– Я не особо лажу с людьми. И мне снятся кошмары. – Могу представить. – Не можете. Дэн согласно пожимает плечами. Что уж тут спорить? – Ну, что раскопала в библиотеке? – Кучу всего. – Она оставляет себе бутылку пива, а остальные протягивает ему. Потом присаживается, удерживая бутылку под мышкой, и снимает тяжелые черные ботинки. На диван она заваливается в одних носках, и, на взгляд Дэна, это слишком уж фамильярно. Она расчищает журнальный столик, сгребая бумажки в сторону. Среди них – счета, еще счета, лотерейный билет из «Ридерз дайджест» с остатками позолоченного защитного слоя («Победа при любом раскладе!»), а еще – порножурнал «Хастлер», при виде которого Дэна передергивает от унижения. Он купил его в момент слабости, подстегнутый одиночеством и возбуждением – на тот момент это показалось наименее позорным решением. Но Кирби журнала не замечает. Или молчит из вежливости. Или жалеет его. О боги. Она достает из сумки папку и выкладывает на стол вырезки из газет. Это оригиналы, не копии – Дэн не представляет, как она пронесла их мимо Харрисона. Он надевает очки и изучает статьи. Все они изобилуют сведениями об ужасных убийствах. Ножевые ранения, угнетающие детали – раньше он только о них и писал. Но сейчас они лишь приносят усталость. – Ну, что думаете? – вызывающе интересуется Кирби. – Ay bendito[2], девочка, – отвечает он, подбирая несколько вырезок. – Ты посмотри на жертв. Они же все разные. Начиная от черной проститутки, которую бросили на детской площадке, и заканчивая домохозяйкой, зарезанной у гаража, потому что хотели угнать машину. А это что, убийство 1957-го? Серьезно? Тут даже почерк не совпадает. Ее голову нашли в бочке. Кстати, ты сама говорила полиции, что нападавшему было около тридцати. Так что ты не нашла ничего полезного. – Это пока. – Она бесстрастно пожимает плечами. – Начнем с широкого профиля и постепенно сузим круг поисков. У серийных убийц всегда есть определенный тип жертв. Я пытаюсь его отыскать. Банди любил студенток. С длинными волосами, пробором посередине, обязательно в брюках. – Думаю, Банди мы можем убрать, – говорит Дэн и запоздало понимает, насколько бестактно звучат его слова. – Бз-з-з, – пародирует Кирби жужжание электрического стула. Она абсолютно невозмутима, и от этого неуместная шутка становится только смешнее. Поразительно, как легко они обсуждают смерть. Даже шутят. Конечно, когда он работал с полицией, каждые две недели освещая ужасные преступления, они тоже не чурались черного юмора. Лягушки в кипящей воде; человек ко всему привыкает. Но те смерти не касались их лично. – Ладно, ладно, очень смешно. Допустим, твой тип не охотится за легкой добычей. Проститутки, наркоманки и бездомные его не интересуют. Кто еще на тебя похож? – Джулия Мадригал. Мы в одной возрастной группе: ей тоже было около двадцати. Студентка университета. Убита в лесу. – Не то. Ее убийцы гниют в тюрьме округа Кук. Кто дальше? – Я вас умоляю, вы же сами в это не верите. – Уверена? Или ты просто не веришь, что Джулию убили чернокожие, потому что на тебя напал белый мужчина? – спрашивает Дэн. – Что? Нет. Просто полиция и так плохо работает, а тут на них надавили. Она из хорошей обеспеченной семьи. Дело нужно было закрыть побыстрее. – А как же почерк преступления? Раз на тебя напал тот же убийца, чего же он не украсил лес твоими кишками? С годами маньяки ведь расходятся только сильнее? Как тот каннибал, которого поймали в Милуоки. – Вы про Дамера? Ну да. Нарастающая жестокость для них типична. Приходится изощряться, потому что насилие перестает приносить удовольствие. Нужно постоянно повышать ставки. – Она встает и начинает расхаживать по комнате, машет бутылкой: восемь с половиной шагов в одну сторону и обратно. – И он бы не остановился, Дэн. Просто ему помешали. Он же стандартный серийный убийца: частично импульсивный, частично организованный психопат. – Вижу, ты подготовилась. – Пришлось. Денег на частного детектива не хватило. Да и в результате они не заинтересованы, в отличие от меня. В общем: импульсивные убийцы спонтанны. Убивают, когда подворачивается возможность. Поэтому ловят их обычно быстрее. А вот организованные готовятся. Продумывают план. Стараются обездвижить жертву. От тел они избавляются, но любят издеваться над полицейскими. Иногда даже пишут в газеты, чтобы похвастаться, как Зодиак со своими криптограммами. А еще есть совсем чокнутые: они считают, что одержимы, как Б.Т.К. – его, кстати, до сих пор не поймали. Он писал все подряд. То хвалился убийствами, то раскаивался и сваливал все на демона в голове. – Ну ладно, мисс ФБР. Тогда вот тебе вопрос на засыпку. Ты уверена, что это был серийный убийца? Не пойми неправильно, мужик, который пытался тебя… – Он спотыкается и неосознанно машет в ее сторону пивом, словно хочет выпустить ей кишки; потом понимает, что делает, и поспешно прикладывается к горлышку, жалея, что в пиве нет и пары процентов алкоголя. – …В общем, он больной урод, это точно. Но он мог напасть просто так, потому что ты подвернулась под руку. Это ведь основная версия, да? Что он обдолбался «ангельской пыли»? Интервью с детективом Диггсом, записанное его практически нечитаемой скорописью, описывает все куда жестче: «Действовал под наркотиками. Жертве не стоило идти гулять в одиночестве». Как будто она сама напросилась, господи боже! – Что, теперь вы решили взять у меня интервью? – Она подносит бутылку к губам и отпивает. Дэн замечает, что в отличие от его жалкого подобия она пьет настоящее пиво. – Чего же раньше не брали? – Эй, ты лежала в больнице. Практически в коме. Меня к тебе не пускали. – Это правда, но только отчасти. Он бы мог пробиться к ней на прием одним только очарованием, которое помогало ему в сотнях дел. Медсестра Уильямс из приемного отделения закрыла бы на него глаза, пофлиртуй он немного. Всем нравится ощущать себя желанными. Но ему было наплевать – он уже выгорел, хотя и умудрился проработать потом целый год. Но ситуация вгоняла его в депрессию. То детектив Диггс со своими намеками, то мать, которая вырвалась из оков изначального оцепенения и начала названивать ему ночами, потому что полиция не смогла найти виноватого. Она надеялась, что Дэн ей поможет – а потом начала орать в трубку, потому что он ничего не знал. Не ожидала, что ее личная трагедия окажется для него очередной жуткой историей про психанутых ублюдков, и он не в силах ответить на терзающие ее вопросы. Не мог же он сказать, что дал ей свой номер, просто потому что она оказалась красоткой. К тому времени, как Кирби выписали из реанимации, Дэну осточертела ее история, и он не хотел писать продолжение. Да-да, он понимает, что у нее была собака, большое спасибо, мистер Мэттью Харрисон, это чудесно, ведь все любят собак, особенно когда они храбро погибают, защищая свою хозяйку. Прямо «Лэсси» и «Техасская резня бензопилой» в одном флаконе. Но никаких подвижек не было: ни зацепок, ни заявлений полиции, которые до сих пор не поймали больного урода, напавшего на девчонку, – он оставался на свободе, поджидая новую жертву. Так что насрать на собаку, и на все хреновое расследование тоже насрать. Поэтому Харрисон назначил на дело Ричи, но к тому времени мать уже вбила себе в голову, что все журналисты козлы, и отказалась с ним разговаривать. В наказание Дэна заставили писать про перестрелки в Кей-тауне, которые оказались типичными разборками тупых бандюганов. В этом году убийств стало еще больше. К счастью, Дэн больше не освещает криминальные новости. Чисто технически работать в спортивном отделе сложнее – ему постоянно приходится путешествовать, – зато это дает возможность уехать куда подальше и не думать о своей одинокой квартирке. Подлизываться к менеджерам не сложнее, чем подлизываться к полиции, зато в бейсболе нет утомительного однообразия убийства. – Такая легкая отмазка, – недовольно говорит Кирби, возвращая его в настоящее. – Наркотики. Не употреблял он наркотики. Ну, или я с ними незнакома. – А ты эксперт, да? – Вы мою мать видели? С ней кто угодно подсел бы. Хотя мне наука наркотиков не особо дается. – Это не работает, кстати. Зря ты все переводишь в шутку. Сразу становится ясно, чего ты пытаешься избежать. – Годы работы в убойном отделе превратили его в знатока человеческой натуры, философа жизни, – произносит она, понизив голос, словно наговаривает текст для трейлера фильма. – Как я и говорил, – замечает Дэн. Но у него горят щеки. Она цепляет его, и это бесит. Как в первые годы работы, когда он вел светскую хронику под руководством Лоис, старой крысы, которая так злилась, что он попал в ее отдел, что даже не называла по имени. Только твердила: «Джемма, скажи этому мальчишке, что объявления о свадьбах так не пишут!» – Я была трудным подростком. Начала ходить в методистскую церковь, а мама постоянно бушевала, что лучше бы я пошла в синагогу. В общем, приходила я, вся такая набожная и всепрощающая, смывала травку в унитаз, а потом мы три часа орали друг на друга, она уходила и возвращалась только под утро. Дошло до того, что мне пришлось переехать к настоятелю Тодду с женой. Они как раз хотели устроить реабилитационный центр для проблемной молодежи. – Дай угадаю: он попытался залезть к тебе в штаны? – Господи, да с чего бы? – Она качает головой. – Не все священники любят малолеток. Нет, они были хорошими людьми. Просто мы не сходились характерами. Уж слишком они усердствовали. Хотели изменить мир – и пусть бы меняли, но на мне экспериментировать не обязательно. Да и непривычно было иметь отца, у меня же его никогда не было. – Ага, логично. – В этом же суть любой религии – оправдать ожидания, возложенные папашей с небес. – Ну и кто тут начинающий философ? – Теолог, попрошу. В общем, ничего с ними не вышло. Я думала, что хочу стабильной жизни, а она оказалась скучной до чертиков. И я стала делать все ровно наоборот. – Связалась с плохой компанией. – Основала плохую компанию, – ухмыляется она. – Панк-рок и не до такого доводит. – Он салютует ей полупустой бутылкой. – А то. Наркоманов я повидала немало. И он был на них не похож. – Она замолкает. Но Дэн знаком с этими паузами. Затишье, в котором стакан балансирует на краю стола, отчаянно борясь с гравитацией. Вот только гравитация всегда побеждает. – И еще кое-что. В газетах про это не писали, только в полицейском отчете. «Бинго», – думает Дэн. – Да, так часто бывает. Они утаивают информацию, чтобы отличать звонящих в участок психопатов от настоящих свидетелей. – Он допивает пиво, избегая ее взгляда. Ему страшно услышать, что она скажет; он так и не прочитал статьи, описывающие ее дело, и в глубине души ворочается стыд. – Он мне кое-что бросил. После… всего. Зажигалку, черную с серебром. Винтажную, ар-деко. С гравировкой: «В. Р.» – Что это значит? – Не знаю. Полиция сопоставляла ее с подозреваемыми и другими возможными жертвами. – А отпечатки были? – Ну конечно, но только частичные, так что пользы от них никакой. Все как всегда. – Нашли бы какого-нибудь дряхлого перекупа, если отпечатки были бы в базе. – Их не смогли отследить. И да, можете не уточнять, я уже прошлась по телефонной книге и обзвонила всех «В. Р.», которые живут в окрестностях Чикаго. – И больше про зажигалку ничего не известно? – Я общалась с одним коллекционером с дорожной выставки. Он сказал, что по описанию она похожа на «Ронсон Принцесс Делайт». Не самая редкая зажигалка, но пару сотен за нее выручить можно. У него была похожая, примерно того же времени выпуска, между тридцатыми и сороковыми. Хотел продать мне ее за двести пятьдесят долларов. – Двести пятьдесят баксов? Видимо, не тем я занимаюсь по жизни. – Бостонский душитель связывал девушек капроновыми чулками. Ночной охотник оставлял на месте преступления пентаграммы. – Ты чересчур много про них знаешь. Нельзя постоянно копаться у них в головах, ничего хорошего из этого не выйдет. – Но тогда я не выброшу его из своей собственной головы. Спрашивайте, не стесняйтесь, я все про них знаю. Обычно они начинают в возрасте от двадцати четырех до тридцати лет, но убивать будут долго, пока их не поймают. В основном это белые мужчины. Они не способны сопереживать людям, что выражается в антисоциальном поведении или в эгоистическом обаянии. Им свойственны склонность к насилию и ограблениям, издевательство над животными, трудное детство и проблемы с сексом. Но это не значит, что они становятся общественными изгоями. Известны случаи, когда убийцами оказывались достойные лидеры общественности, женатые и с детьми. – А все вокруг каждый раз оказываются в шоке, хотя они улыбались и махали через забор, пока их славный соседушка выкапывал во дворе камеру пыток. – Дэн больше всего ненавидит людей, которым нет ни до чего дела: слишком часто он сталкивался с жертвами домашнего насилия. Да даже одного случая бы хватило. Кирби заканчивает расхаживать и садится рядом с ним. Пружины дивана натужно стонут. Она тянется к последней бутылке, а потом вспоминает, что оно безалкогольное. Но все равно забирает. – Пополам? – предлагает она. – Мне хватит. – Он сказал, что это подарок на память. Не мне, разумеется. Мертвые ничего не помнят. Он говорил про родных, про полицию, может, про все общество в целом. Он посылает мир на хрен. Потому что считает, что мы его не поймаем. Впервые за всю ее речь в голосе слышится трещина, и Дэн с особой тщательностью подбирает слова. Телевизор приглушенно бормочет что-то о лыжниках, прыгающих с трамплина, но он старается не думать об этом странном аккомпанементе.