Часть 39 из 64 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
- Мы ждали ребеночка! У меня должен был быть братик!
Митя понимал, что у неё истерика и остановил машину. Когда человек просто не может выдержать свалившегося несчастья, когда эмоции перехлестывают через край от сознания собственного бессилия и невозможности что-то изменить, надо выплакаться. Для этого и даны человеку слёзы.
Он взял её за руку, крепко сжал
- Это сделали бандиты. Мы отомстим за неё, но ты должна взять себя в руки и не закатывать истерики. В жизни возможны многие потери, но, несмотря на это, жизнь должна продолжаться.
Он понимал, что говорит какие-то глупости, но что надо говорить в таких случаях? Яна постепенно начинала приходить в себя и кусала губы в попытке прекратить слёзы, но они лились помимо её воли.
Прошло почти полчаса, пока Яна успокоилась и они смогли ехать дальше. На выезде из города машину остановил инспектор ГАИ. Проверив права, техпаспорт и доверенность, он внимательно посмотрел на Яну.
- Почему девочка заплаканная? - спросил он, переведя взгляд на Митю.
В городе несколько месяцев назад украли ребёнка, поэтому настороженность инспектора была вполне объяснима.
- Котёнок убежал, найти не можем, - придумал причину Митя. - Такой пушистый, красивый котенок, перс. Убежал или кто-то украл, а он был любимцем семьи.
Инспектор посмотрел на Яну испытывающим взглядом.
- А котенка как звали?
- Барсиком, - ответила Яна, всхлипнув. - Мне его совсем недавно подарили.
- Жаль, конечно, - сказал инспектор, возвращая Мите документы. - У меня тоже есть кот, Жоркой зовут. Так он у нас, как член семьи.
Домой Митя приехал поздно, но ни отца, ни Тане не было.
- Они у Мельникова, - сказала Алёна.
Она куталась в тёплую шерстяную кофту и её била дрожь, но, скорее всего, не от холода.
- Андрей Дмитриевич просил тебя, как только вернешься, приехать забрать их оттуда. Я тоже хочу с тобой поехать.
Кроме Никоновых, у Мельникова сидели Кудрявцев и Рукавишникова. Женщины прикладывали к глазам платочки и тайком всхлипывали.
- Как там дела? - спросил Мельников, увидев Митю. - Они оставили её у себя?
Митя кивнул. Где находится Яна, не знал никто, кроме него и Мельникова. Яне тоже строго приказали никогда не упоминать, где она летом находилась две недели. Такая конспирация себя оправдала, когда опять потребовалось её спрятать.
- Завтра зайди, пожалуйста, на фирму с самого утра, - попросил Мельников. - Одевайся попроще, будет для тебя задание.
Митя опять кивнул. Не хотелось снова завтра прогуливать лекции, но отказать невозможно. А как было бы здорово встретить завтра Марину у входа в университет цветами!
На следующее утро Митя получил задание.
- Сегодня должен решиться вопрос о выделение на кладбище места захоронения, - сказал ему Стас. - Как только станет известно, тебе его покажут и ты должен будешь находиться поблизости, чтобы контролировать к нему подходы. Есть опасность, что попытаются подложить мину или оборудовать позицию для снайпера. Через шесть часов тебя сменят. Дежурство будет круглосуточное. Сухой паёк приготовлен и сейчас тебе его выдадут.
В рабочей спецовке и в старой кепке Митя патрулировал указанную ему территорию, время от времени присаживаясь около какого-нибудь памятника, делая вид, что выпивает и закусывает. Он незаметно осматривался вокруг, но ничего подозрительного не видел. Невдалеке Слава Дорохов оборудовал себе снайперскую позицию наверху заброшенной часовни, откуда сможет контролировать всю территорию, прилегающую к месту захоронения. Лёня Окунев привёз цветы и венки на чью-то могилу и оборудовал там для себя позицию - завтра утром он заляжет под этими цветами со снайперской винтовкой и вместе с Дороховым они возьмут под перекрестный контроль всю близлежащую территорию.
Поздним вечером того же дня на кладбище ликвидировали подрывника, который перелез через забор. Отряхнувшись и оглядевшись, он направился к тому месту, где были вырыты три могилы. Сидевший в засаде Эдик Иванченко перехватил его, когда тот, что-то закопав и присыпав землёй, собирался уходить. Минёра-неудачника вывезли в лес и допросили, после чего положили на его же мину и взорвали. Мина оказалась радиоуправляемая.
Хоронили всех троих на следующий день. Жена Петра Омельченко билась в истерике на заколоченном наглухо гробе, где лежали обгоревшие остатки её мужа. Жены Шевчука не было - она лежала в больнице с обширным инфарктом. Присутствовали только его дети - сын с женой и дочь с мужем. Таня и Лера тихо плакали, а рядом с ними молча стояли Кудрявцев и Никонов-старший. Алёна на кладбище не пришла - Таня боялась, что с нею случится истерика и разрешила ей остаться дома. Около гроба с останками Зои плакала её мать, которую поддерживала за плечи приехавшая из Тюмени сестра.
Попрощаться с Шевчуком прилетели из Москвы генералы, многие из которых были в штатском. Среди них стоял и Ферапонтов. С палочкой он больше не ходил, твердо решив вернуться к избирательной компании. Наличие палочки позволило бы журналистам записать его в инвалиды, поэтому он старался ходить как можно прямее, хотя и испытывал при этом боль. Мельникову он ни слова не сказал, а просто молча пожал руку, за что тот был благодарен: ненужные слова сочувствия очень напрягают. Чтобы не принимать соболезнования от многочисленных друзей и знакомых, Мельников отключил телефон и перед этим целый день валялся дома на диване, проваливаясь в дремоту и просыпаясь с сожалением, потому что ненавидел реальность.
С прощальными словами выступали какие-то люди из оборонной промышленности, вскользь упоминавшие неизвестных им Зою Мельникову и Петра Омельченко. Они говорили о том, каким прекрасным организатором производства был Степан Александрович и как много он сделал для обороноспособности страны.
Потом священник читал молитву, а его помощники пели какой-то псалом. Мельников стоял с застывшим лицом, ощущая внутри себя невероятную пустоту. Мыслей не было, одни только воспоминания. Казалось, совсем ещё недавно они с Зоей стояли на этом же кладбище и она обещала зарезать его кривым ржавым ножом, если он ей изменит.
- Почему кривым и ржавым? - спросил он тогда.
- Кривым, чтобы больнее было, а ржавым - чтобы было не так эстетично, - ответила она, строя ему глазки.
Неужели она отныне будет только в его воспоминаниях и он никогда больше её не увидит! Никогда не дотронется до неё, никогда не услышит от неё ни одного слова! Неужели всё пройдет и он привыкнет жить без неё, как жил и до того, как её встретил? На перстне царя Соломона было выгравировано: "Всё проходит". Вот и у них с Зоей всё прошло. Неужели имелась какая-то необходимость в том, чтобы всё так быстро прошло? Как теперь они с Яночкой будут жить?
Он знал, что Самохин и Стас Кондратюк организовали сегодня плотную, как никогда, охрану, но ему было всё равно. В засаде, кроме Мити Никонова, сидели ещё несколько человек, а два снайпера контролировали подходы к месту прощания с покойными. Покойными! Как же так получилось, что Зоя стала покойницей?! Что же он просмотрел, что недодумал? Как же он допустил такое? Пустота внутри была горячей, она жгла сердце и он знал, что ещё не скоро оправится от удара, который нанесла ему проклятая жизнь.
Глава 25.
Петр Авдеев встречает гостей
Джип песочного цвета выскочил с бездорожья на асфальтированное шоссе и Петр утопил педаль газа. Утреннее солнце и голубизна безоблачного неба вселяли оптимизм и расслабляли.
- Петр, что за город, куда мы едем? - сонным голосом спросил Зубков.
- Город называется Беэр-Шева. Это переводится как "колодец клятвы". В Библии он часто называется Вирсавия. Согласно Ветхому Завету, праотец всех семитских народов Авраам вырыл здесь колодец, чтобы напоить свои стада.
Петр увлеченно рассказывал о том, как Авраам переселился в Вирсавию или Беэр-Шеву после того, как Бог уничтожил города Содом и Гоморру. Там же он клятвой подтвердил союз с Авимелехом, царём филистимлянского города Герары. Авимелех, параженный красотой Сара, жены Авраама, захотел взять её в свой гарем, однако похотливый филистимлянский царь не успел дотронуться до нее, потому что ночью ему явился Бог и повелел вернуть жену Аврааму под угрозой гибели всего Авимелехова дома. Испугавшись, Авимелех немедленно вернул Сару её законному владельцу.
- Вот такие здесь происходили дела в те далекие времена. Саре тогда было девяносто лет отроду, а муж был на 10 лет старше её, - смеясь, добавил Петр и повернулся к сидевшему рядом Круглову, чтобы посмотреть, какое впечатление произвел его рассказ.
Тот тихо спал, свесив голову на грудь. Сидевшие сзади Грачев и Зубков тоже спали и Петр с досадой подумал, что впустую рассказывал спящим интересные вещи. Он понимал, что гости ночь не спали, добираясь до израильской границы через весь синайский полуостров, но очень хотелось распросить их, как им удалось миновать многочисленные египетские блок-посты и не встретиться с бедуинами, путешествуя вдали от туристических маршрутов. В пустыне не так-то просто ускользнуть от бедуинов, среди которых много разбойников, промышляющих захватом туристов с целью получения за них выкупов. Да и с контрабандистами, которые снуют по Синаю туда-сюда, тоже опасно встречаться. Но будить гостей не стал, решив расспросить их вечером.
Растолкал гостей он уже во дворе дома, состоящего из трех небольших комнат, кухни и санузла с душем.
- Мы находимся на окраине города. Этот небольшой домик я снял для вас у местного араба, - объяснил Петр. - Хозяину сообщил, что вы туристы из Москвы, мои старые знакомые. Гостиница, мол, для вас дорога, поэтому ищите аппартаменты. Сейчас примите душ, перекусите, выспитесь, а вечером я вернусь и тогда обсудим наши дальнейшие действия. Кстати, я приготовил вам на первое время, как меня и просили, трусы, шорты, футболки и красовки, так что сможите переодеться.
- Так это дом араба? - удивился Круглов. - А я слышал, что между арабами и евреями сплошная ненависть. Как нас убеждают, политики из кожи лезут, всеми силами борятся за мир, но помирить арабов и евреев никак не могут.
- Для местных жителей мир уже наступил и пока нас не взрывают, живем тихо и мирно. А политикам нужны деньги и рейтинги, поэтому для них борьба за мир важнее нормальной жизни. В этом вся и проблема. Мужики, в ванной три полотенца, они помогут вам вернуться в цивилизованное общество. Давайте в душ по очереди, а то рядом с вами трудно дышать.
Водные процедуры заняли больше часа и Петр, прикинув сколько воды было израсходованно, ужаснулся, но ничего не сказал - понимал, как непросто европейцам быть в шкуре бедуинов. На сегодня у него было запланировано много дел и он уехал, а гости, немного перекусив после душа, с блаженством растянулись на постелях. Круглов и Зубков уснули мгновенно, а Грачева мучили мысли о том, как ужаснулась бы мама, узнай, чем он занимается на Святой Земле! И как ужаснулась бы Наденька, если бы узнала о нём всю правду!
Пора завязывать с такой жизнью и начинать жить, как все нормальные люди. Только что он умеет? Возвращаться во внутренние войска, чтобы воевать в Чечне? Бессмысленно! Да и не хочется служить пушечным мясом в финансовых разборках между московскими и грозненскими мафиозными группировками. Дядя Лёня, как всегда прав: нефть за границу гнали сообща, а делиться деньгами грозненские партнеры не захотели, вопреки всем воровским понятиям. Не желают чеченские "партнеры" соблюдать понятия, вот и потребовалось "навести конституционный порядок". Только московские пацаны даже этого толком сделать не могут и льется кровь непричастных, а кто-то в это время подсчитывает свои барыши! И он полезет в это дерьмо?!
Постепенно усталость взяла свое, мысли начали путаться и Грачев уснул.
Петр Авдеев спешил в город, рассчитывая поспать часик-полтора перед визитом в полицию, куда его вызвали по заведенному на него уголовному делу. История длилась уже несколько месяцев и скоро дело должны передать в суд. До вынесения судебного решения ему запрещалось работать охранником в школе, а другой работы нет, поэтому семья вынуждена жить на одну зарплату Маши, жены, работающей в больнице медсестрой. Денег катастрофически не хватает, а на адвоката большие затраты, вот и пришлось взять ссуду в банке, которую неизвестно, как потом возвращать. Неожиданно повезло - подвернулась левая, хорошо оплачиваемая, работенка: надо было собрать данные о владельцах одного тель-авивского борделя, встретить и вывести на них трех мужиков, которые должны нелегально пробраться в Израиль через Синай. Он понимал, что встревает в опасную авантюру - его нанимают, как бывшего опера, чтобы выследил кого надо. А потом приедут стрелки и ликвидируют тех, кого он выследил. Но если стрелков повяжут, то он прицепом пойдет с ними за соучастие.
Связываться с уголовниками, которые приедут, очень не хотелось, однако финансовое положение семьи становилось всё отчаяннее и другого выхода не было видно. Хозяин квартиры уже прозрачно намекал, что долго ждать денег не намерен и у него есть желающие, которые будут регулярно и аккуратно платить за аренду жилья. Однако отдать накопившейся за два месяца долг не было никакой возможности - адвокат поглощал массу денег, присылая счета за письма, за посещение полиции, за беседы в суде. И если бы не аванс за участие в деле, то платить было бы нечем. А так, если дело выгорит, то можно будет с лихвой покрыть все расходы и на адвоката, и за квартиру, и за обучение сына в университете, и на репетитора по ангийскому языку для дочери-школьницы и на многое другое. Вот и пришлось согласиться, скрепя сердцем.
К приятному удивлению, прибыли не уголовники, а вполне интеллигентные молодые люди, в которых он сразу почувствовал своих. Интуиция опытного опера подсказывала, что прибывшие, скорее всего, бывшие офицеры какой-то спецслужбы и от этого ему стало немного легче на душе. Это не тупые уголовники и сделают всё так, как это умеют простые люди из российских спецслужб, поэтому вероятность того, что их повяжут, достаточно мала.
Неприятности, из-за которых он попал в столь катастрофическое положение, свалились на него одним прекрасным весенним днем, когда в частной начальной школе, в которой он работал охранником, заканчивались занятия и детвору отпускали домой. Вскоре должен был прозвенеть последний звонок и дети, как обычно, стремглав выскочат из школы и, как сумасшедшие, с диким визгом устремятся на улицу, поэтому заранее надо открыть ворота школьного двора. Выглянув в окно, Петр увидел у ворот со стороны улицы дерущуюся стайку молодежи примерно шестнадцати-семнадцати лет. В ход шли кулаки, ноги, палки, и боясь, как бы в свалке дерущиеся не покалечили детвору, когда та вывалится со двора, он бросился на улицу.
- Парни, здесь нельзя драться! Перенесите, пожалуйства, свои боевые искусства метров на сто дальше, - вежливо попросил он дерущихся, которых было семеро - трое сабров /35/ и четверо африканцев - очевидно второе поколение нелегалов.
Африканские нелегалы уже достали всех, кроме, разумеется, депутатов Кнессета и либералов, живущих в элитных особняках с многочисленной охраной. Политики объясняют, что нелегалов депортировать нельзя, так как надо соблюдать некие строгие юридические стандарты каких-то абстрактных конвенций ООН, так же далеких от реальности, как и от здравого смысла. И посему налогоплательщики должны кормить нелегалов безропотно и с энтузиазмом, выполняя долг страны перед чиновниками ООН.
Связываться с африканцами в Израиле не менее опасно, чем в Европе - могут обвинить в расизме, разжигании расовой ненависти и исламофобии. Не зря толерантные шведки даже не пытаются оказывать сопротивление насильникам из Африки и Ближнего Востока - боятся столь страшных обвинений.
Между тем, быть обвиненным в этих ужасных вещах Петр не боялся, так как считал, что был при исполнении и действовал строго в соответствии с уставом службы. А в уставе четко прописана основная задача охранника школы: физически предотвращать любые враждебные действия против учебного заведения и людей, находящихся на его территории или в ближайшей от него периферии. Но парни не вняли его просьбе - были либо пьяные, либо обкуренные. Сразу же забыв свои разногласия и объединившись, двинулись на него с угрожающем видом, размахивая палками. Наркоманы и алкоголики в Израиле считаются инвалидами, с которыми можно проводить лишь воспитательные беседы, но Петр понимал, что времени для беседы у него не остается, так как расстояние между ним и бойцами стремительно сокращалось.
- Я вооружен, - предупредил Петр и вынул пистолет.
"Инвалиды" не испугались его пистолета, потому что охранники государственных школ редко бывают вооружены настоящим оружием. Но это была частная школа и пистолет был настоящим. В Штатах при попытке угрожать полицейскому или штатному охраннику в предупредительных выстрелах в воздух нет нужды - закон разрешает стрелять сразу на поражение, поэтому там мало желающих угрожать им палками. Но на Израиле паразитирует либеральная демократия европейского толка, поэтому Петру пришлось дважды выстрелить в воздух, прежде чем пятки "инвалидов" сверкнули за ближайшим углом. И сразу же раздался визг тормозов проезжавшей мимо полицейской машины.
Петр подробно описал приметы сбежавших парней и полицейские их быстро разыскали по "горячим следам". Правда, африканцев вскоре отпустили - израильские полицейские тоже опасаются связываться с национальными меньшинствами по соображениям толерантности и политкорректности, потому что правозащитники всегда начеку и левые депутаты Кнессета, готовые порвать любого "исламофоба и расиста", тоже не дремлют. Через день отпустили и сабров, а ему инкриминировали то, что выстрелы в оживленном районе вблизи школы могли привести к случайным жертвам и требовалось доказать, что стрелял он строго вертикально вверх. А как доказать? Какими фактами?
На всё время разбирательства его лишили права работать в охране и запретили владеть оружием. Руководство школы его уволило, отказавшись платить зарплату за время простоя. Оставшись без работы, Петр ожидал суда, который должен состояться через несколько месяцев, и все накопленные ранее сбережения, а также взятую в банке ссуду потратил на адвоката, так как юриспруденция в странах либеральной демократии превратилась в запутанную систему типа болотной трясины. Оно стало искусством ради искусства и в этом болоте нечего делать без адвоката, искусника в юридическом словоблудии и специалиста по выводам, никак не вытекающим из фактов. И с каждым годом болото юриспруденции, ставшее для судей и адвокатов раем, целью и смыслом жизни, становится все шире и глубже, постоянно расширяясь трудами его творцов и засасывая в эту трясину всё остальное общество.
Как жить дальше, Петр не очень себе представлял, поэтому, недолго размышляя, принял предложение, поступившее от знакомого. Собрать все необходимые данные о владельцах указанного борделя было несложно и узнав, что бордели используют нелегалок в качестве секс-рабынь, немного успокоился. Это было похоже не на мафиозные разборки, а на месть. А на месть людей зачастую толкает отсутствие справедливости из-за слабости государственных институтов или отсутствия нужных законов. Вроде бы законов много, но ещё древние римляне предупреждали: там где слишком много законов мало справедливости. Поэтому и приезжают посланцы восстановить справедливость и наказать виновных в тяжких преступлениях.