Пятью годами ранее. Казань – Загулял парнишка, – донеслось из дежурки. Азат Хусаинов виновато потупился, снова заглянул в полукруглое окошко: – Да не мог он… Полицейский, вальяжно развалившийся на кресле в душной комнатёнке, страдальчески закатил глаза. – Сколько ему? – не дожидаясь ответа, продолжил: – Семнадцать. Я в его возрасте трахался и бухал. Бухал и снова трахался. Молодость. Азат скрипнул зубами: – Послушай… те… Вы обязаны принять заявление. Пропустите меня к участковому. Вы обязаны… Дежурный нехотя поднялся с жалобно скрипящего кресла, вышел в коридор, облокотясь о вертушку турникета, зафиксированную в закрытом положении. – Слушай, дед… – он с прищуром глянул на Хусаинова – молодой, холёный, с намечающимся вторым подбородком и оттого похожий на оплывшего по весне снеговика. – У нас и без тебя работы море. Ты, дед, топай отсюдова. Вернётся твой сынок. Проспится и вернётся. Никогда ещё Азата не называли дедом. В свои сорок пять смуглый, низкорослый татарин мог сойти за пятидесятилетнего, но дед – это уж слишком. И какого чёрта этот жиреющий сопляк тыкает ему? Почему решил, что его сын, не вернувшийся вчера домой, напился? Потому, что сам «дед» обряжен в рабочую фуфайку? Так ведь со смены. – Мой сын, – отчеканил Хусаинов, делая шаг к турникету, – не пьёт вообще. Полицейский вновь скривился. Он не хотел пропускать человека в замызганной, рабочей одежде. Участковый – Паша Устинов – с утра сказал ясно и недвусмысленно: «И никаких заявлений не принимаем. Без них висяков – до задницы». – Слушай, дед… Хусаинов жестом остановил толстяка. – Я пойду и напишу заявление, – проговорил он тоном, не терпящим возражений. Дежурный сглотнул. Он хотел было сказать что-то вроде «нет, не пройдёшь», но, натолкнувшись на тяжелый взгляд Азата, отступил. – Щас открою, дед. Через полминуты турникет пискнул, вместо красного огонька на панели зажегся зелёный, и Хусаинов беспрепятственно прошел в здание. – Участковый сидит… – начал было дежурный, но человек в фуфайке уже шел по коридору. Он знал без подсказок, где сидит участковый. Третья дверь справа. В конце коридора камера, транслирующая изображение на монитор в дежурке. Но толстяк настолько ленив, что вряд ли следит за камерами. Тем лучше для Азата. Хусаинов запустил правую руку в карман, просунул пальцы дальше, в прореху. За подкладкой коснулся тяжелого кастета, сделанного несколькими днями ранее у себя в кочегарке. Зафиксировав кастет на руке, левой открыл дверь – рывком, без стука, тут же шагнул к сидящему за столом участковому. – Стучаться тебя не учи… Кулак с поблёскивающим кастетом прилетел точно в живот вскочившему из-за стола человеку, тот повалился обратно в кресло, ткнулся лицом в разложенные на столе бумаги, захрипел. Азат не торопился. Он спокойно закрыл дверь, прошел к столу, взял с него связку ключей и запер кабинет изнутри. Закончив приготовления, сел напротив участкового, дышащего часто, с хрипами и свистом, словно выброшенная на мелководье рыба. – Продышись, Паша, – зло осклабился Хусаинов, – носом попробуй. Сейчас отпустит. Участковый, выпучив глаза, принялся оттягивать ворот форменной рубахи, ослабил узел галстука. – И не вздумай орать, – предупредил Азат, поигрывая кастетом. Хозяин кабинета и не собирался звать на помощь. Он лишь теперь, спустя пару минут после удара, красный как рак, впервые вздохнул полной грудью и со страхом посмотрел на Азата. – Ты знаешь, зачем я пришел, – спокойно пояснил Хусаинов. Он не спрашивал – констатировал факт. Устинов отрицательно мотнул головой. – Знаешь… Я разговаривал с матерью Коли Горюнова. Она сказала, что последним, с кем ребята общались, был ты. Так? Рука с кастетом коснулась стола, громко клацнув о лакированную поверхность. – Они просили помочь… – Участковый выпрямился в кресле. – Ох, блин… Азат, зачем так бить-то? – Куда они пошли от тебя? Участковый потупился. – Куда, Устинов? – Они оружие просили, – наконец выдал участковый, – хотели купить пистолет. – А ты? – А что я? Пообещал закрыть их на пятнадцать суток, если ещё раз о таком заикнутся. Азат немного помолчал, опустив голову, потом вскинулся, волосы упали на лоб немытыми, липкими прядями: – Рамиль дома не ночевал. Значит, они уже могут быть в пути. Глаза Устинова забегали, он облизнул пересохшие губы, метнул короткий взгляд на край стола. Там, под столешницей, чернела тревожная кнопка. Нужно лишь коснуться спасительного пластика… – Сука, только нажми, – пресёк его план голос татарина. – Мне нужно знать, на какой машине они могли поехать, кто, кроме Рамиля и Горюнова, с ними. – Да не знаю я! – не то простонал, не то проныл участковый, – они спрашивали, что нужно с собой брать, какие вещи, еду. Ну, про аптечку… – И ты, мразь такая, им об этом рассказал? Взрослый ведь мужик, а ведёшь себя, как идиот. – Да откуда я знал, что они решатся! – едва не закричал участковый, незаметно, как ему казалось, переместившись к тревожной кнопке. Но Хусаинов уже поднялся со стула. Его сын с несколькими приятелями-студентами пропали минувшим вечером. Не пришли ночевать. Перебрав вещи в комнате сына, вернувшийся со смены Азат понял: мальчик взял с собой запас тёплой одежды, штормовку, подаренный Азатом нож – трофей с чеченской войны. Значит, и вправду ушел. А они с женой не верили, что сын мог воплотить в жизнь свои подростковые угрозы… – Не лезьте в мою жизнь! – кричал мальчик. – Как хочу, так и живу! Я вообще могу уйти в Зону сталкером! В последнее время Рамиль с друзьями все уши прожужжали родителям о Зоне отчуждения и сталкерах. Началось с того, что с Рубежа Зоны вернулся в Казань брат их тренера по греко-римской борьбе, побывавший там в командировке, и навешал юнцам лапши на уши, дескать, в Зоне становятся настоящими мужчинами, надо испытать себя. Как теперь оказалось, подростки готовились. Как минимум двое – Рамиль Хусаинов и Коля Горюнов собирали рюкзаки. А Устинов заливался соловьём: «В Зоне вы станете крутыми парнями…» Тварь. Сам, небось, отсиживался в Надеждинске, в комендатуре, бумажки перекладывал, а пацанам головы задурил. – Сядь! – грозно зашипел Хусаинов. – Бери телефон, звони на пост ГАИ, спрашивай, какие машины шли сегодня, требуй записи. – Не дадут они вот так, сразу. – Тогда предлагай варианты, как узнать, на какой машине поехали. Участковый глупо хлопал глазами. – Ну! – Я… Я не знаю. Надо их перехватывать на Рубеже, уже в Надеждинске. Блин, откуда я знал, что на мои байки поведутся… Я же брату, в основном, заливал, а он своим греко-римским этим рассказывал… Азат презрительно сплюнул: – Звони на Рубеж. Потребовалось не больше пяти минут, чтобы заикающийся Устинов позвонил в закрытый город Надеждинск своему приятелю, сообщил тому, чтобы был готов перехватить машину с мчащими в Зону малолетками. Положив трубку, с опаской поглядел на Азата. – Ствол давай. – Какой ствол? – не понял Устинов. – Трофейный. Мне сын говорил, ты привёз из Зоны пистолет. – Да я так, выпенд… – Ствол сюда, тварь! – Азат опустил кастет на лежавшую поверх стола ладонь участкового. Тот открыл рот в беззвучном вопле. – В сейфе… В сейфе. Сейчас… Потянулся к старому, покрашенному белой эмалью сейфу, загремел ключами и выудил оттуда небольшой, аккуратный пистолет Макарова.