Вот только сталкеру было уже не до крови. Спам безвольно колотил руками по снегу, пытаясь освободиться от душащего его противника, и с каждой секундой движения становились всё более тяжелыми. Казалось, что силы покидают тело вместе с кислородом. В отчаянном порыве Спам принялся хлопать ладонями по ремню, пытаясь нащупать оружие. Наконец, пальцы коснулись холодной рукояти пистолета. Превозмогая тяжесть в руках, Спам выдернул «Макаров» из кобуры и ткнул стволом в грудь противнику, взводя курок. Ещё мгновение – и грянул выстрел. Истекающий кровью противник уже не пытался вырабатывать тактику. Он отшвырнул человека, взвыл, а потом пошел напролом, в ярости загребая лапами снег. Такой поворот событий был Спаму только на руку. Он вскинул пистолет, ловя мутанта в ложбинку прицела, и выстрелил. Единственная пуля покинула ствол, но трясущаяся после недавней потасовки рука направила её в совершенно другом направлении. Боёк сухо щёлкнул. Вот и всё, у тебя было два шанса застрелить чудовище, а теперь нет ни одного. Ты профукал две жизни, сталкер. Магазин опустел, а мутант приближался, но теперь у Спама больше не было сил для сопротивления. Грудная клетка разрывалась от недостатка кислорода, мозг стучал, силясь вырваться из черепной коробки, а сердце колотилось, словно станковый пулемёт. Пот и кровь смешались, заливая глаза. Руки и ноги перестали слушаться, и теперь лишь кончики пальцев конвульсивно подергивались, оставляя иллюзию контроля над телом. Мутант приближался. Спам уже слышал его хриплое дыхание. Он устал не меньше, чем проворная жертва. Немного затянувшаяся рана на груди существа всё ещё кровоточила. Шаг, ещё шаг… Огромная туша замерла в полуметре. Тяжело втянув воздух покорёженным носом, мутант сел на снег и внимательно поглядел на сталкера. Два противника, израненных, измотанных, смотрели друг на друга, и оба готовы были отступить, но оба понимали, что жестокая правда жизни заключается в том, что выживет лишь один. – Ну что, братишка? Плохо тебе? – Спам криво усмехнулся, оглядывая раненого мутанта. – А могли ведь разойтись и жить себе дальше. Мимикрим мотнул массивной головой, словно бы отвергая такой исход событий. – Мне ведь нечего терять. Зона нас с тобой стравила, чтобы посмотреть, как мы друг друга прикончим. А вот тебе, Зона! – Спам погрозил кулаком слепящему солнцу. – Не дождёшься! Мутант заворчал, с трудом поднимаясь на лапы, и в его глазах вновь закипела ярость. – А может, и дождёшься… Атаковал мимикрим стремительно, как будто и не было ужасных увечий. Лапы работали чётко и быстро, не давая противнику шанса. Человек попытался закрыться руками, но мощный удар отшвырнул его к стене. Мимикрим замер, оглядывая беспомощного противника, прикинул расстояние до него и прыгнул на крышу пристроя. Оттуда, превозмогая боль в грудной клетке, метнулся к лежащему врагу, но сталкер к этому времени уже полз на четвереньках прочь от него. Мутант не мешкал. Ему надоели игры. Теперь он жаждал не сладкой крови живого человека, а мести. Больше всего на свете ему сейчас хотелось разорвать человека напополам, как не раз делали более старые его сородичи, но противник был слишком резвым. К тому моменту, когда мимикрим нагнал беглеца, тот уже сжимал в руке оброненный недавно нож. Мгновения хватило, чтобы оба поняли расстановку сил. Тяжелораненый и всё же опасный мимикрим и измученный, но вооруженный человек. Кто возьмёт верх? Чья будет победа? Сталкер обхватил нож и шагнул к противнику. Никакого ожидания. Если Зона хотела увидеть, как один из них умрёт, это произойдёт, но произойдёт быстро. Мимикрим тоже двинулся вперёд. Сгорбившись, он ковылял к Спаму, и сталкеру вспомнились раненые мутанты в доме у Болотного доктора. Быть может, этого мимикрима Доктор будет лечить в ближайшем будущем, рассказывая сталкерам про геройскую гибель легенды Зоны. – Не дождёшься, Зона! Спам прыгнул навстречу смерти. Лапы мимикрима скрестились с ножом. Подобно лермонтовскому барсу, Спам накинулся на противника и дважды ударил его ножом под рёбра. Мутант зарычал, дёрнулся и затих. Его горячее, пахнущее мускусом и кровью тело рухнуло на снег, а сталкер медленно пошел к лежащему невдалеке автомату. О том, что сейчас произошло, он старался не думать, равно как и о боли в груди. Если сломаны рёбра, это очень плохо. Ему предстояло идти по заснеженному лесу несколько часов, прежде чем он доберётся до ближайшей заставы «Пепла». А в лесу могут быть мутанты, для которых неповоротливый человек с переломанными рёбрами – лёгкая добыча. – Эй… – послышался сзади знакомый голос, голос Артиста, – сталкер, ты хорошо побегал, пора возвращаться в подвал. И Спам закричал, чувствуя, как мутант вновь восстанавливает контроль над его телом. Но как же Журавлёв и Монгол? Псионик оставил их, погнавшись за Спамом, значит, есть ещё шанс… – Шансов нет, – усмехнулся мутант, – идём. И сталкер пошел. Послушный воле чудовища, он медленно переставлял ноги, утопая в снегу. У него был один-единственный шанс на спасение, но и его сталкер упустил. Везунчик Спам стремительно терял везение, растрачивал, как патроны. Выстрел прогрохотал, когда отчаявшийся человек и мутант вошли в фойе корпуса. Ахнуло так, что заложило уши. Внезапно вернувший себе контроль над телом, Спам обернулся, успевая увидеть, как тощая фигурка мутанта вздрогнула и пошатнулась. В дверях, держа в руках дробовик, стоял сталкер Батрак – тот самый, которого сектанты держали в заложниках и о котором Спам совсем забыл. И хорошо, что забыл! Вместе с ним, настроившийся на мысли и воспоминания человека, забыл и мутант. Батрак выстрелил второй раз, когда мутант побежал на него, и тело псионика швырнуло на пол, разворотив в полёте всю грудину. – Он тут один? – настороженно спросил Батрак, оглядывая фойе. – Да, – рассеянно кивнул Спам, – сектанты убили себя… Отравили газом. – А их лидер? И этот второй, Валера? – Ушли, наверное… Спам сел на бетонный пол, привалился к стене и часто-часто задышал. Освобождение от воли мутанта сродни похмелью. В голове всё кружится, а желудок, и без того пустой вот уже сутки, норовит вывернуться наизнанку. – Плохо? – сочувственно спросил Батрак. Он аккуратно обошел мутанта, ткнул его стволом дробовика. – Спасибо тебе, – чуть слышно поблагодарил Спам. – Ты бы для меня сделал то же самое. «Нет, не то же», – мелькнуло в голове, и Спаму стало стыдно за себя и свои действия. Он ведь мог освободить Батрака, и тогда… А что тогда? Они вдвоём схлестнулись бы с мимикримом? Они вдвоём попали бы под воздействие псионика? – Это же… – потеряв интерес к спасённому, Батрак заглянул в заляпанное кровью лицо мутанта. – Это же он… тот дядька, которого мы с мужиками нашли в подземельях у Озера. Спам встрепенулся: – Какой мужик? Он ни на секунду не сомневался, что под своим контролем их держало чудовище, но никак не человек. Человек тоже мог, теоретически, так же, как Адепт когда-то держал под своим контролем Монгола. Нужно было лишь соорудить правильную сборку из артефактов и подвесить её на ремне. – Этот… учёный, – Батрак защёлкал пальцами, пытаясь вспомнить, – академик или профессор… Дугин. Да, точно, Дугин! Случайности не случайны, господа сталкеры… Вот ведь встреча. Глава 13 Почему всё так, а не иначе, сталкер Фрегат решил для себя давным-давно. Если ты стараешься жить как все, по-человечески, стремясь стать похожим на одного из святош, то умрёшь, так ничего и не добившись. Измученный, больной и нищий. Добрые помыслы истощают человека, выпивают все соки, и чем больше добра ты сделал, тем хуже твоё здоровье и благосостояние. Таким Фрегат становиться не хотел. В райские кущи, где за добро воздастся, он не верил, хотя отец, священник сельского прихода, пытался его в этом убедить на протяжении семнадцати лет. Мать – смиренная женщина, вечно с потупленным взглядом, в линялом платке и уродливой юбке, кивала, мол, сынок, будь достоин нас. Семья жила бедно. Не жила даже – выживала. Отец, будучи человеком набожным и честным, деньги с прихожан не тянул, готов был питаться духом святым. К нему приезжали из города богатые и влиятельные люди, чтобы исповедаться. Предлагали деньги на храм и на воспитание детей. Отец отвечал, что утлой деревянной церквушки в их селе довольно – дух святой витает над почерневшими крестами и в каменные хоромы не просится. – Дурак ты, батюшка, – говорил один из чиновников. – Мы же тебе за так предлагаем, задарма. Отец щурился и как-то совсем не по-христиански усмехался: – Бесы вы. Знаю я, что от селян нужно лишь непротивление, когда лес валить начнёте. – Начнём, – соглашался чиновник, – либо ты нам поможешь, либо споим твоих селян. А будешь выёживаться, башку оторвём. Отца не стало через два года. Всё это время на каждой проповеди он твердил: «Защищайте свою землю, защищайте лес». Дважды приезжал епископ, ходил вдоль опушки, почёсывал чёрную, как смоль, бородищу. – Решение по твоим проповедям принимается, – наконец, заключил он в последний свой визит. – Митрополит ясно дал понять… Четыре месяца спустя, сырой, промозглой осенью, батюшки не стало. Он, как обычно, ушел в лес – любил побродить меж вековых кедров. Говорил, что из таких вот деревьев, наверное, фрегаты раньше строили. А теперь продают за границу. Из леса так и не вернулся. Пошедший на поиски сын обнаружил старика сидящим возле могучей сосны. Казалось, отец устал и присел отдохнуть. Фрегат помнил, как долго тряс отца за плечи, не веря в случившееся, как возвращался, заплаканный, в село, чтобы сообщить страшную весть. Весной прибыл новый священник, сообщивший, что вот-вот начнётся строительство каменной церкви, и всего-то нужно благодарным селянам разрешить вырубать реликтовые леса. Как водится, храм никто так и не построил. Наладили дорогу, чтобы по ней один за другим, днём и ночью шли лесовозы. В числе прочих влажных, пахнущих жизнью брёвен вывезли сосну, возле которой прожил свои последние минуты сельский священник. Летом решили, что школа в селе не нужна, детей можно возить в райцентр. Фрегат вернулся на родину после армии и не узнал село: ветхая церквушка с прохудившейся крышей, вместо могучего леса – чернеющие пни, горы опилок. Домишко матери стоял в самом центре села, от автобусной остановки – метров триста. Едва не бегом двинулся парень к знакомым окнам с резными наличниками. От матери узнал, что уже дважды заглядывал священник, интересовался, не хочет ли она податься в монастырь, а дом передать пьянчугам, которые, дескать, встали на путь исправления и работают при церкви. – Господь всё видит, Лёшенька, – говорила мать, склонив на плечо сына седую голову, а внутри у Фрегата всё клокотало от ярости. Лёшенька, Алексей превращался во Фрегата. Вечером он постучался в дом священника. Полноватый мужичок с жидкой бородкой отпер дверь, подслеповато взглянул на визитёра.