– Я же сказала, что я… – Вы – что? Вам необходимо беседовать о трупах даже ночью? Вы хотите знать, что я нашел в Египте, чтобы подпитать собственную одержимость? Это ваше горючее, без этого вам не двинуться дальше? Любопытно было бы заглянуть в ваши сны, Энебель! Люси остановилась посреди дорожки, отведенной для машин «скорой помощи». В низком северном небе плясали синие и белые огоньки. – Оставьте, пожалуйста, в покое мои сны, комиссар, и засуньте подальше свой убогий психоанализ! Я-то хотела предложить вам в связи с нашим делом ненадолго прокатиться в Марсель, но, похоже, вас это не колышет, и мне вас с места не стронуть. В конце концов, я всего лишь лейтенант, а вы – комиссар! – Вы абсолютно правы: все это меня не колышет. Спокойной ночи, Энебель, – сухо сказал он и повесил трубку. Люси несколько секунд злобно смотрела на мобильник. Этот тип – законченный идиот! Пусть катится ко всем чертям, она в жизни ему больше не позвонит! Побледневшая от бешенства, она купила себе в автомате плитку шоколада и мигом ее заглотила. – Спасибо за лишние калории, чертова акула, кретин! Она направилась к лестнице. А когда зазвонил телефон и на экранчике обозначилось имя Шарко, улыбнулась до ушей. Дождалась, пока телефон прозвонил столько раз, чтобы пора было включаться автоответчику, и только тогда заговорила: – Ну? Вам все-таки захотелось узнать? – Что там в Марселе, лейтенант Энебель? Люси помолчала, потом начала рассказывать: – Час назад нам позвонил специалист по фильмам пятидесятых годов. Ему удалось опознать актрису, которая снималась в короткометражке. Эту актрису зовут Жюдит Саньоль, и она еще жива, комиссар. Шарко тяжело, с гримасой боли, встал со скамейки. Вздохнул: – Хорошо, я согласен… Вернусь домой, скачаю оба фильма – оригинальный и скрытый, посмотрю наконец, что там такое происходит, надо же разобраться. В котором часу вы завтра будете в Париже? – Мой поезд прибывает на Северный вокзал в десять пятьдесят две. Отъезд с Лионского в одиннадцать тридцать шесть, прибытие в Марсель в четырнадцать пятьдесят семь. Саньоль предупреждена, она будет ждать нас в гостинице. Я сказала ей, что мы журналисты и делаем репортаж о порнофильмах пятидесятых. – Тема великолепная. Только вам придется сдвинуть время выезда. Я договорюсь о том, чтобы вы вместе с вашим шефом присутствовали на утреннем совещании в Нантерре. Потом мы вместе уедем оттуда в Марсель. – Отлично. А теперь расскажите, что вы откопали в Египте. – Три великолепные пирамиды – Хеопса, Хефрена и Микерина. До завтра, Энебель. Прежде чем уйти из парка, он потрогал пальцем восемь вертикальных черточек на стволе дуба. И – один в ночной тьме – сжал зубы. 33 В Нантерр Люси и ее шеф, майор Кашмарек, приехали вместе. Они успели на скоростной поезд на вокзале Лилль-Европа, потом у Северного вокзала в Париже поймали такси, которое и доставило их к входу в главное здание Центрального управления судебной полиции. День предстоял напряженный, и Люси выбрала себе почти мужскую одежду: облегающие джинсы, хлопчатобумажную майку с коротким рукавом и кроссовки с тупыми носками. Она любила одеваться по-мужски, чтобы не выделяться среди коллег. Не пробило еще и десяти утра, но солнце жарило так, что поплыл асфальт. Над столицей и пригородами медленно поднималось облако загрязненного воздуха. Внутри здания было прохладнее. В комнате для совещаний Шарко и Мартен Леклерк горячо обсуждали факс, который глава управления по борьбе с преступлениями против личности только что получил из посольства Франции в Египте. Гнусное письмо с обвинениями в адрес комиссара. – Лебрен отправил копию Жослену. Тебе еще припомнят эту историю. Шарко пожал плечами: – Я и без того у шефа не в чести, историей больше, историей меньше – какая разница. – То-то и оно, что историей больше! Сам же и даешь ему повод. А в какое положение ты меня ставишь? Будто мало сейчас свалилось на мою голову… Зазвонил мобильник Леклерка, он глянул на дисплей – выражение его лица мигом изменилось. – Катя… Мартен отошел в сторону. Шарко, стоя на месте, смотрел, как он ходит взад-вперед, и ему казалось, что начальник и друг сейчас не совсем в своей тарелке: какой-то он чересчур нервный, да и дело, похоже, не слишком его волнует. Размышления комиссара прервали, войдя в комнату, Люси и Кашмарек. Леклерк сразу же распрощался с женой, вид у него был недовольный. Парижские полицейские пожали руки коллегам из Лилля. Обмен любезностями. Люси украдкой улыбнулась комиссару, а Кашмарек с Леклерком отправились поговорить за чашкой кофе. – Похоже, Египет не пошел вам на пользу, – сказала она тихо. – Нос у вас, однако… Что там произошло? – Ничего особенного. Напал москит огромного размера. Просто гигант. Вам у нас нравится? Люси осмотрелась, глаза ее заискрились. – Ну! Самое что ни на есть сердце французской судебной полиции! Место, через которое проходят все громкие уголовные дела. Несколько лет назад мне оно было известно только по романам: я тогда печатала для начальства рапорты, ну и, если выдавалась свободная минутка, сразу хваталась за книжку. – Нантерр – это еще что… Вот дом тридцать шесть…[22] – О-о, дом тридцать шесть – это уже просто миф! – А представьте мое состояние, когда в один прекрасный день я, прибыв с севера, вышел на работу в знаменитом доме тридцать шесть по набережной Орфевр! Представьте мою гордость, когда я впервые поднимался по старинным скрипучим ступенькам, прямо как комиссар Мегрэ! Вот сейчас я получу доступ к самым темным, самым запутанным, самым волнующим расследованиям! Да, я был счастливейшим человеком на свете. Вот только из-за этого я потерял все, что у меня было раньше: привычное место жительства, нормальную жизнь, человеческие отношения с соседями, друзьями… Правда в том, что дом тридцать шесть весь провонял убийством и пóтом. Люси вздохнула: – Вы только со мной так себя ведете или вообще склонны затыкать рот собеседнику? Не прошло и нескольких минут, как все они уже сидели за круглым столом, перед каждым лежала стопка бумаги, каждый достал авторучку. Примчался и Перес, застрявший в пути из-за парижских пробок. Леклерк сказал короткое вступительное слово: прежде всего надо было обозначить направления, по которым ведется расследование, затем отчитаться о проделанной работе, чтобы все располагали одинаковым объемом информации. С этой же целью глава Центрального управления по борьбе с преступлениями против личности показал собравшимся оба фильма 1955 года: полную версию и «подложку» из скрытых кадров. И снова на лицах появилось выражение любопытства, смешанного с отвращением. Следующим говорил руанский комиссар Перес. Он обрушил на участников совещания целый ворох дурных новостей. Во-первых, ничего не дали поиски ни в местных больницах, ни в наркологических центрах, ни в тюрьмах по всей Нормандии – вопрос о вырытых близ Граваншона телах остался открытым. Поскольку из списков пропавших без вести тоже ничего не удалось выудить, наиболее правдоподобной выглядит версия о нелегальных иммигрантах или просто иностранцах, проживавших в стране незаконно. Гипотеза эта подтверждается наличием среди них азиата. На сегодняшний день руанские криминалисты уже начали сотрудничать с другими службами судебной полиции в надежде побольше разузнать о торговле живым товаром. Может быть, это и ложный след, признал Перес, но с учетом скудости улик, которыми располагают его люди, он не видит пока никакого другого пути для расследования. Кроме того, он надеется, что анализы ДНК, которые должны быть готовы сегодня или завтра, тоже дадут какую-то информацию. Кашмарек оказался более разговорчивым. Он в подробностях рассказал о жестоком убийстве Клода Пуанье и дикарском способе, каким разделались с Люком Шпильманом и его подружкой. Первые же данные, полученные следственной группой, позволяют предположить, что речь идет об одних и тех же преступниках и что оба убийства произошли в один и тот же вечер. Человек лет тридцати, высокий, крепкий, обутый в рейнджеры, и второй, чьи приметы определить не удалось. Невидимка. Хладнокровные, педантичные садисты, один из которых, скорее всего, разбирается в кино, другой – в медицине. Палачи, готовые на все, чтобы не дать никому малейшей возможности что-либо узнать о бобине. Затем лилльский майор доложил коллегам о том, что́ бельгийская следственная группа сумела выяснить относительно прошлого Влада Шпильмана: – Что касается Шпильмана-старшего, мне вчера вечером удалось собрать очень важные сведения. Прежде всего – связанные с происхождением фильма. Бельгийские следователи утверждают, что Влад Шпильман позаимствовал бобину в ФИАФ, Международной федерации киноархивов, расположенной в Брюсселе. Я сказал «позаимствовал», хотя точнее было бы сказать «украл»: старик Шпильман был настоящим клептоманом. В ФИАФ нашим сотрудникам сообщили интереснейший факт: два года назад какой-то человек явился туда и сказал, что ему хотелось бы посмотреть пресловутый фильм. Вот тогда-то хранитель архива и обнаружил, что бобины, которой положено было находиться там-то и там-то, нет на месте. Очевидно, хранителю этому было неизвестно, что бобина у Шпильмана. – Два года назад? То есть убийцы уже тогда охотились за бобиной? – Надо думать. И Шпильман, вольно или невольно, перебежал им дорогу. – Так… А откуда в ФИАФ вообще взялся этот фильм? Где он был, прежде чем оказался на стеллаже киноархива? – Входил в число короткометражек, возвращенных на родину, когда Государственная служба кинематографии Канады решила избавиться от части своих единиц хранения. Много лет назад, в конце тысяча девятьсот пятьдесят шестого, эта бобина была зарегистрирована у них как анонимный дар. Шарко отодвинулся вместе со стулом. – Анонимный дар… – повторил он. – Только сделали фильм – и сразу же сдают его в архив. А откуда же наш неутомимый охотник за бобиной узнал, что она переехала в ФИАФ? Кашмарек, поплевав на палец, перелистал свои записи. – Могу сказать. В большинстве своем фильмы, хранящиеся в ФИАФ, имеют название, известны их авторы, год выпуска, равно как – благодаря надписи на бобине – страна-производитель, студия, код и марка пленки. Все эти сведения централизованы, и доступ к ним обеспечен на сайте ФИАФ. Там хорошая, удобная поисковая система, позволяющая проследить, откуда к ним поступают фильмы или куда уходят. Кроме того, зная год выпуска, студию и страну-производителя, человек, отсеивая информацию, может значительно сузить круг поисков. Можно даже получать уведомления о перемещениях того или иного фильма. Очевидно, именно это и произошло. – А можно ли отыскать пользователей, которые заходят на сайт ФИАФ? – К сожалению, нет. Данные о поисках не архивируются. Шарко искоса поглядывал на сидевшую слева от него Люси Энебель. Свет как-то странно падал на ее лицо – словно бы угасая от контакта с кожей. Аналитик видел, насколько сосредоточенна молодая женщина, до чего внимательно смотрит и слушает, видел опасные огоньки в глубине отливающих синевой глаз… Ох, как же хорошо ему знаком этот взгляд! Леклерк принял к сведению сообщение Кашмарека и продолжил: – А что еще известно о Владе Шпильмане, помимо того что он коллекционер и клептоман? – Бельгийская группа накопала кое-что интересное. По свидетельствам друзей, Влад Шпильман как раз два года назад вроде бы начал собственное расследование. Он постарался раздобыть – украсть или получить более законным способом – все художественные и документальные фильмы, имеющие отношение к разведывательным службам Америки, Англии и даже Франции… ЦРУ, МИ-5 и все такое, хроника холодной войны, гонка вооружений, о прочем я уже и не говорю… – Два года назад… – повторил Шарко. – А ведь и канадский аноним сообщил в телефонном разговоре, что расследует это дело в течение двух лет. Выходит, все началось едва ли не в тот самый день, когда пленка оказалась в руках Шпильмана. – И тогда же Шпильман отправился в центр нейромаркетинга, чтобы там проанализировали этот фильм, – дополнила Люси. Кашмарек, соглашаясь, кивнул. Шарко некоторое время просидел молча, уставившись на пустой стул напротив, потом обернулся к лилльскому майору, который продолжал: – Но и это еще не все. Шпильман проводил немало времени в Льежской городской библиотеке. Однажды он забыл в сканере документ, но библиотекарша так и не собралась вернуть его владельцу. По ее словам, этого читателя как магнитом тянуло к разделу «История ХХ века». Майор достал из кожаного портфеля листок бумаги и пустил его по кругу. На бумаге оказался отпечаток черно-белой фотографии, действительно похожий на скан из книги. На снимке – поле, в поле – немецкие солдаты целятся в женщин, прижимающих к себе детей. Подпись гласит: «Немецкие солдаты держат под прицелом еврейских женщин и их детей во время расстрельного холокоста в Ивангороде, Украина, 1942 год». Люси вгляделась в солдата на первом плане. Винтовка направлена на беззащитных людей, ледяной взгляд, губы злобно кривятся – все это мерзко, отвратительно! Как можно убивать перед фотографом? Как можно не обращать внимания на человека, который обессмертит, запечатлев на пленке, твое лицо в момент, когда ты несешь смерть? Люси передала фотографию Пересу, а Кашмарек между тем достал из портфеля книгу и положил ее на стол. – Снимок был взят именно из этой книги, посвященной расстрельному холокосту[23], – я нашел здесь фотографию на странице сорок семь. На следующих страницах – фотографии женщин и детей, убитых выстрелом в голову. Никто не уцелел.