Глава 3 — Вам нужно разнообразить свои упражнения. Прежде чем ответить, Бес закончил штриховку, аккуратно сдул угольную крошку и лишь затем спросил: — Что? — Вы прогрессируете с удивительной скоростью, — небольшой экран был старым и с частично выгоревшей матрицей, поэтому лицо наставника дробилось на отдельные прямоугольники, как недорасшифрованное послание. — Однако я вижу одну большую проблему. Она мешает вам, ограничивает в развитии. — О чем вы? — Бес глянул в объектив камеры, машинально потер искусственные пальцы здоровой ладонью, будто разогревая после возвращения с мороза. — Вы все время рисуете одно и то же лицо. Наставник был стар, умен и профессионален. Живописец будто застрял во времени, оставшись где-то в шестидесятых, причем не советских. Твидовый пиджак, галстук-бабочка, еще с десяток трудноуловимых деталей — все это больше соответствовало персонажу из какого-нибудь английского сериала времен расцвета ВВС. Консервативный профессор почтенного колледжа — вот первая ассоциация, которая пришла на ум Бесу и с той поры не отпускала. — Вы ошибаетесь, — сумрачно отозвался кибернетик. — Я стараюсь разнообразить процесс. Он качнул головой в сторону кривобокой этажерки из стальных уголков и прессованного картона, где покоилась толстая — в три пальца высотой — пачка разрисованных листов. Наставник не мог их видеть, но знал, о чем говорит ученик. Старый живописец грустно и чуть покровительственно улыбнулся. — Вот именно, — пояснил он. — Стараетесь разнообразить, но ваше подсознание… — старческий палец коснулся виска, иллюстрируя наглядно дальнейшие слова. — Заперто в клетке одного лишь образа. Это незаметно если смотреть один-два наброска, но при большой выборке становится очевидным… — Я не понимаю, — Бес поджал губы. Разговор ему не нравился, однако прерывать сеанс было бы глупо. И накладно, поскольку за каждый урок плата шла вперед. — У вас в голове будто засел некий образ, один вполне определенный человек, чье лицо вы пытаетесь нарисовать. Мужчина, женщина, ребенок, не имеет значения, в каждом образе проглядывают вполне определенные черты. Художник с извиняющимся видом развел руками, улыбнулся, близоруко щурясь за толстыми стеклами старых очков. Бес подавил желание ответить жесткой отповедью насчет того, что образы в его голове никого не касаются. А нанятый учитель портретист должен квалифицированно исполнять щедро оплаченную работу, и попытки расшифровать тайны подсознания ученика в эту работу никак не входят. — Знаете… — художник замялся, поправил бабочку на тощей шее нервическим жестом, как человек, начавший фразу и на полуслове задумавшийся, а стоит ли продолжать? — Говорите, прошу вас, это важно для меня, — Бес попытался улыбнуться как можно дружелюбнее. Он чувствовал, что выходит неубедительно, сказалась привычка хмуриться и носить маску предупреждающей угрозы, дескать, отлезь, а то нарвешься! Однако на старика, видимо, подействовало. — Знаете, — повторил живописец чуть увереннее. — Мне кажется, что на самом деле вам не нужны мои уроки. — Правда? — Да. Вы старательны, усидчивы, делаете хорошие успехи. Но это не то занятие, которое зажигает вам душу, не то с чем вы хотели бы связать жизнь. Вы упорно стараетесь нарисовать одного вполне определенного человека. Даже не нарисовать… Художник снова замялся, отвел взгляд — насколько это можно было сказать про комбинацию динамичных прямоугольников разного цвета на маленьком экране бэушного инфографа. — Скорее припомнить его лицо, вытащить из паутины обрывочных воспоминаний. — Да вы пиит! — Бесу пришлось выложиться до упора, чтобы удержать на окаменевшем лице выражение доброжелательной заинтересованности. — Пиит, — грустно улыбнулся мастер. — Мало кто помнит это слово. Я не буду спрашивать, кем вы были в прошлой жизни. Отмечу лишь, что вам привили хорошие манеры и багаж знаний. Ну и чтобы закончить, может быть, вы нуждаетесь в другом специалисте? Цереброскопия, например, или методика восстановления образов как в милиции? — Да, — Бес наклонился к объективу. — Должен признаться, я действительно хотел бы нарисовать одного человека. — Я был прав? — Абсолютно. Это мой покойный отец. — Отец… Да, это многое объясняет, — теперь художник улыбался виновато, как человек, допустивший бестактность или поставивший собеседника в неловкое положение. — Простите… — Не за что, все в порядке. Бес подумал, не добавить ли в голос и скорбное выражение лица еще чуть-чуть выразительности, но передумал, могло получиться слишком приторно. — Так получилось, что я очень любил покойного… папу. Но фотографий не осталось, так что я стараюсь… Бес умышленно оборвал фразу, приложил палец к виску, отзеркалив недавний жест графика. — И здесь не поможет электроника, ведь я хочу поймать на кончик пера, запечатлеть душу моего покойного отца. Не каким он был, а каким я его запомнил, понимаете? — Понимаю, понимаю, — закивал художник, щурясь и часто моргая. — Простите, если я был… если я… — Все в порядке, — повторил Бес. — Наоборот, хорошо, что вы указали мне на это. Постараюсь изживать и разнообразить. — Да-да, конечно! Не забудьте, нужно уметь рисовать много лиц, чтобы хорошо изобразить одно, самое важное. Бес был уверен, что старик облегченно и шумно выдохнул, когда сеанс закончился, и экран погас. Кибернетик откинулся в старом кресле, обитом салатового цвета плюшем, задержал дыхание, успокаивая нервы легкой дозой кислородного голодания. «Я стал часто ошибаться!» Мысль была неприятной, назойливой и справедливой. Думать ее не хотелось. Бес крепче сжал подлокотники, закрыл единственный глаз. Вынудил себя задуматься опять над тем, что он часто ошибается. Становится откровенным не с теми людьми. Делает промахи. Допустим, Ки сболтнет кому-нибудь о том, что одноглазый водила понимает разницу между лолями и бисененами… Случайно, в пустяковой беседе. Допустим, старый художник сделает набросок лица, которое увидел в многочисленных рисунках ученика. И поделится где-нибудь с кем-нибудь. Допустим… В прошлой жизни, оборванной так резко и мучительно, это называлось «критическая сумма аберраций», статистически значимая, математически просчитываемая. Ведущая к провалу, а возможно и смерти. Бес понимал, что пора заканчивать с раздвоенной жизнью, концентрироваться на чем-то одном — либо он обычный наемный боец средней руки, либо… нет. Но все время казалось, что еще не время, еще чуть-чуть, немного дополнительных усилий, немного денег про запас, на будущее… Жизнь в двух мирах между «сейчас» и «возможно в скором будущем». «Надо решаться!» Надо выбирать. За тонкой стеной сосед включил радио, не Проныру, но что-то идейно близкое, полулегальный канал на котором за копеечку малую транслировали настоящие новости. Поскольку Дальний Восток относился скорее к «красным» зонам, подпольные радио-гонзагамо чаще использовали коммунистическую риторику. — Армия реакционного индийского режима продолжает наступление на революционные зоны, созданные товарищами из Объединенных революционных народных сил Индии в штате Мадхья-Прадеш. Используя энтузиазм трудящихся масс, направляя энергию производительных сил народа, товарищи ведут успешные партизанские операции. На помощь им перебрасываются отряды из революционных зон штата Андхра-Прадеш. — Суки драные, — прошептал одними губами кибернетик. — Киборги на каждом шагу, а нормальной сети так и не придумали… — В одном из борделей Большого Парижабоевые подруги Восточного фронта Армии Освобождения Женщин казнили наглую феодальную свинью, саудовского принца Усмана аль-Сауда. К сожалению, в перестрелке с охраной погибла товарищ Марьям, но память о ней останется в наших сердцах навеки. «Интернет по талонам. Все слушают радио. Везде и всегда кто-нибудь галдит без перерыва» — В Гватемале продолжается вооруженный конфликт наемников ЮФК и боевиков наркокартеля Баха Сур. Официальные власти СПМ бездействуют. Как всегда, наибольший ущерб несут непричастные к конфликту крестьяне. Бес открыл глаза и посмотрел на свою «квартиру», точнее выгороженный закуток в цокольном этаже. Старая мебель, саморезы в качестве крючков для одежды, закрученные прямо в дверь и стенки. Давно испорченный холодильник «Бирюса» вместо шкафа под всякие мелочи. Очень похоже на дом, где Бес жил давным-давно, но там была новостройка, в которой ярко выраженный минимализм закладывался проектно, и в стенах, по крайней мере, имелись окна. А здесь никакого проекта, просто жадность арендодателя, приспособившего под условное жилье технический этаж, лишенный окон. Хочешь смотреть на мир — повесь экран с трансляцией от внешней камеры или просто динамическим пейзажем. Бес экран вешать не стал, окно кибернетику заменил большой портрет, который ученик не показывал наставнику. Он вытянул ноги, чувствуя, как продавливается набивка на ветхом кресле. Посмотрел на черно-белое — Бес не любил и «не чувствовал» цвет, рисуя только карандашом и тушью — изображение лица пожилого мужчины возрастом где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью. Тяжелые веки, обрюзгшая физиономия, чем-то похожая на Жана Габена. Портрет казался чуть-чуть авангардистским, словно автор хорошо проработал нижнюю половину, но все от линии глаз и выше нарисовал спустя рукава. Или плохо представляя исходник. — Объявлены лауреаты Красного Нобеля по литературе. Премию разделили арт-группа Klassenkampf за интерактивный графический роман «Ярость» и товарищ Спартак за художественную биографию Ульрики Майнхоф. Средства на премию в очередной раз предоставлены товарищами из Фронта цифровой революции. «Я смогу нарисовать лучше?» — честно задался вопросом кибернетик. И надолго завис, не в силах ответить. «А если могу, сколько еще придется потратить времени?» Он сидел так достаточно долго, будто заснул или погрузился в дрему. Часы на тумбочке у кровати — честный механический будильник с разметкой циферблата на полные сутки — отметили десять вечера. Голая лампочка под низким потолком светила, изредка мигая. Словно решив подтолкнуть хозяина, звякнул телефон, исполнив отрывок похоронного марша. Бес одним пальцем придавил пуговицу динамика, оборвав сигнал, другим нажал точку под правым ухом, активировав дентофон, точнее кустарную, но вполне функциональную сборку на основе прежнего высокотехнологического творения, убитого электромагнитным ударом. — Да. — Завтра ты нужен, — голос неприятно резонировал в теменных и височных костях. Бес промолчал, ожидая инструкций. Невидимый начальник, связанный с черепом кибернетика радиоволнами, выждал пару мгновений и, убедившись, что подчиненный не разбрасывается пустыми вопросами, продолжил: — К шести вечера. Есть дело. Дырокол возьми. Бес тихонько вздохнул. С одной стороны в упоминании оружия, тем более иносказательно, не было ничего особенного. Обычный огнестрел формально запрещался к обороту, однако на практике владение револьверами, а также полуавтоматическими пистолетами стало повсеместным. Требовалось отчудить что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы получить неприятности с законом. А Бес вообще имел лицензию охранника с правом носить компактные дробовики и автоматическое оружие, от «лафетов» до пистолетов-пулеметов с магазинами повышенной емкости. Плюс отдельное разрешение на использование боеприпасов повышенной пробивной мощи против кибернетических бойцов. Но… «сталевар» плохо, болезненно воспринимал акты лишней неконспиративной болтовни. Сказывался богатый опыт, подкрепленный обширными травмами. — Кристина? — односложно спросил Бес, напоминая, что завтра у него плановый вывоз девушки на очередную «сессию». — Уже нет. Ты нужен в конторе. Бес поморщился. Кицунэ ему нравилась, угрюмого бойца привлекали удивительные для ее профессии доброта, жизнерадостная искренность. «Сталевар» получал сдержанное удовольствие от немногословных поездок по ночному Хабаровску под аккомпанемент Проныры Бля. И сейчас ощутил легкий укол сожаления. Работодатель отключился без предупреждения и всяких «до свидания». Бес пошевелил пальцами здоровой руки, отбарабанил короткий ритм стрижеными ногтями на старом ламинате подлокотника. Посидел еще с четверть часа, думая о своем, не спуская взгляд с портрета. — Тварь ли я дрожащая? — процитировал он классика. Вопрос как будто замер в сухом, пыльном воздухе, наподобие густого табачного дыма. Бес поднялся, сбрасывая тапочки, обулся в разношенные и удобные туфли, проверил кобуру, отформованную из пластмассовой трубы кооперативными умельцами. Пистолет в порядке, магазин полон, патрон в стволе, однако на предохранителе. Бес терпеть не мог новомодные приблуды наподобие пистолетов «переломок» и прочих декадентских идей. В карман боец положил раскрашенный под строительный карандаш пластмассовый куботан, вещь на первый и второй взгляды совершенно безобидную, однако при должном навыке способную огорчить не намного хуже клинка. Одевание довершили старинные часы, модель «Восток» семидесятых годов с красным циферблатом. Бес чувствовал себя неуютно без нормального хронометра, который можно надеть, щелкнув замком, почувствовать верную тяжесть на запястье. Он запер дверь обычным ключом весьма амбарного вида. Правый сосед слушал радио, левый чем-то гремел, будто кантовал шкаф. На коридорной развилке застряли два местных гопника, которые безразлично мазнули взглядами по одноглазому кибернетику. Беса тут знали, оказывали умеренное уважение как работнику почтенного кооператива и старались не цеплять.