– Вы почти на два часа опоздали. – Он вернул телефон в карман и недовольно хмыкнул. – Человек, который не ценит чужое время… – Он вздохнул. – Ладно, проходите. Хотя вы и так уже прошли. – Он покосился на приоткрытую дверь мастерской и отложил нож, который прятал за спиной. – Что вам от меня нужно? – Это Рами, а я… – Меня зовут Рамуте, – перебила девушка Никиту. Перебила и кивком напомнила ему, что по дороге договорились о том, что на этот раз только она будет задавать вопросы. Правильные вопросы. И не сорвет встречу, не превратит ее в цирковое шоу с гимнастами в грязных трусах. – А это мой… – она сделала паузу, подбирая слово, – мой помощник Никита. Как он уже говорил тебе по телефону, мы журналисты. – Девушка спустилась по лестнице и подошла к Кристиану. Никита прошел следом. С такого расстояния он рассмотрел хмурое лицо художника. Его босые волосатые пальцы на ногах, его потертые джинсы, цвет которых невозможно было определить из-за слоя краски на них. Его мускулистые руки, плечи и странный взгляд. Этот взгляд. Его глаза смотрели перед собой. Не на Рамуте, не на Никиту. В пустоту. В какой-то момент Никита подумал, что, возможно, перед ним слепой. – Раз вы от Валентина, я готов к диалогу. – Спасибо. – Сюда. – Кристиан развернулся и пошел к одному из пуфов. Долго вертелся, выбирая удобное положение, а когда наконец уселся, кивнул, мол, готов к общению. Рамуте и Никита тоже сели. – Скажи, Кристиан, над чем ты сейчас работаешь? – Не-а. Не тот вопрос. Ты не смотри, что я моложе его, чувствую все не хуже учителя. Спрашивай, что на самом деле тебе интересно. Рамуте не смутилась, сделала вид, будто что-то записывает, и как ни в чем не бывало продолжила: – Правда, что вы являетесь учеником Валентина? – Опять не то. – Кристиан усмехнулся. – Хитришь. Спрашиваешь, хотя и так знаешь ответ. Что ж. Тогда я задам вопрос. Можно? – Почему бы и нет? Конечно, спрашивай. – Ты знаешь, что такое галлюцинация? – Да. В общих чертах, – ответила Рамуте, пытаясь завязать доверительную беседу и разговорить собеседника. – В общих чертах – не ответ. Я поясню. Галлюцинация пытается прорваться в реальность. Так принято считать. – Допустим. – Но что, если объективность и есть галлюцинация? – Он сделал паузу, ожидая, что скажет Рамуте. – Если честно, не совсем улавливаю суть разговора. – Ты смотришь на стол. – Он указал рукой на пустое пространство перед собой. – Видишь за ним гостей. Общаешься с ними, чувствуешь их реальность. И до тех пор, пока кто-нибудь не поставит под сомнение эту реальность, они не галлюцинации. – Допустим, – нерешительно ответила Рамуте. – Что, если реальность с помощью радиоволн пытается прорваться во всеобщую галлюцинацию? Как тогда? Ты, или он, или я. Или этот стол. А? Реальности нет. Ее нигде нет. Сплошь волны. – Думаю, до тех пор, пока личное помешательство не вредит окружающим, любой человек вправе сходить с ума, как ему вздумается. – Сходить с ума? По-твоему, те из нас, кто не мыслит привычными тебе шаблонами, – сумасшедшие? – Нет. Пожалуй, я не так выразилась. Думаю… – Замолчи, женщина! Мне больше не интересно, что ты думаешь! – Кристиан привстал и тут же вновь уселся на удобный пуф. – Сегодня на стене нарисовали граффити, – подключился к беседе Никита, не желая дольше ждать и слушать этот бред про галлюцинации полупсиха. Парень пересел ближе, отгородив собой Рамуте. – Вроде бы группа подростков. Точно не знаю. В общем, нас интересует, кто разрисовал магазин. Кристиан громко захохотал, открыв рот, но ни его пустые глаза, ни брови, ни лоб не пошевелились. Рамуте стукнула локтем Никиту в бок, мол, что ты творишь, сейчас все испортишь. Но он не отреагировал. Ему надоело тратить свое время на полусбрендивших тонкочувствующих рисовак, тем более он не позволит кому-либо хамить или разговаривать со своей девушкой в таком тоне. Для общего дела он готов стерпеть нападки в свой адрес, но грубость в сторону Рамуте – ни за что. – Ну? Валентин сказал, ты знаешь, кто они. – Раз сказал, значит, знаю. – Кристиан мгновенно перестал смеяться и стал серьезным. – Скажешь? – Вот оно. Это тот самый вопрос, что заставил вас тащиться ночью ко мне. С него и надо было начинать. Только непонятно, зачем было ехать; думаю, я и по телефону ответил бы. Рамуте и Никита переглянулись. Логично. Об этом никто из них не подумал. – Ну? Так ты ответишь? – Подожди. А он рассказал вам о своем Подонке с дырявым ртом? – Да. – Интересная работа. – Не просто интересная. Галлюциногенная во всех смыслах. Старик верит, что слышит волны, по которым ему передают, как правильно закончить Подонка. Говорит, что слышит, хотя у самого даже радиоприемника нет. – Подробностей не знаю. Но Валентин обещал ей показать… – Не покажет! Он никогда никому не покажет свою работу. – Почему? – Потому что никогда ее не закончит. Старик создал ее в своей фантазии. Он отрицает иллюзорность реальности. Не хочет принять силу и услуги галлюцинации. Так что не закончит; даже если все поймет, уже не справится. У него не хватит ни материала, ни сил, ни времени… – Кристиан опять провалился в свое воображение. Пауза затянулась. Художник молчал, лишь изредка посапывал заложенным носом. – Ау! Кристиан, ты ответишь нам? – Что? – Спрашиваю, может, хоть на минуту перестанешь быть бестактным гадом, прекратишь ловить глюки и поговоришь с теми, кто перся сюда посреди ночи через весь город? – Рот закрой! Журналюга. – Кристиан стиснул зубы и пренебрежительно посмотрел на Никиту. – Наймит дешевой пропаганды. Я веду беседу. Это тебя не научили слушать людей. Нет, не научили? Пошли оба отсюда! Прочь! Забирай свой вонючий блокнот, свою неадекватную лживую женщину и убирайся из моего дома! Никита покачал головой. Все повторяется. Воистину ученик своего учителя. Такой же сбрендивший, как Валентин, и такой же хам. Еще слово, и Никита размажет крикливую рожу художника об пол. – Ты что-то вякнул? – Никита, замолчи! Кристиан, подожди. Тише. Никто не хотел тебя обидеть. – Валите! Там перебивайте друг друга! – Художник указал на дверь. – Сейчас наваляю! – Никита! Кристиан, Валентин сказал, ты нам поможешь и… – Валентин… Черт возьми. – Художник задумался и постучал кулаком себе по лбу. – Почему этот маразматик решил связаться с этими? Зачем? Что в них особенного? Почему я должен помогать? – Он рассуждал вслух, искренне надеясь, что его мыслей никто не слышит. – Это вызов? Это мое препятствие на пути? Должен ли я им ответить? – Должен, – прошептал Никита. – Да? – шепотом переспросил Кристиан, не открывая глаз. – Да, – снова шепотом ответил Никита. Кристиан замычал нараспев. Соединил ладони на груди и стал раскачиваться. – Это мой вызов. – Да, – так же нараспев произнес Никита, сдерживая смех. – Хорошо! – Кристиан открыл глаза, выпрямился и, разведя руки в стороны, опустил их. Теперь он выглядел полным решимости. – Это Миша со своими балбесами, – выпалил художник, обращаясь к Рамуте. – Они раскрашивают стены. – Спасибо. Художник заложил ногу за ногу и откинулся на пуфе. – Их глупая «Власть звука» – пошлая банальщина. Сплошь подростковая иллюзия. Думают, что творят искусство. Дети, что с них взять… – А как нам найти Мишу? – Придумали… Власть. Какая? Громко сказано. Реальность прорывается сквозь галлюцинации, пробивает пелену фальши, и никакой звук никогда не получит над нами господство. Власть иллюзорна, как сама иллюзия.