Барбара говорит: – Прости, что мы не были к тебе добры. Рокси задирает бровь: – Я бы это назвала иначе, Барбара. Не хотела так жестко, но в детстве бывало всякое. И праздники, на которые Рокси не пускали, и подарки, которых она так и не получила, и семейные ужины, куда ее не звали, и тот раз, когда Барбара явилась к Рокси и ее маме домой и облила им окна краской. – Ты не обязана была напрягаться из-за Рики. Я не думала, что ты пойдешь. – Не все мы мстительные, ага? У Барбары лицо такое, будто она пощечину схлопотала. – Да ничего, – говорит Рокси, потому что теперь-то уже ничего, примерно с тех пор ничего, как погиб Терри. Рокси грызет губу. – Я тебе никогда не нравилась, потому что ясно, чей я ребенок. Я и не рассчитывала, что ты меня полюбишь. Это ничего. Мы же друг другу не мешаем? Это просто бизнес. – Рокси потягивается, и пасма напружинивается поперек груди, а мускулы внезапно тяжелеют, наливаются усталостью. Барбара смотрит на нее, слегка щурясь: – Мой Берни тебе пока не все рассказывает. О том, как ведется этот бизнес. Уж не знаю почему. – Для Рики бережет, – говорит Рокси. – Да, – отвечает Барбара. – Видимо. Но Рики теперь бизнес не светит. Барбара встает, идет к кухонному шкафчику. Снимает с третьей полки пакеты муки и коробки печенья, а потом сует ноготь в почти невидимую трещину в самой глубине и открывает тайник не шире ладони. Достает три черных блокнотика, стянутых резинкой. – Контакты, – поясняет она. – Отдел по борьбе с наркоторговлей. Продажные легавые. Подмазанные врачи. Я месяцами твержу Берни, что надо это все сдать тебе. Чтоб ты сама разобралась, как “блеском” торговать. Рокси забирает у нее блокноты. Взвешивает на ладони – тяжелые, плотные. Свод знаний о том, как вести бизнес, – компактным блоком, кирпичом информации. – За то, что ты сегодня сделала, – говорит Барбара, – для Рики. С Берни я все улажу. – И она с кружкой чаю уходить спать. Рокси остаток ночи не спит, сидит у себя, листает блокноты, делает пометки и строит планы. Некоторым контактам по многу лет – связи, которые папка разрабатывал, люди, которых он шантажировал или подкупал (как правило, из пункта два рано или поздно вытекал пункт один). Барбара не въезжает, что? отдала, – с этими данными Рокси развернется по всей Европе с полпинка. На “блеске” Монки наживутся, как никто не наживался с самого сухого закона. Рокси улыбается – и дергает коленкой, когда, пробегая взглядом по столбцу имен, видит что-то важное. Доходит не сразу. Какой-то участок мозга опередил все прочие, велел читать и перечитывать список. Стоп. Вот оно. Имя. Продажный легавый, детектив Ньюленд. Ньюленд. Потому что Рокси никогда не забудет, что Примул сказал при смерти, ну? Рокси никогда, до конца жизни своей не забудет тот день. “Ньюленд обещал, что тебя не будет дома”, – сказал Примул. Легавый, Ньюленд этот. Один из тех, что сговорились убить маму Рокси, а Рокси прежде и знать не знала, кто он таков есть. Думала, все давным-давно быльем поросло, но видит имя, и вспоминает, и думает: бля. Какой-то шкурник из полиции продает то-сё папке, продает то-сё Примулу. Бля, думает Рокси. Какой-то шкурник из полиции следит за нашим домом и сигналит, когда меня не будет. По верхам пошуровала в интернете – и готово дело. Детектив Ньюленд нынче окопался в Испании. Городок маленький. Легавый на пенсии. Явно не ждет, что его будут искать. Рокси не собиралась рассказывать Дарреллу. Но Даррелл явился сам – благодарить за то, что она сделала для Рики, и за то, что ему, Дарреллу, жизнь спасла. Сказал: – Мы же понимаем, к чему все идет. Рики выбыл из игры. Если я могу чем-то помочь, Рокс… Только скажи, что сделать. Видимо, и у него завелись те же мысли, что у нее: пора уже принять перемены, которые обрушились на всех, плыть по течению, найти себе место в новой жизни. Ну и Рокси рассказала, зачем едет в Испанию. А Даррелл ответил: – Я с тобой. Она понимает, о чем он просит. Рики не вернется к нормальной жизни еще очень много лет, а может, никогда. И едва ли станет прежним. Семья как-то истощается. Даррелл хочет быть семьей для Рокси. Городок найти несложно. GPS, прокатный автомобиль – и приехали, меньше часа дороги от севильского аэропорта. Изощряться незачем. Пару дней наблюдают в бинокль – успевают убедиться, что живет он один. Селятся в гостинице поблизости, но не за углом. Тридцать миль дороги. Если ты из местной полиции и проводишь рутинное расследование для проформы, там искать не станешь. Неплохо он справляется, Даррелл. По-деловому, но с юмором. Решения оставляет за Рокси, но и сам выдает здравые мысли. Рокси думает: ага. Если Рики выбыл из игры – ага. Может, и сложится. В следующий раз прихвачу Даррелла с собой на фабрику. На третий день в предрассветных сумерках они забрасывают веревку на столб, перелезают забор и ждут в кустах, пока Ньюленд не выйдет. Он в шортах и драной футболке. В руке держит сэндвич – утро раннее, а у него сэндвич с колбасой – и смотрит в телефон. Рокси чего-то ждала – что ее ужас поразит, например; думала, описается, или ярость накатит, или слезы. Но Рокси смотрит ему в лицо – и ей просто интересно. Круг замкнулся, две веревочки сплелись. Вот человек, который помог убить ее маму. Последний беглый объедок, который осталось подтереть с края тарелки. Рокси выходит из кустов. – Ньюленд, – говорит она. – Тебя зовут Ньюленд. Он смотрит, раззявив рот. В руке сэндвич этот колбасный. До прихода страха остается секунда, и в эту секунду Даррелл тоже выпрыгивает из кустов, дубасит Ньюленда по голове и сталкивает в бассейн. Когда Ньюленд очухивается, солнце уже высоко, а он дрейфует на спине. Барахтается, встает посреди бассейна, кашляя и утирая глаза. Рокси сидит на краю, плещет в воде пальцами. – Электричество отлично передается по воде, – сообщает она. – Быстро. Ньюленд при этих словах замирает. Она склоняет голову влево, вправо, потягивается. Пасма у нее налита. Ньюленд открывает рот. Выходит то ли “я не…”, то ли “а кто ты…”, но Рокси посылает по воде легкую рябь, и все его мокрое тело колет. Рокси говорит: – Если собираешься все отрицать, будет скучно, детектив Ньюленд. – Ебенть, – говорит он. – Я тебя даже не знаю. Если ты от Лисы, так я ей уплатил сполна, ясно? Уже два года как, до последнего пенса, и я умыл руки. Рокси снова посылает рябь по воде. – Еще подумай, – говорит она. – Посмотри на меня. Никого не напоминаю? Чью-нибудь дочь, может? И тут его осеняет – в мгновение ока. По лицу видно. – Ебенть, – говорит он. – Ты из-за Кристины. – Точняк, – отвечает она. – Умоляю тебя, – говорит он, и она бьет сильно, так сильно, что у него клацают зубы, и все тело сводит судорогой, и он обсирается прямо в воде – буро-желтое облачко вылетает из него, как из шланга. – Рокс, – вполголоса говорит Даррелл. Он сидит у нее за спиной, в шезлонге, рука на прикладе ружья. Рокси перестает. Ньюленд, всхлипывая, оседает в воду. – Не надо вот этого “умоляю”, – советует Рокси. – Так моя мама говорила. Ньюленд растирает предплечья, пытается вернуть их к жизни. – У тебя, Ньюленд, выхода никакого нет. Ты сказал Примулу, где искать мою маму. Из-за тебя ее убили, и теперь я убью тебя. Ньюленд рвется к бортику. Рокси снова бьет. У Ньюленда подгибаются колени, и он падает, а потом так и плавает лицом в воде. – Да бляха-муха, – говорит Рокси. Даррелл крюком подтягивает Ньюленда к бортику, и они вдвоем его выволакивают. Когда Ньюленд снова открывает глаза, Рокси сидит у него на груди. – Ты сейчас умрешь, Ньюленд, – очень спокойно сообщает Даррелл. – Кирдык настал, чувак. Больше тебе жизни не положено. Сегодня твой последний день на земле, и что ты ни скажи, это ничего не изменит. Но если мы изобразим несчастный случай, страховку за тебя все равно выплатят. Матери твоей, да? И братцу? Это мы можем – сделаем несчастный случай. А не самоубийство. Все понятно? Ньюленд выкашливает полные легкие мутной воды. – Из-за тебя убили мою маму, Ньюленд, – говорит Рокси. – Это первое. И из-за тебя я тут валандаюсь в твоей говняной воде. Это второе. Если доберемся до третьего, больно будет – ты не поверишь как. У меня к тебе всего один вопрос. Теперь он слушает внимательно. – Ты навел Примула на мою маму. Сколько он тебе за это заплатил? Ты же разозлил Монков. Каковы достойные расценки за такое, Ньюленд?