– Останься… Не пожалеешь. – Не могу. Ты ведь знаешь. “Ничего я не знаю”, – хотел сказать он, но вместо этого выдал: – И всё равно – останься. – Если я останусь, тогда это навсегда, – наигранно уверенно заглянула в глаза собеседника я. – Для меня это слишком долго… Поэтому мне пора, – не выдержав, я всё-таки отвела взгляд в сторону и замерла. – Подвезёшь меня до Дэф Плэйс? Гордон посмотрел на свои наручные часы и в движении его тела прочиталась тоска. Я повторно отвела свой взгляд в сторону, чтобы мой собеседник не смог прочесть в нём не менее тягостную тоску. – Тирелл вылетает сегодня из Дэф Плэйс в три часа. Если выедем прямо сейчас и не попадём в тупик из-за прошедшего снегопада – дважды успеем к взлётной полосе, – без воодушевления просветил меня он. – Принесёшь мои вещи? – вспомнив о рюкзаке, оставшемся в его спальне, поинтересовалась я, машинально проверив наличие табельного на своем поясе – самое главное не забыла. – Голова раскалывается, не хочу туда-сюда мотаться по лестнице… – почему-то вдруг решила оправдаться я. Наверное потому, что мы оба знали, что если я сейчас поднимусь в ту спальню, я уже едва ли захочу её покинуть. …Мы вышли на морозный ночной воздух уже спустя пять минут. Запрокинув голову и посмотрев на ночное небо, покрытое алмазным одеялом из мерцающих звёзд, я на мгновение замерла. Такого неба в мегаполисе я не увижу. До Дэф Плэйс мы доехали без происшествий. Я даже успела подремать, обрушив голову на грудную клетку из-за попыток не касаться затылком подголовника. Гордон меня не будил, но когда мы завернули к скудно освещенному деревянному строению, в доисторическом скелете которого я узнала здание аэропорта Дэф Плэйс, от которого, казалось, я только вчера уезжала на разваливающемся хэтчбеке тойоте, не зная, какой ужас меня ожидает впереди, я проснулась без помощи со стороны. Я хотела попрощаться с ним в машине, но он сказал, что проводит меня до трапа. До вылета оставался ещё целый час, так что Гордон решил на всякий случай дождаться самолёта вместе со мной. В зале ожидания не было никого, кроме нас и дремлющей на рабочем месте кассирши. Продав мне билет, эта пятидесяти-шестидесятилетняя женщина (из-за тусклого освещения возраст сразу на глаз не определишь) не дожидаясь, когда я отойду от прячущей её тело застеклённой кабинки, скрестила руки на груди и, опустив свою белёсую кудрявую голову обратно на свою пышную грудь, продолжила мирно дремать. Мы с Гордоном заняли места подальше от входа и замерли. За пятнадцать минут до вылета в зал ожидания вошёл молодой человек и сразу же прошествовал к кассе – будить ничего не сделавшую ему, мирно спящую женщину. Ещё через пять минут в зал ожидания вошли две женщины и один мужчина, на вид всем не меньше тридцати и не больше тридцати пяти. Наконец, спустя ещё пять минут, дверь повторно распахнулась и в зал, вместе с порывом холодного ветра, ввалился уже знакомый мне лётчик с обветренным и оттого красным лицом. Он направлялся к кассе, но, заприметив Гордона, широко заулыбался и изменил своё направление. В итоге из-за дружеского разговора лётчика с Шериданом вылет задержался на целых пять минут, но никто из присутствующих не возмутился: всем будто бы и самим было интересно послушать подробности чудесной прошлогодней рыбалки в Маунтин Сайлэнс, которую для лётчика устроил шериф Маунтин Сайлэнс в компании с местным егерем (отцом Шеридана). Тянуть время больше было невозможно. Расписавшись на кассе в накладной, лётчик попросил всех проследовать за ним на взлётную полосу. И все с радостью вняли его просьбе. Все, кроме меня. Я вняла, но ни радости, ни того облегчения, которые ощутили спешащие куда-то далеко-далёко пассажиры, не почувствовала. Наоборот, какой-то груз вдруг придавил мои и без того уставшие на этом северном ветру рёбра. Переступив порог здания аэропорта я мысленно призвала себя собраться. Всё ведь отлично. Я распутала это, казалось бы, безнадёжное дело и наконец улетаю отсюда: я ведь этого хотела? Уже совсем скоро увижу Бертрама и девочек, обниму брата и потискаю племянников – у младшей скоро день рождения, целых три года исполнится. Я не заметила, как, следуя в конце шеренги из пяти пассажиров, включая меня, достигла трапа. Может быть даже не заметила бы, как начала по нём подниматься и в итоге попала бы на борт новенького, компактненького самолётика – сын всё-таки купил Тиреллу новую железную птицу, о которой тот мне рассказывал, когда я летела в эту сторону – но меня дёрнули за плечо. Оглянувшись, я встретилась взглядом со стоящим в шаге позади меня Шериданом. Смотрящие на меня в упор и просто невероятные своей глубиной тёмно-синие глаза этого мужчины заставили моё сердце сжаться в точку, чтобы не разорваться в клочья. – Останься, – тихо произнёс он. – Не смотря ни на что… – я замерла, почувствовав укол в области сердца, заставивший меня забыть дышать. Я не могла ничего ответить. И тогда он решил додавить меня. – Я буду сильно любить тебя. Я хотела ему ответить. Честно. Но знала: если посмею подать голос – не смогу сдержать ту горечь, внезапно подступившую к моим глазам и уже начинающую ожигать моё горло. Сдвинув брови, я опустила взгляд и, сжав кулаки, развернулась. Я поднялась на борт последней, но я сделала это. Я оставила человека, пообещавшего любить меня сильно, потому что так было нужно. Только кому это было нужно и зачем, я не знала. Заняв место у иллюминатора со стороны самолёта, с которой не должно было быть видно стоящего на плохо освещённой обочине взлётной полосы провожающего меня Гордона Шеридана, я закрыла глаза в унисон с плавно закрывшейся дверью железной птицы, обещающей унести меня на сотни миль от этих северных лесов на самых северных ветрах. – Ну что, вылетаем, – весело потёр руками вышедший из кабины лётчика Тирелл. – Да пора бы уже, капитан, – ухмыльнулся мужчина, сидящий в хвосте самолёта с двумя своими сонными спутницами. – Терпение, мой друг. Терпение и труд всё перетрут, – откликнулся матёрый волк небесных степей. – Я пришел за Вами, агент, – в следующую секунду вдруг обратился ко мне мужчина. – Не хотите составить мне компанию и прокатиться в кабине лётчика? Я Вам расскажу про тайную свадьбу сына, а Вы расскажите мне, что там всё-таки было в этом Маунтин Сайлэнс и чем всё закончилось. *** Ирвинг Банкрофт преждевременно ушёл на пенсию. Не по собственному желанию, а скорее по принуждению – предпочёл остаться при почёте, нежели с запятнанным значком и потрёпанным удостоверением. Ему могли предъявить многое по делу в Маунтин Сайлэнс: он не организовал поддержку собственному агенту, не выслал на место происшествия затребованного следователя и не только не способствовал расследованию, но даже помешал ему, не обеспечив своего человека банальным минимумом – крышей над головой. Я могла его задавить этим делом, могла замарать его значок прежде, чем он успел бы списаться на пенсию, но мне это было не интересно. После возвращения из Маунтин Сайлэнс мне вообще стало мало что интересно. Раньше было мало, а сейчас вообще почти не осталось тех вещей, которые могли бы меня по-настоящему заинтересовать. Меня наградили, присвоили звание специального агента. В конце концов, я погналась за тремя зайцами и всех трёх застрелила всего лишь в течении одной недели: нашла убийцу четверых подростков, смогла доказать причастность Джастина Фарлоу к смерти Урсулы Фарлоу (благодаря записи с видеокамер в гараже Оуэн-Гринов, на которой парень чётко проговаривал свою вину, наставляя дуло пистолета на собственного брата) и посмертно доказала его вину в выпадении Беатрис Санчес из окна туалета женского кампуса университета Дэф Плэйс. Плюс бонусом открыла дело против Максвелла Оуэн-Грина, угрожающего семье Санчес и самой пострадавшей расправой. Я сполна получила свои лавры и даже больше, но счастливее от этого точно не стала. Даже с новым званием. Даже после вечеринки, устроенной коллегами в мою честь, с которой я преждевременно слилась. Разобравшись с делами в мегаполисе, не знающем звёздного неба, я купила билет на автобус и только спустя неделю после возвращения из Маунтин Сайлэнс приехала в город своего детства. Но и здесь не было снега, и здесь звёзды сияли не так ярко, как мне того хотелось бы. Как однажды – совсем недавно – запомнилось. Я решила, что виной всему моя простуда. С температурой выше тридцати семи я всю прошедшую неделю ежедневно в восемь ноль-ноль являлась на работу, в середине недели почётно получала повышение, позже пыталась улыбаться на вечеринке радующимся за меня коллегам, по факту просто желающим напиться вдрызг перед выходными. Они хлопали меня по плечам, говорили мне, какая я крутая, и желали мне успехов в профессиональной деятельности, а я улыбалась им всем, желая услышать о себе другое, желая принять не эти, другие пожелания, не связанные с карьерой… – Ничего, пройдёт и это, – как-то вечером похлопал меня по плечу Бертрам. – Семь тучных тельцов победят семерых худых. Тебе не нарушать заветов не твоих. В тот вечер я наконец решила распотрошить свой рюкзак, с которым ездила на задание в Маунтин Сайлэнс. Температура впервые за прошедшие три недели отсутствовала, так что я подумала, что пора бы уже наконец привести свои вещи в порядок. Там, на самом дне рюкзака, я и нашла записку, написанную Его рукой: “Я обещаю принимать тебя такой, какая ты есть. И успокоительное”. …Мне крылом подать до вершины Арарата… Только вершина мне не нужна… Моя гора Безымянна… Её вершина всегда в снегах… Проморгавшись, я перечитала записку повторно. “Тот парень погиб не потому, что ты пригнулась. Тот парень погиб потому, что не пригнулся он сам”, – вдруг зазвучал голос Шеридана в моей голове. Никто не растолковал мне этого ни до, ни после него, а Он тогда и там растолковал мне эту спасительную правду, без которой со временем я непременно бы задохнулась. Теперь Его рядом не было, поэтому следующую правду растолковать себе самой мне пришлось самостоятельно: “Я не смогу стать счастливой не потому, что Его рядом со мной нет. Я не смогу стать счастливой потому, что Меня не будет рядом с ним. И это решение приняла я. Сама. Без посторонней помощи”. Неужели я хотела именно этого?.. Аккуратно разгладив помятую записку, написанную рукой мужчины, однажды пообещавшего любить меня сильно, я наконец поняла. *** Три часа перелёта, час езды на арендованной хонде, появившейся на свет в прошлом веке – в сумме четыре часа внутреннего монолога на тему о том, что именно я творю. “Нужно было хотя бы предупредить”, – недовольно упрекаю себя я, хотя прекрасно понимаю, что, будь у меня возможность отмотать временную плёнку назад, я бы повторно выбрала никого не предупреждать. А ведь сегодня первый день зимы, вернее, уже вечер. Его попросту может не оказаться дома: он может быть у родителей, может быть на вызове, может наслаждаться преждевременным ужином в “Гарцующем олене”, может… Да где угодно может быть, только не там, где окажусь я. Съезжая с расчищенной от снега дороги на менее ухоженную тропу, ведущую к дому Шеридана вдоль замерзшего под толщей льда озера, я нервно посмотрела на коробку, стоящую справа от меня на пассажирском сиденье. Белоснежный щенок пиренейской горной собаки в ответ посмотрел на меня совершенно спокойным и даже заинтересованным взглядом. Это немного подбодрило меня. – Ладно, малыш, если мы засядем в этих снегах, нас всегда выручит добрый дядя на большущем вранглере, – шёпотом, с нарочитым сарказмом произнесла я, с ещё большей силой вцепившись в руль и ещё сильнее сосредоточившись на неровной дороге. Сумерки сгущались. Ещё полчаса и всё вокруг накроет медный таз ночной мглы, но пока ещё достаточно светло, чтобы различать дорогу без помощи света фар, которые неожиданно резко подвели меня на тридцатом километре. Моё сердцебиение участилось в момент, когда я увидела знакомую деревянную вывеску работы Роджера Галлахера на въезде в город: “Добро пожаловать в Маунтин Сайлэнс”. “Навсегда?”, – немо прочитав вывеску, в ответ шёпотом произнесла я и лишь спустя несколько секунд поняла, что произнесённое мной вслух слово прозвучало с вопросительной интонацией. Неужели я всё ещё сомневаюсь?.. Как только в поле моего зрения показался до боли знакомый мне деревянный бок одного из построений на территории, принадлежащей местному шерифу, мой пульс участился до предела. Как же глупо всё может получиться… Его обязательно не будет дома, он обязательно вернётся очень поздно и с Кираном, а здесь я, с этим щенком… Все сомнения развеялись в момент, когда я увидела Его. Из-за сумерек я несколько секунд не была уверена в том, что это именно Он, но решила так из-за внушительного роста и размаха плеч. Нет, это точно был Гордон. Он вышел из дровотни с охапкой колотых дров в руках и теперь, одетый в одну рубашку и джинсы, стоял посреди двора в ожидании гостя – наверняка издалека расслышал звук моего мотора. Он не сразу понял, что это я. Я поняла это по его широко распахнувшимся тёмно-синим глазам в момент, когда я вышла из машины, взяв с собой с радостью покинувшего свою уютную коробку щенка. Захлопнув дряхлую дверцу хонды, я замерла. Нас разделяло десять шагов и тишина, возрастом в вечность. – Привет, – наконец попыталась улыбнуться я, но, кажется, у меня не получилось. – Я тут подумала… Может быть тебе и вправду не справиться здесь без помощника? – Только не говори, что в помощники ты привезла мне его, – мужчина кивнул головой на мирно сидящего в моих руках белоснежного щенка. – Нет, – я отрицательно встряхнула головой, словно пытаясь саму себя убедить в том, что это правда. – Я привезла тебе себя. Резко бросив всю охапку дров себе под ноги и перешагнув её одним широким шагом, Гордон сократил расстояние между нами до ноля. Забрав щенка из моих рук и опустив его на снег, он с силой притянул меня к себе и так крепко обнял, как никто и никогда не смел меня обнимать. – Я думал, ты заблудилась и уже никогда ко мне не вернёшься. – Я не могла заблудиться. Ты ведь показал мне дорогу, – с облегчением выдохнула я, обняв знакомые мне широкие плечи своего поводыря. …Навсегда – это слишком долго. И как хорошо осознавать, что это долго ожидает не тебя одного, а вас двоих. Потому не так важно где ты есть сегодня и где окажешься завтра. Самое главное – с кем. www.instagram.com/anne_dar_wild