– Расскажи о себе, – полушепотом попросил он, убрав руку с моего плеча. Я понимала, о чем он: до сих пор я говорила о своей семье, но только не о себе. Интересно, это можно объяснить каким-нибудь термином из психологии? Как называется неосознаваемая тобой попытка твоего хитрого подсознания выдать информацию, связанную с тобой, за информацию о тебе? – Так, рассказать о себе – рассказать о себе… – попыталась сосредоточиться я, чтобы понять, с чего именно я могла бы начать. – Поступить в ФБР мне было несложно, с моим-то рвением и внушительными историями прокурора-отца, и бывшего агента ФБР отчима за плечами. И так как рвение у меня было действительно мощным, это серьезно повлияло на мою личную жизнь. В итоге, из-за постоянной занятости, с парнями я начала встречаться поздно. Первый парень у меня появился в двадцать лет, он был на три года старше меня и еще он был весьма смазлив. Мы провстречались всего полгода и расстались из-за его “благородных” родителей, банальных представителей высшего общества, которые хотели видеть свою невестку молчаливой домохозяйкой, но никак не девчонкой с портупеей под униформой. Парнишка, вместо того, чтобы прислушаться ко мне, шел на поводу у своих родителей, по-видимому боясь того, что отец лишит его наследства в пользу его младшего брата, мне же не нравилось такое “тряпочное” поведение со стороны своего партнера, поэтому я достаточно быстро приняла решение расстаться с ним. Когда я ему сообщила о своём намерении, парень не сдержал слёз, что и поставило жирную точку в моих чувствах к нему. Позже я поняла, что по сути и не любила-то его, просто он был красив и хотя занимался сексом без особых достижений или навыков, зато был доступен для меня хоть пять дней в неделю. Второй же парень у меня появился спустя два года после разрыва с первым и с ним я продержалась дольше – целых четыре года – пока однажды случайно не узнала, что в прошлом он бросил залетевшую от него девушку, отказавшись признавать своё отцовство. Более того, он не отрицал этого передо мной и даже обвинял в случившемся саму девушку, будто бы это она была ответственна за контрацепцию, после чего стал даже оправдываться в том, что не платит ей регулярные алименты потому как у него есть и свои потребности. К примеру: он хотел отвезти меня на острова, хотел покупать мне цветы и водить в рестораны… Козел за все четыре года наших отношений от силы два раза сводил меня в ресторан и подарил мне не больше трех букетов, если считать одну розу за полноценный букет. В общем, я его послала гораздо красноречивее и дальше, чем своего первого бойфренда. – Итого: у тебя было два парня и обоих бросила ты. – Правда я крута? – с сарказмом поинтересовалась я, покосившись на рядом сидящего Шеридана. – Правда. – Что ж, слушай дальше… – я сглотнула ком в горле, предчувствуя то, что скоро попытаюсь рассказать. – После двух крахов в отношениях, я с головой ушла в работу. Из-за внушительной нагрузки на работе у меня, как мне самой казалось, попросту не было шансов начать с кем-то здоровые отношения, но тут в наш отдел пришел новый сотрудник. Он пришел год назад… – я сглотнула. – Мой ровесник, красивый золотоволосый парень со светло-карими глазами и всегда включенной улыбкой. Парня звали Блейк Макалистер и имя его ему совсем не подходило – тот самый случай, когда совсем мимо. Носитель имени Блейк не может носить светлые волосы и так задорно улыбаться, он, казалось бы, должен быть именно черноволосым и таким, знаешь, сосредоточенным, но ведь нет, совсем не совпало… Блейк начал за мной ухаживать. Вскоре я узнала о нем всё: что он любит зеленый цвет, что он не любит холод, что у него есть четырехлетний сын от бывшей подружки, с которой он до сих пор в дружеских отношениях и которая состоит в браке с парамедиком, от которого ждет рождения второй по счету дочери. В общем, вообще всё о нём узнала, хотя не собиралась этого делать – он просто брал и рассказывал мне, просто заставлял слушать и в какой-то момент начинать самой интересоваться какими-то деталями… – я гулко выдохнула, посмотрев на потолок. Как же недавно это было и как одновременно давно. – Короче, таскался он за мной сильно, а я его отвергала как могла, хотя парень сам по себе мне нравился, лучезарный такой, со своими светящимися волосами и улыбкой. И хотя я не была в него влюблена совсем и даже не сомневалась в этом, он уже почти растопил мою неприступность, хотя мне бы хотелось с ним просто дружить. В один день, начавшийся, как обычный, я, после его настойчивой тирады, пообещала пойти с ним вечером на свидание, но пообещала в шутку, только чтобы он перестал стучать степлером по моему столу. Улыбаясь своей коронной лучезарной улыбкой, он буквально прессовал меня своим вопросом: “Пойдёшь со мной сегодня в кино? Пойдёшь-пойдёшь-пойдёшь?..”. Я сказала: “Ладно-ладно, только прекрати это”, – и в следующую секунду нас вызвали на срочное задание. Ограбление мелкого отделения банка с заложниками. Когда мы приехали на место происшествия, на улице уже велась перестрелка… Я спряталась за одной из патрульных машин… Подозреваю, я тогда вовремя пригнулась… Потому что, когда обернулась, увидела, как Блейк падает лицом вниз… Я не заметила, в какой момент в него попала пуля… Она убила его на месте… В тот день больше никто не умер… Только он… Было пятеро раненных и… Один умерший… – О-оу, Дэшиэл, мне так жаль… – Брось, у тебя история похуже с женой вышла… – сдвинула брови я, удивившись неожиданно появившемуся в глазах жжению. – Но у меня это случилось давно, целых двенадцать лет назад, и у меня уже не болит, – возразил Шеридан. Я молчала, пытаясь подавить неожиданно резко нахлынувшие эмоции. Может быть виной вино? – Ты сказала, что он пришел в ваш отдел год назад, – сдвинув брови, приглушенным тоном призывал продолжать Шеридан. – Выходит, это случилось не так давно? – Четыре месяца назад… – опустив глаза в почти опустевший бокал, глухо произнесла я. – Я ведь его не любила… Он был просто другом… – Ты переживаешь из-за того, что в шутку пообещала пойти с ним на свидание? – Да… – осипшим голосом ответила я и, поняв это, приказала себе собраться. Прокашлявшись, проморгавшись и сдвинув брови, я посмотрела прямо перед собой, вглубь неосвещенной гостиной. Я не хотела больше об этом говорить, поэтому судорожно начала подбирать варианты того, как переключиться на другую тему и сделать это незаметно, но никак не могла ничего придумать. – Ты ни в чем не виновата, – вдруг произнес Шеридан. – Так сложилась судьба. Я замерла. До сих пор мне еще никто не говорил о том, что я не виновата в произошедшем, даже Бертрам, который почему-то говорил мне обычно фразу: “Ты ничего не могла поделать”. – Мне не стоило говорить ему, что я пойду с ним в кино, если я не собиралась с ним никуда идти. Он так обрадовался, а это была ложь… – Нет-нет-нет, Дэшиэл, ты точно ни в чем не виновата! – выпрямив спину, максимально уверенным тоном произнес Шеридан. Я с удивлением посмотрела на него и наши взгляды встретились. – Послушай меня внимательно: ты не виновата, ясно? Как не виноват Бертрам в том, что его девушку пырнул грабитель, как не виноват я в том, что мать Кирана застрелил невменяемый наркоман, так и ты не виновата в том, что твой коллега лишился жизни до того, как ты успела посвятить его в смысл своей шутки. Я замерла, не зная, что можно ответить на подобную тираду. Хотела сказать: “Спасибо”, – но не хотела, чтобы мой собеседник почувствовал еще бóльшую мою слабость. Но я должна была поблагодарить… Мне ведь стало легче… Впервые с того злосчастного дня мне стало по-настоящему легче. Всего лишь из-за трех произнесенных вслух посторонним человеком слов: “Ты-Не-Виновата”. – Спасибо, – наконец заставила себя заговорить я, всё еще не в силах моргнуть. Снова молчание. Но уже становится как-то неловко. На всякий случай я отвожу глаза и допиваю последний глоток из своего бокала, после чего решаюсь заговорить вновь, на сей раз чтобы закончить разговор, чтобы не порождать больше неловких пауз: – Ты отличный слушатель, Шеридан, а отличные слушатели порой бывают лучше психолога. Хотя, может я и ошибаюсь, у психолога-то я ни разу не бывала. – И я не бывал, – едва уловимо ухмыльнулся он. – Можешь называть меня просто Гордоном, я ведь тебя уже давно по имени зову, – он протянул мне руку. Заулыбавшись, я пожала её, и всё это время лежавший на полу рядом с нами Вольт сразу же активизировался, видимо решив, что мы прячем от него что-то сладкое. – Ладно, Гордон, ты отличный мужик, – усмехнулась я, вернув свою руку обратно себе. – Думаю, мне пора на боковую, – поднимаясь, я заодно взяла и его опустевший бокал. – Было приятно пообщаться. – Думаю, мне даже больше чем тебе, – трепая уже успевшего залезть ему на руки Вольта, бодрым тоном отозвался Шеридан. – Хоть какое-то разнообразие в общении, а-то общаюсь вечерами и утрами только с этим красавцем, – взяв пса за морду, он заглянул ему прямо в глаза. – Скажи, Вольт, дружище, правда ведь здорово пообщаться с кем-то, кроме собаки? И что мы с тобой будем делать, когда эта девушка уедет отсюда? Будем скучать? – Вольт вдруг заскулил, словно понял, о чем говорит его хозяин. – Ну вы… Актёры, – широко заулыбалась я, оголив зубы. – Спокойной ночи вам, – развернувшись и направившись к выходу из гостиной, махнула рукой я. – Спокойной ночи, – послышалось мне вслед вперемешку с собачьим лаем. “Надо же, бывший агент ФБР!”, – уже садясь на свой диван, мысленно удивлялась я. – “Надо же… Надо же пробить его по базе…”, – я потянулась за своим мобильным. Глава 30. Готам Патель. Я познакомился с Лалит девятнадцать лет назад. Ей тогда был двадцать один год, мне – двадцать два. Мы оба были эмигрантами из Индии и оба были сиротами, когда-то усыновленными белыми семьями из Канады, но познакомились мы не на этой почве. Мы оба ходили в группу психологической поддержки по одной и той же причине: каждый из нас недавно узнал о том, что никогда не сможет иметь собственного ребенка, хотя мы оба не страдали сексуальной дисфункцией. Лалит потеряла эту возможность после перенесенной ею тяжелой операции, я же не мог надеяться на потомство из-за внезапно выявленной генетической проблемы. Несмотря на то, что мы оба были слишком молоды, чтобы думать о детях, нас сильно травмировала столь жестокая новость в столь раннем возрасте, и мы оба приняли предложение наших лечащих докторов посетить группу психологической поддержки, в которую, в итоге, вместе решили прекратить ходить уже после третьего посещения. Помимо бесплодия, индийских корней и истории попадания в Канаду путём опекунской программы у нас с Лалит неожиданно выявилось еще много чего общего: мы оба любили фолк-музыку, болели за одну футбольную команду, обожали детективы и предпочитали куриные ножки из KFC пицце. Нельзя сказать, что между нами вспыхнула страсть, но уже после второго нашего свидания я был уверен в том, что я влюбился. Позже Лалит призналась мне в том, что она испытала ко мне чувства тоже только после нашего второго свидания. Так я понял, что у нас совпадают не только мысли и вкусы, но и эмоции. Одни в целом мире, без родственников и связей, которые действительно хотелось бы поддерживать, мы поженились уже спустя год после знакомства, а еще спустя один год приняли решение взять на воспитание ребенка из приюта. Лиаму было всего три года, когда он к нам попал. По национальности он тоже был индийцем, но рожденным в Канаде, отсюда и его далекое от индийской культуры имя. Сначала мы жили в съемной квартире в Ванкувере, но потом мне надоело ютиться в этой крохотной коробке, надоело чувствовать себя незначительным насекомым на оживленных улицах мегаполиса, работающим официантом в пятизвездочном гостиничном отеле. Я предложил Лалит взять льготный кредит и купить небольшой домик в каком-нибудь маленьком городке, где было бы много зелени и не было бы высоток, упирающихся в самые облака. Она достаточно быстро загорелась этой идеей, и вскоре мы стали искать варианты среди городов, лежащих ближе к северу, а уже спустя всего лишь какие-то три недели нашли. В Маунтин Сайлэнс мы живём уже пятнадцать лет, Лалит работает на местной почте, а я нашел себе отличное место администратора в местной гостинице с красивым названием “Древний кедр”. Мы решили взять еще двух детей, когда Лиаму исполнилось четырнадцать и он начал вести с нами разговоры о поступлении в колледж. Так в нашей семье шесть лет назад, в возрасте десяти лет, появился Чад и четырехлетняя Шанти. Если в предыдущий раз мы, будучи молодыми и неопытными, специально выбирали себе здорового ребенка, то в этот раз мы осознанно искали “проблемных” детей, тех, у которых было меньше шансов попасть в семью, чем у “обычных”, здоровых детей. Чаду, брошенному когда-то и кем-то в роддоме и с тех пор не покидающему стен приюта, было сложно передвигаться без костылей, а Шанти, сразу после рождения забытой кем-то в туалете одной из забегаловок Миссиссоги, была аллергиком и страдала интермиттирующей астмой. Дети на удивление быстро подружились между собой, что изначально нас с Лалит больше всего волновало: мы боялись, что Лиам, обычно добродушный и открытый, может вдруг проявить ревность, ведь он продолжительное время был единственным ребенком в семье, но он наоборот проявил такой энтузиазм в этом вопросе, что Чаду с Шанти не оставалось ничего, кроме как с легкостью вписаться в нашу семью и стать её полноценными частями. Мы с Лалит были необычайно счастливы таким развитием событий, наверное поэтому наше внимание притупилось, когда социальный работник предложил нам взять еще одного ребенка. Мы улыбнулись тому, что среди наших детей уже есть один индиец, один еврей и одна белокожая, почему бы нам не взять ребенка африканского происхождения? Мы слишком быстро согласились и практически сразу пожалели о поспешности своего согласия… Мы многого не учли. Например о том, что Зери до нас успела сменить пять семей, мы узнали только после её первого побега из дома. Еще мы не учли её возраст – такого взрослого ребенка прежде мы не пробовали брать из приюта. В свои двенадцать лет Зери уже не была девочкой – она была полностью сформировавшейся девушкой, с третьим размером груди и голосом на тон грубее моего… Наша жизнь в мгновение ока превратилась в какой-то ужас, а прежде тихий дом в настоящее поле боя. На фоне весельчака Лиама, гения Чада и тихони Шанти Зери казалась нам чем-то неконтролируемым и импульсивным, но мы с Лалит не хотели сдаваться сразу. Мы не хотели, чтобы этой девушке пришлось возвращаться в приют в шестой раз, думали, что сможем показать ей, что она способна стать частью семьи, но у нас так ничего и не получилось. В какой-то момент я стал замечать, что Лалит боится её. Я и прежде замечал, и жестко обрывал попытки Зери физически доминировать над Чадом или Шанти (Лиам к тому времени уже поступил в университет, чему мы с Лалит безумно гордились), но когда я увидел страх в глазах своей жены, я понял, что с меня достаточно. Это произошло в конце октября. Зери снова не ночевала дома и снова не хотела нам говорить, где её черную задницу носило. Лалит пыталась с ней поговорить, а я немного замешкался в ванной и поэтому зашел на кухню позже, и вдруг увидел то, чего не хотел бы видеть никогда: черная, как ночь, девушка, не очень-то высокая, но коренастая и мускулистая, нависает над моей тонкой и хрупкой женой, и кричит ей в лицо о том, что она не намерена терпеть её “недоматеринские” выходки… Я врезал этой неблагодарной такую мощную пощечину, что у нее, немного поддатой то ли от алкоголя, то ли от легких наркотиков (я бы уже ничему не удивился), слезы из глаз посыпались не от обиды, а от очевидной боли. Она выбежала из дома стремглав, а я обнял Лалит за плечи и прошептал ей на ухо слова о том, что с нас достаточно: мы не будем терпеть до конца учебного года, мы не будем бояться того, что этот человек может причинить боль настоящим нашим детям. Мы откажемся от Зери до Рождественских каникул, которые в прошлом году она испортила, выкрав все наши подарки детям и сбежав с ними в Дэф Плэйс, где её и нашли пьяной в дым. В этом году никто не испортит нам Рождество, никто не отберет у Чада костыли, никто не спрячет ингалятор Шанти, никто не заставит мою жену бояться громких и несправедливо грубых слов в её адрес. Мы приняли решение и хотели огласить его детям после Хэллоуина. Но и здесь Зери нас уделала, словно малолетних сопляков. Она умерла, да еще будучи обдолбанной и беременной, словно хотела нагло посмеяться нам всем в глаза своим гортанным громким смехом и не просто сказать, но доказать, что из нас с Лалит так и не получились нормальные родители. “Не можете иметь своих детей, так не подбирайте чужих. Природа ведь ясно дала вам понять, что вам никогда не стать никакими родителями”, – бросила однажды нам в лицо она. Теперь, потеряв жизнь таким образом, в таком состоянии, она словно наложила на свои слова печать, словно утвердила их, выгравировала в пространстве… Я не был бы сейчас так на нее зол, если бы не видел, как страдает из-за этого Лалит. Я уверен, что смогу простить Зери, смогу простить ей всё и только после этого простить себя, но не раньше, чем Лалит перестанет страдать из-за нее. Хорошо, что у нас есть другие дети. Хорошо, что на Рождество к нам приедет Лиам. Хорошо, что Лалит сегодня спала спокойно. Хорошо скоро станет и мне. Когда это дело наконец будет закрыто и местный шериф с этой приезжей агентессой перестанут к нам лезть, всё выведывать и вынюхивать… Агент Нэш разговаривала с нами только один раз, но этот Шеридан… За последние шесть дней он позвонил нам трижды, трижды разговаривал с Лалит и Чадом, и со мной… Он что-то подозревает, что-то ищет… Нашей семье просто нужно спокойствие. Такое долгожданное… Мы шли к нему на протяжении мучительных пяти лет… Нам просто нужно забыть о том, что произошло. Глава 31. Я проснулась от страшного звука, развернувшегося в каждом миллиметре пространства вокруг меня. Я резко распахнула глаза и грохот сразу же повторился. Я осознавала, что это гром, нереальный, из фантастических миров, но не могла поверить в то, что столь сильные небесные раскаты могут существовать в реальном мире. Казалось, будто безымянная гора, нависшая над Маунтин Сайлэнс, раскалывается напополам и создает этот вводящий душу в оцепенение гром. Подобное пробуждение заложило в мою грудную клетку беспокойство. Думаю, в это утро в Маунтин Сайлэнс все будут испытывать нечто подобное: неосознанный животный страх, заложенный в подсознательных недрах головного мозга, навеянный дикой природой. Взяв мобильный в руки, я посмотрела на часы и сначала не поверила в то, что уже девять часов утра. Выходит, сегодня я проспала целых три часа: с полуночи до двух часов и с восьми утра до девяти. Весьма неплохой результат, особенно с учетом того, что выпитое мной накануне вино сейчас не вызывало у меня ни головной боли, ни тошноты. Только хотелось умыть пылающее после сна лицо и влить в просушенное горло стакан негазированной воды. Разобравшись с утренней гигиеной в ванной напротив, я вернулась в свою комнату и, переодевшись в свежие джинсы и рубашку, отправилась в гостиную, где, как я и ожидала, Гордон с Вольтом уже вовсю бодрствовали. Вчера перед тем, как заснуть, я пробила Шеридана по базе ФБР и подтвердила его слова о том, что он действительно двенадцать лет назад являлся специальным агентом ФБР, причем за плечами он имел красивый послужной список, даже огнестрельное ранение есть. – А вот и соня объявилась, – ухмыльнулся Шеридан, обращаясь к Вольту. – Сейчас всего лишь двенадцать минут десятого, – посмотрела на свои наручные часы я. – Это была не претензия, а похвала, так что не нужно оправдываться, – продолжал улыбаться он, ставя тарелку с оладьями в микроволновку. – Ты умудрилась уснуть в такой гром. Я вот всю ночь глаз сомкнуть не мог. – Вообще-то я тоже, – пожав плечами, решила признаться я. – Проспала от силы каких-нибудь три часа. На рассвете задремать получилось, когда гром стал тише, но вот этот вот дикий раскат… – я поёжилась. – Я думала, ваша безымянная гора раскололась напополам и рухнула к хренам на Маунтин Сайлэнс. – Ха-хах! – слегка запрокинув голову, задорно рассмеялся Гордон, и вытащил тарелку с оладьями из микроволновки. – Ты здесь только шестой день, а уже говоришь как местная. – Шестой день, – простонала я, призакрыв глаза и тоже запрокинув голову назад. – Скорее бы уже отсюда выбраться… – Неужели мы с Вольтом настолько плохая компания? – поставив передо мной дымящуюся прозрачным паром тарелку, наигранно разочарованным тоном обратился ко мне шериф. – Нет, просто это дело… – я сдвинула брови. – Как же оно на меня давит… – Знаю, – поджал губы Шеридан. – На меня тоже… Послушай, тебе не холодно в этих тонких рубашках? Может тебе что потеплее выдать? – Спасибо за заботу, – криво ухмыльнулась я. – Рубашки фланелевые, да и под низом майки ношу, так что не замерзаю. Да и дома у тебя достаточно тепло. – Это дома, но на улице сейчас всего пять градусов. – Ну, пять градусов моя куртка как-нибудь выдержит… Подожди, мы собираемся на улицу? – Пять минут назад мне позвонили Патели. – от услышанного мои брови машинально взметнулись вверх. – Попросили меня подъехать к ним. Кажется их парень, Чад, что-то вспомнил. Ты ведь едешь со мной? – Да! Давай, сейчас же… – выпалила я и, поспешно запихав в себя всего лишь три оладьи с медом и запив проглоченное чаем, отстранилась от стола. – Всё, погнали… Это срочно. – Не сомневаюсь, – отозвался Гордон, явно бывший уверенным в том, что именно так я себя и поведу, как только узнаю о звонке Пателей. – Вольт, пошли, а-то она утопится без нас. – Утоплюсь? – обернулась я, не скрыв своего удивления, которое возросло до необъятных величин в момент, когда я переступила порог дома и оказалась на деревянной террасе. После ночной бури вода вышла из берегов озера и начала лизать площадку у дома, что выглядело и сказочно, и одновременно опасно. – А если доберется до дома? – округлила глаза я. – Её максимум был зафиксирован пятьдесят лет назад и доходил как раз до того места, на котором сейчас стоит мой дом, – отозвался Шеридан, входя в глубокую лужу. – И дом, и все мои постройки укреплены высоким и максимально прочным фундаментом, так что даже если озеро поднимется больше, чем на десять метров, моим владениям это не повредит.