– А сколько метров повредят? – Нисколько, – уверенно улыбнулся мой собеседник. – Видала высоту фундамента? Железобетон с арматурной сеткой. Мой дом – моя крепость. “Здорово”, – подумала я, наблюдая за своими ногами, облаченными в резиновые сапоги, рассекающие водную гладь. – “У меня такой крепости нет. Передо мной лежат чужие мегаполисы и более мелкие, но не менее чужие поселения, чужие дома и чужие квартиры, бескрайние чужие пространства и короткие чужие закоулки, и нигде нет такой крепости, которую я могла бы с уверенностью назвать своей, в стойкости и защищенности которой я бы не сомневалась…”. Вольта мы оставили дома, чтобы он не вымок и не вымочил сиденья вранглера. Надеюсь, он на нас не обидится за эту свою неожиданную брошенность. У Оуэн-Гринов был просторный особняк, у Динклэйджей и Монаганов красивые двухэтажные дома, а у Пателей скромный одноэтажный домик с косой крышей. И хотя этот дом снаружи казался очень скромным, внутри он почему-то ощущался более уютным, нежели дом Монаганов. Может быть дело было в том, что у Пателей была именно скромность, а у Монаганов скорее вынужденная аскетичность, и потолки у Пателей были значительно ниже, отчего пространство вокруг казалось не таким пустующим, как у Монаганов. А может быть весь секрет заключался в том, что Готам и Лалит Патель не казались такими далекими друг от друга, какими казались друг с другом Спенсер и Синтия Монаган. – Мы позвонили Вам, потому что решили, что это может как-то помочь… – Лалит Патель мялась, её глаза бегали, что откровенно выдавало её беспокойство. Её взгляд постоянно останавливался на сидящем рядом с ней шестнадцатилетнем тощем парнишке, нервно трогающем один из своих костылей, и ни разу не упал на мужа, который, казалось, не отводил от нее своего напряженного взгляда ни на секунду. Лалит обращалась к Гордону, наверное, считая, что он главнее меня, ведь он местный шериф, а я всего лишь приезжая “кто-то там”. – Вы просили нас подумать о том, что могло бы показаться нам странным в поведении Зери, но она была такой взрывной и всегда так вызывающе себя вела, что в её поведении нельзя вспомнить вообще ничего нормального. Мы с детьми пытались вспомнить хоть что-то, перебрали все её вещи, но дневников она не вела, да и в социальных сетях у нее страниц тоже не было. Но вчера вечером Чад кое-что припомнил… – Лалит едва коснулась кончиками пальцев плеча своего приемного сына. – Чад, расскажи… – попросила женщина, и сразу же обратилась к Гордону. – Только учтите, что это всего лишь смутные воспоминания подростка, всё может быть не так, как кажется на первый взгляд… – Хорошо, – твёрдо ответил Гордон и сразу же перевел свой уверенный взгляд на парня. Оценив профиль сидящего рядом со мной шерифа, его ровную переносицу и линию бровей, я поняла, что прозвище Соколиный глаз ему могли дать не только из-за павших от его взора лесных белок. – Чад, расскажи нам, что ты вспомнил? – Когда нам сказали, что Зери, оказывается, была беременна, – неуверенно начал парень, – я попытался вспомнить имя парня, от которого она могла забеременеть… – Ты знаешь её парня? – округлила глаза я, всё-таки сумев отконтролировать тональность своего голоса. Как о таком вообще можно было молчать?! Мы ведь спрашивали у них о парнях – они все уверенно говорили, что у Зери парня не было! – Нет-нет, парня я ни разу не видел… Но она говорила однажды. Однажды она предложила мне таблетку… – подросток гулко сглотнул. – Я понял, что это наркотик, и сказал, чтобы она отвалила от меня, сказал ей, что родители расстроятся, когда узнают о том, что она теперь не только пьет, но и балуется подобным. В тот момент она уже была немного под кайфом, наверное поэтому у нее язык развязался, когда я спросил, откуда она вообще берет эту гадость. Она сказала, что встречается с парнем, который достает ей эту дрянь из большого города. – Большого города? – перебил Гордон. – Из Дэф Плэйс? – Не знаю… Кажется, она имела ввиду не Дэф Плэйс, а какой-то другой город, действительно большой… Не знаю… – Ладно, Чад, что было дальше? – непринужденно попросила парня вернуться к основному сюжету я. – Да, она сказала, что этот парень старше нее. Я тогда спросил, сколько же ему лет, и она, я это точно помню, сказала, что ему больше двадцати лет. Она еще считала себя крутой потому, что встречалась с таким взрослым белым парнем. – Ты сказал белым? – положила предплечья на стол перед собой я. – Да, она определенно точно сказала, что она спит с совершеннолетним белым парнем, которому больше двадцати лет, и что он дает ей эти таблетки. – Она не назвала его имени? – я превратилась в пружину. Чад замолчал. Он что-то знал. – Чад? – спустя пять секунд молчания решила настоять я. – Если ты что-то знаешь, ты должен нам об этом сказать. Это может помочь, понимаешь? – Да, но… Я не уверен. – Не уверен в чем? – смотря на женскую руку, сжимающую плечо подростка, прищурилась я. – Это было давно… Еще летом, в конце августа… Я забыл точное имя… Точнее, это была только фамилия, и я её никак не могу вспомнить… Только примерно… – Хорошо, Чад, послушай, – решил помочь парню Гордон, – мы понимаем, что ты не хочешь случайно указать не на того человека, поэтому какую бы ты сейчас фамилию не назвал, мы обещаем тебе, что не будем воспринимать это всерьёз, просто проверим информацию и всё. – Ладно… – парень облизал свои пересохшие губы и нервно сглотнул. – Но это не точно, учтите… Она назвала одну фамилию. То ли Фаулер, то ли Флауэр… Что-то созвучное с этим… Я никак не могу вспомнить точно… Спустя полчаса мы с Гордоном стояли на крыльце полицейского участка и сверлили взглядом пространство. Пробив по базе данных фамилии Фаулер и Флауэр мы выяснили, что в Маунтин Сайлэнс нет ни одного жителя с такой фамилией, а что касается из созвучных фамилий, на букву “Ф” нашлись только три варианта: азиатское семейство по фамилии Фу, состоящее из четырех женщин, девяностолетний старик Фокс, проживающий в местном доме престарелых, и хорошо знакомая нам Афина Фрост с её двумя несовершеннолетними дочерьми. То есть снова ничего. – Не будем падать духом, – первым заговорил Шеридан. – Еще пару часов назад у нас даже этого не было. Сейчас же мы знаем, что нам необходимо найти белокожего парня старше двадцати по фамилии то ли Фаулер, то ли Флауэр. Зери Гвала говорила о нем в конце августа, может быть он был здесь проездом? Нужно поговорить с другими семьями, вдруг другие погибшие девочки тоже были знакомы с неким Фаулер-Флауэром? – Да, нужно начать расспрашивать, – сдвинула брови я. – Дождь сегодня объявлен с полудня, – посмотрел на небо Гордон. – У нас есть время, чтобы заскочить в “Гарцующего оленя”. Афина всех и всё в этом городе знает, а сарафанное радио, знаешь ли, порой лучше полицейских баз данных работает. Заодно и поеди́м. – Да, давай, неплохая идея, – согласилась я, вспомнив о недоеденных мной этим утром дымящихся оладьях. Агент ФБР собирается пустить расследование по тропе сплетен. Ничего не скажешь: отличная идея, очень профессиональная… Но нужно ведь хоть что-нибудь предпринимать. Глава 32. Из-за непогоды кафе пустовало: только в самом дальнем углу заведения был занят один столик на четыре персоны. Заняв с Гордоном привычное место у выхода, я решила заказать уже известные мне блюда, и теперь вместо меню изучала тех немногих людей, собравшихся в этот промозглый день в этом сонном убежище. К своему удивлению, я узнала все лица. Сначала я узнала сидящую за тем единственным занятым столиком Дакоту Галлахер, по её ярко-розовым волосам, а затем поняла, что за столиком с ней находятся братья Оуэн-Грин (Джастин и Зак) и Киран Шеридан. Отец Дакоты, стоя на переносной стремянке, менял лампочки над барной стойкой, пока Афина засовывала бутылки с пивом в наполовину пустой холодильник. – Не знала, что Роджер Галлахер здесь работает, – заметила вслух я. – Я думала, что он столяр. – Я тоже не знал, что он оказывает Афине услуги электрика, – изучая меню, пожал плечами Шеридан. – Может, Том заболел или снова запил. – Кстати, насчёт этого… – я вновь украдкой бросила взгляд на нашего общего знакомого. – Ты говорил, что Галлахер не просыхает, но последние несколько раз, в которые мы с ним встречались, он был на удивление трезв. Очевидно, на него повлияла эта ситуация с неудачно подобранным его дочерью временем для побега из дома. – Надеюсь, он продолжит в том же духе, – вновь пожал плечами мой собеседник, которому явно было наплевать на тараканов в голове Галлахера. – И всё-таки я думаю, что нам стоило уже сегодня призвать отца и сына Патель к анализу спермы. В конце концов они не были родственниками с Зери Гвалой и отношения у них были откровенно тяжелыми, о чем знал чуть ли не весь Маунтин Сайлэнс. Не исключено, что своей “помощью следствию” они пытаются еще больше запутать нас, и все эти россказни о парне с фамилией, которой в городе не существует, не что иное, как попытка сбить нас с верного пути. – Ты ведь знаешь, что я сам был не против этого анализа. – Тогда почему решил отменить его? – Не отменить, а повременить. Если через пару дней у нас ничего не появится, тогда, наверное, его придется сделать. Пойми, Дэшиэл, это очень – понимаешь? – очень маленький город. Если здесь на кого-то неправильно упадет тень, этот кто-то рискует света белого не увидеть на протяжении всей своей оставшейся жизни в этом городе. Даже если эта тень ошиблась, понимаешь? – Ты сомневаешься в причастности Пателей, – прищурилась я. – У меня есть причины. Я уверен на девяносто процентов в том, что Готам Патель бесплоден и не может иметь детей, отсюда у них с Лалит и дети из приюта. Что же касается Чада, сама понимаешь, почему в это не верится: щуплый парень на костылях. – И что с того, что он на костылях? Это не отменяет его сексуальной функциональности, как и девяносто процентов за бесплодие Готама Пателя не дают нам стопроцентной гарантии касательно его невиновности. – Вот поэтому я не предлагаю отменить, а лишь немного повременить с этим ДНК-анализом. По моему мнению, тот факт, что чаша весов пока что перевешивает в пользу Пателей, дает мне право повременить с тем, чтобы бросать на них тень. Если информация о том, что именно мы хотим заставить сделать Пателей и по каким именно соображениям мы хотим предпринять этот шаг просочится в местное сообщество – а она просочится, это ведь Маунтин Сайлэнс – Пателям придется тяжело, даже в случае их абсолютной невиновности. Я хотя бы попытаюсь обойтись без лишней крови, сначала проработаю все возможные варианты, прежде чем покрою или позволю покрыть тебе эту амбразуру спокойствием одной семьи. – Нет, ты точно семейным психологом должен был заделаться, а не шерифом, – криво ухмыльнулась я. – А ты не задумывалась, почему на сотни миль в округе такие топонимы? Дэф Плэйс – глухое место; Маунтин Сайлэнс – горная тишина; ближайшая деревня к Маунтин Сайлэнс, лежащая в трех милях на север, носит название Дэнс Форест, что означает – дремучий лес. Даже река у нас Колд Найф – холодный нож. Ничего приветливого или внушающего душевную теплоту. А единственное действительно величественное зрелище на сотни миль в округе, эта красавица-гора, так и не получила от человека-букашки имени – тысячи лет стоит безымянной. – По-моему, названия здесь, на севере, очень красочные, а то, что гора у вас Безымянная придает этим местам только еще большего шарма. – Я к тому это, Дэшиэл, что названия у нас не красочные, а красноречивые. В Дэф Плэйс может произойти убийство с использованием огнестрельного оружия, но этот город будет глух и не то что не услышит произошедшего, но даже после не сможет расслышать эхо уже свершившегося преступления. Маунтин Сайлэнс же чтит тишину. Ты появилась в этом городе – это уже громко. Чихни здесь, и твой чих долетит до самой вершины горы, и оттуда низвергнется на тебя снежней лавиной, копившейся пару-тройку десятилетий до твоего приезда сюда. – Примерно то же самое говорил Сафиан, когда пытался сказать нам, что мы пошли по неверному пути, решив допросить учеников старшей школы, бывших на той злосчастной вечеринке. По-моему, все всё равно скоро поймут, что мы расследуем не несчастный случай, а самое настоящее убийство – как бы страшно и громко это ни звучало. – Но мы не должны им в этом помогать, как это сделали в школе, – повел бровью Шеридан. – Старик Сафиан знает, о чем говорит. Просто так трепаться не будет. – Тогда, может быть, тебе стоит к нему прислушаться и наконец стать отчимом его единственной внучки? – наблюдая за тем, как Афина выходит из-за барной стойки, чтобы подойти к нашему столику и наконец принять наш заказ, прикусила щеку изнутри я. – Только не говори, что ты из тех женщин, способных повернуть русло любого разговора так, чтобы мужчина в этом разговоре чувствовал себя как минимум подловленным на слове, как максимум – виновным по всем фронтам. – Как максимум, – усмехнулась я, хотя знала, что на самом деле ни этот минимум, ни этот максимум меня не характеризуют. – Я отправил запрос ФБР потому как версия с несчастным случаем изначально была оценена мной как ложная и я с самого начала был уверен в том, что вопрос с отсутствием водителя за рулем в конце концов приведет это дело к тому, что мы сейчас имеем. – Не только отсутствующий водитель, но и причины смерти девушек привели нас туда, где мы сейчас есть, – дожевывая лосятину, поддерживала диалог я. “Ну и где я сейчас нахожусь?” – тем временем проносилось у меня в голове. – “Без дня неделя, как торчу в этом сказочном захолустье, а из результатов только косвенные улики против неизвестно кого. Даже ни одного толкового подозреваемого не нашлось – все притянутые за уши”. Такие мысли, конечно, ни к чему хорошему меня не привели. Пять секунд – и я снова на краю депрессии, от которого не могу сдвинуться ни на шаг последние четыре месяца своей жизни. – Послушай… – сделав глоток воды и поставив стакан перед собой, нервно моргнула я. – Я должна кое-что сказать. Признать один факт… – я гулко выдохнула. – Я “зеленая”, ничего не понимаю в столь глубоких делах, никогда не сталкивалась ни с чем подобным, поэтому сам факт того, что меня сослали на это дело, доказывает, что всем наплевать на то, что здесь произошло и в дальнейшем будет происходить, – я отложила столовые приборы, аппетит уверенно пропадал. – Я уверен, что ты себя недооцениваешь… – Банкрофт не послал бы меня сюда, не будь он уверен в том, что это сработает, – выдавила я, умолчав пояснение о том, что слово “это” – значит месть, поэтому уже спустя секунду решила разъяснить “это”, как и планировала, начиная этот разговор. Как же, оказывается, тяжело произнести это вслух! – Я кое-что тебе вчера не дорассказала… – я прикусила нижнюю губу, но сразу же отдернула себя. – Жена моего босса была крестной матерью Блейка. Банкрофт думает, что пуля в парня попала из-за того, что я пригнулась: стой я на месте и не дергайся, и хоронили бы меня, а не крестника его жены. Он мне мстит этим делом. Уверен, что я завалюсь здесь и, если честно, без следователя… – Мы справимся, понятно? Это мой город и я никому не позволю творить в нём подобное. А на то, что твой Банкрофт уверен в том, что ты не справишься, я скажу тебе следующее – пусть выкусит. Я вижу, что ты отличный агент, да ты и сама в курсе того, что отлично проявила себя в прошлом… – Ты ничего не знаешь о моих прошлых заслугах… – начала я, но сразу же осеклась и прищурилась, встретившись с собеседником взглядом. – Гордон? – Не у одной тебя есть доступ к базе данных ФБР. У меня там остались старые друзья. Я на секунду замерла, но вовремя очнулась.