– Значит, со Спамом всё будет в порядке? – поинтересовался я. – Да, всё будет в порядке, – Моро улыбнулся, – в первый раз такое бывает. Человек понимает, что теперь может делать многое, и немножечко… сходит с ума. Но потом привыкает, конечно. – Тогда у меня к вам ещё один вопрос, док… – Монгол старался не глядеть на сына, спрашивал Болотника. – Да, слушаю. – Вы бывали на Проклятой Топи после того случая… – После того случая, когда вы со Спамом устроили там бой с воинами Хозяев? – Да, я об этом… – Ни разу. А зачем мне там бывать? Монгол замялся, не зная, как сказать. – Азат, тебе скоро полтинник. Так чё ты мнёшься, как маленькая девочка? Говори прямо. – Ну, прямо – так прямо… – Монгол насупился. – Я тут подумал, откуда могли приехать люди на снегоходах? Не через лес же они ехали? – Это те, про которых ты мне снаружи рассказывал? – Да, эти… Получается, по просеке ехали. Тогда откуда? От Озера не могли. Выходит, только из одного места. «Из задницы», – сказал бы Фрегат, присутствуй он в комнате, но этого подонка с нами не было, поэтому все молчали, слушая Хусаинова. – Я думаю, они приехали с Проклятой Топи. Прямо через аномальные поля. Монгол достал из-за пазухи сложенный вчетверо листок, развернул и принялся показывать Болотнику. Я подошел ближе и понял, что он демонстрирует лекарю карту с разведданными «рубежников». – Вот тут, по просеке они проскочили. – По аномалиям? – прищурился Болотник. – Думаю, да. У них наверняка были на поясах артефакты, которые гасили аномалии. Мы со Спамом видели что-то подобное, когда пластались на Топи с людьми Хозяев. Был бы Спам в сознании, я бы у него спросил. – Спросил бы, можно ли пройти по аномалиям? – Болотник внимательно разглядывал карту. – А я тебе отвечу за него – да, можно, правда, не так всё просто, как кажется. – В связи с этим возникла идея, – Монгол облизнул пересохшие губы. – Я снял с убитых пояса. Теперь мы можем пройти на Проклятую Топь. Он замолчал, ожидая реакции Болотника, но тот лишь спросил: – Кто – «мы»? И зачем кому-то вообще соваться на Топь, если там обосновались люди Хозяев? – Мы – это все мы. Вы, я, Жура, Спам, когда очухается, даже мой сын. Мутант при этих словах затравленно съёжился. – Монгол, – строго сказал Болотник, – ты со своим геройством сильно заигрался, как я погляжу. Спам едва не погиб, половина твоего отряда мертва. Ты хочешь добить оставшихся? – Мы в шаге от того, чтобы уничтожить Хозяев и всю их кодлу! – Кто пойдёт воевать с ними на Проклятую Топь? Я? Так ведь я старик, не способный уже держать оружие. Может, твой сын? Но он – мутант, причём дружелюбный. Хочешь, чтобы он убивал людей? А знаешь, что будет в этом случае? Он навсегда превратится в монстра. Ярость просто перекорёжит его сознание, и тебе придётся убить его. Сможешь это сделать? Монгол молчал. – Это уже не война за справедливость, как раньше, а болезнь, Монгол! Синдром героя. Так можно назвать твой случай. Ты ведь должен понимать, что на Топи наверняка много вооруженных людей, и они убьют каждого, кто приблизится, будь он с артефактной сборкой на поясе или без неё. – Нам остался один последний шаг, – упрямо продолжал Хусаинов. – Я надену пояс и пойду через аномалии. Отсюда до Проклятой Топи – час ходу, не больше, если напрямую. – И что ты будешь делать? Каков план? – План – дойти и убить всех прихвостней Хозяев, а потом самих Хозяев. Болотник с грустью посмотрел на него, потом сказал: – Я останусь здесь, со Спамом. Ты можешь идти, но пойдёшь один, и это будет верная смерть. Готов? Хусаинов коротко кивнул, молча прошагал через всю комнату, поднял с пола один из поясов, взял автомат. – Я пойду с тобой, – собственный голос показался мне совсем детским и писклявым. Монгол обернулся, скупо кивнул: – Бери оружие, Жура. Я жду снаружи. Болотник ничего не сказал, провожая нас. Одного безумного героя и мятущуюся душу, бывшего военсталкера, решившего, что помощь безумному герою – лучший способ искупить грехи. Когда мы вышли из здания и двинулись по свежему снегу, в пургу, Болотник проверил пульс Спама, мирно спящего на плащ-палатке в углу комнаты, потом обратился к Батраку: – А ты чего с ними не пошел? – и, не давая сталкеру ответить, отчеканил: – Ты ведь ради встречи со мной затеял весь этот балаган с псиоником? Верно, Биргвид? На лице Батрака не дрогнул ни один мускул. – А где настоящий сталкер Батрак? – задал очередной вопрос Болотник, и на сей раз тот, кому адресовались вопросы, улыбнулся. – А ты проницательный, старик, – он шагнул к Болотнику, но между ним и лекарем тут же вырос Моро, демонстрируя сталкеру неестественно длинную, будто залитую в бетон и оттого покрытую серой коростой руку. – Ты ведь не станешь меня убивать, шатун? – усмехнулся Батрак. – Иначе ярость там тебе что-то перекроет… – Так что с настоящим Батраком? – Умер, – пожал плечами фальшивый сталкер. – А я примерил на себя его образ. Болотник прошелся по комнате, выглянул в окно, где буря уже замела наши с Монголом следы. – Они пойдут на Проклятую Топь и найдут твой лагерь. Или там ничего нет? – Почему же… Есть. И лагерь, и множество моих людей. Там сейчас как раз Иванов. Очень смышлёный мальчик. Гораздо более толковый, чем твой друг Кривошеев. С ним было сложно ужиться. С тобой, наверное, тоже, старик. Биргвид медленно шел по комнате, боком-боком, но Моро зорко следил за каждым его движением. Пожалуй, Болотник понимал, что мутант, пусть и невероятно сильный, не сможет защитить его. – Как там Степан? – поинтересовался вдруг Биргвид, и Болотник напрягся. Лживый прихвостень Хозяев не мог знать имя шатуна, живущего у Болотника, но знал, будто… – Откуда ты это зна… – лекарь вдруг понял, что происходит, хотел было сказать Моро, чтобы тот схватил обидчика, но не успел. Тело перестало слушаться. Поняв, что случилось, Моро кинулся на Биргвида, но тот в предупреждающем жесте выставил перед собой ладонь: – Стоять! Иначе я сотру личность твоего престарелого друга! Болотнику хотелось взвыть от ярости. Теперь он понял всё, но было поздно. Вот он – истинный мутант-псионик, новый Адепт Зоны, а вовсе не Дугин. Тот был всего лишь послушной куклой, которая должна была умереть, чтобы кукловод добрался до кукол получше. До Болотника, до Монгола и Спама… – Я знаю, что не смогу сломить твою волю, старик, – рокотал в сознании лекаря издевательски-звонкий голос Биргвида, – и ты не станешь моим послушным орудием. Однако я не могу тебя отпустить, иначе ты предупредишь Монгола. Поэтому… Биргвид вдруг шагнул к Моро, выдёргивая из кармана аккуратный, небольшой стилет, и с размаху вонзил лезвие в череп шатуна. Моро покачнулся, медленно поднял руки, ощупал голову, а потом повалился на пол. Болотнику хотелось кричать, рыдать, но тело было неподвижно, как камень. – Цени, что я не заставил тебя это делать, – усмехнулся Биргвид. – Монгол назвал себя героем? А ведь герои всегда платят самую страшную цену, о чём ему забыли напомнить. «Он убьёт тебя!» – хотелось крикнуть Болотнику, но он не мог. – Ты ведь знаешь, старик, – спокойно произнёс мучитель, – что нити судеб скручиваются в один клубок. Скоро что-то случится, число совпадений достигло невероятного количества. Сейчас я вырублю тебя, а когда ты очнёшься, Монгол уже будет мёртв. Тогда я вернусь за тобой и попрошу открыть мне разум. И ты откроешь, сдашься. Все сдавались… Ты расскажешь, где твои «герои» спрятали «слёзы камня», тот артефакт, что был у сталкера Максима Зверева… Ты сдашься. А пока отдыхай. Биргвид размахнулся и приложил Болотника по шее. Тот всхрапнул и упал на пол рядом с телом Моро. – Тебя, Спам, следовало бы прикончить, – произнёс Биргвид в пустоту, – но это всё потом. – И, наступив берцем на голову шатуна, выдернул из черепа жертвы стилет. Эта партия разыгрывалась слишком долго. Если бы Хозяева не жаждали заполучить артефакт «слёзы камня», тот самый ключ к «Скорбящему Камню», он бы давно уже безжалостно расправился и с Монголом, и со Спамом. И с Журавлёвым, конечно. Но теперь шах и мат, сталкеры! По телу Биргвида разлилось блаженное тепло, ощущение скорой победы. Казалось, теперь усталость его не мучила, руки не ломило, а голова была ясной, словно только что проснулся. – Победа! – крикнул он, и эхо разнесло его слова по пустым комнатам, рикошетя звук от каждой стены. Троекратно повторившись, эхо стихло. Но вдруг что-то шевельнулось в дальнем конце коридора, и Биргвид напрягся.