-то договорить. Глава 16 Спустя восемь часов – Фабьен с трудом верилось, что она так долго просидела у постели, – бабушка вновь очнулась. Ее рот приоткрылся, и оттуда вырвался звук, похожий на мычание, который, кажется, удивил Эстеллу так же, как и Фабьен. – Попей водички. – Фабьен слегка приподняла изголовье кровати и подала Эстелле чашку с трубочкой. Бабушка сделала несколько глотков, затем вновь зашевелила губами и издала стон, лишь отдаленно напоминавший речь. – Я позову врача. – Фабьен торопливо нажала на кнопку. Эстелла схватила внучку за руку. Огромные глаза бабушки умоляли, пытались что-то сказать. У Фабьен все перевернулось внутри, к горлу подступила тошнота от осознания своей неспособности облегчить страдания. Она с ужасом поняла, что означает потеря речи. Примчалась медсестра и выставила Фабьен из палаты, объяснив, что в ближайшие несколько часов бабушке проведут необходимые обследования. Фабьен направилась в кафетерий и взяла себе чаю, по-прежнему не в силах забыть гримасу ужаса на бабушкином лице, словно не умеющий говорить ребенок пытается объяснить матери, что за спиной дракон, который дышит жаром и вот-вот испепелит их. От слишком крепко заваренного чая затошнило еще сильнее, и она выбросила стаканчик в мусор. За стеклянной дверью показалась знакомая копна темных волос и заросший щетиной подбородок – заросший сильнее, чем в последний раз, когда Фабьен касалась его щекой. Голубые глаза при виде Фабьен вспыхнули. – Надеюсь, ты не против, что я пришел тебя повидать, – сказал Уилл. Вместо ответа Фабьен раскинула руки и обняла его. Она старалась не заплакать и усиленно моргала, закрывала, открывала и вновь закрывала глаза, прижимаясь щекой к груди Уилла, а он запустил руку в ее темные волосы и прижимал к себе. Так хорошо отвлечься хотя бы на миг! Фабьен прошептала: – Как Мелисса? – Устает. Намного больше, чем обычно. Теперь наступила очередь Фабьен забраться рукой ему в волосы, склонить голову к своему лбу и крепко прижать. Уилл догадается, что она все поняла. – Поговорим как нормальные люди? – предложила Фабьен, наконец отстранившись. – Как нормальные… – Он на миг задумался. – Порой мне кажется, я забыл, что значит «нормально». У тебя есть время присесть? Фабьен кивнула. Они отыскали места почище за столиками кафетерия и уселись на пластиковые стулья, взяв по чашке маскирующейся под кофе загадочной субстанции, которую Фабьен заставила себя пить. – Я разрабатываю новую коллекцию, – сообщил Уилл, едва они сели. – Тиффани каждый год выпускает очередную Blue Book, «Синюю книгу»; люди ее с руками отрывают. Они приобретают новый каталог, а старые тысячами продаются на «Ибэй». В каталоге представлена новая коллекция, его выпуск – важное событие. Однако впервые в жизни мне в голову не пришло ни одной идеи. Разве это нормально? Или скорее признак депрессии? Фабьен слабо улыбнулась: – Я бы сказала, что нормально. Единственное преимущество работы куратором над конструированием одежды: мне нужна всего одна идея для каждой выставки. Это не настолько мудреная задача, как разработать новое направление коллекции ювелирных украшений, которую ожидает весь мир. – Она нахмурилась. – Слушай, а я ведь только что усугубила твою депрессию? Помогла, называется… Уилл тоже улыбнулся и потянулся рукой через стол: – Нет. Потому что меня угнетает вовсе не напряжение от ожидания. Просто мне сложно сосредоточиться на идеях для драгоценностей, когда Лисс очень больна. – А что тебя обычно вдохновляет? – Фабьен упорно держалась за тему разговора, чтобы единственное слово – больна – не начинало ворочаться внутри, снова трансформируясь в мысль о том, что именно могут обнаружить врачи при обследовании бабушки. – Трудно сказать. Обычно я отталкиваюсь от того, что вижу или слышу. Например, картина, песня или даже лист дерева. – Он вздохнул. – Я уверен, постепенно что-нибудь придет в голову. Все образуется. А еще понимаю, что идеи не рождаются под принуждением. Фабьен отпила глоток кофе, скривилась и отставила чашку в сторону.