– Как и все мы, – без улыбки ответила Маргарет. Из Нового Орлеана Виллем поехал на юг. Срезал путь там, где Миссисипи делает длинную петлю в восточном направлении, и снова встретился с рекой несколько миль спустя. Если верить карте, дальше дорога шла бок о бок с руслом. Река и находилась всего в нескольких метрах, но Виллем ее не видел: вдоль размокшей грунтовой дороги шла земляная насыпь в два-три человеческих роста. В одном месте ему встретилась башня нефтяного резервуара. Из-за изгиба шоссе казалось, что она выплывает навстречу, словно огромный корабль. С гордостью патриота Виллем вспомнил, что в Нидерландах такое – не всегда иллюзия: там порой каналы текут поверх дорог, по «мостам», представляющим собой бетонные трубы, заполненные водой, – и не редкость увидеть, как у тебя над головой проплывает корабль. И все же Виллем не удержался от стандартной реакции туриста. Съехал на обочину, вышел из машины (и немедленно об этом пожалел, увязнув в раскисшей грязи). Не дождевая вода, а воды Миссисипи сочились сквозь насыщенную влагой землю насыпи, повинуясь тому же гидростатическому давлению, что поднимало нефть на вершину башни высоко у него над головой. Виллем вскарабкался на насыпь: здесь было посуше, хоть она и возвышалась сейчас над поверхностью реки не более чем на полметра. Отсюда видна была река во всю свою ширь – около километра. Впрочем, большую часть вида загораживал резервуар. В нем громко урчала жидкость, направляясь к невидимому снаружи очистительному комплексу. И все это находилось в границах прибрежного города, словно прильнувшего к реке. Жилые дома редели, порой исчезали совсем, затем снова появлялись, но нигде местность не становилась совсем пустынной. Повсюду здесь жили люди – люди, которые сотню раз на дню видели башню, закрывающую небо, и ничего особенного в ней не замечали. Зато как, должно быть, изумил бы их иностранец, который остановился на обочине и залез на насыпь полюбоваться видом! Он снова сел в машину, поехал дальше и через несколько минут добрался до отводного канала. Приречное шоссе перемахивало его по новенькому мосту. Вместо того чтобы ехать через мост, Виллем свернул на проселок, идущий параллельно каналу. Первые миль десять проселок петлял среди густых лесов, обходя встречные деревушки. Судя по ржавым дорожным знакам с пулевыми отверстиями, здесь давно уже никто не жил. Затем дорога изменилась – стала явно ухоженнее, через некоторое время земля сменилась гравием и появились знаки, возвещающие, что дальше проезд запрещен. Канал – искусственная постройка, насчитывающая всего несколько лет, – представлял собой альтернативный маршрут к Заливу для вод Миссисипи. Направлялся он к тем районам Плакеминс-Пэриш, что на старых картах обозначались как суша, но в действительности давно ушли под воду и исчезли из картографических баз. Инженеры-гидрологи спроектировали канал так, чтобы в своем течении он захватывал как можно больше ила и нес до самого конца, а затем оставлял на отмелях, ранее всецело принадлежавших морю, теперь же омываемых пресной речной водой. В результате штат получал новую землю – ценой гибели всей морской флоры и фауны, обитавшей на этих отмелях. Стоила ли овчинка выделки? Виллем радовался, что не ему пришлось отвечать на этот вопрос. Он припарковался на открытой гравийной площадке в конце дороги. И здесь его машина совсем не выделялась среди прочих – разве что здешние пикапы были постарше и выглядели более потрепанными, чем его арендованный. На краю парковки выстроился в ряд десяток автобусов. Судя по надписям на бортах, лет десять назад они использовались для туристических экскурсий по штату; теперь же в них перевозили рабочих, и об их состоянии никто особенно не заботился. Напротив – десяток передвижных туалетов. Пластмассовые столики под навесами, на каждом флакон санитайзера и рулон бумажных полотенец. Рабочий день, как видно, был в разгаре, так что Виллем почти никого здесь не встретил. Только за одним столиком собрались четверо водителей автобусов, парили вейпы и играли в домино. Да несколько официантов протирали столы, брызгая на них инсектицидом. Маргарет все ему объяснила: куда ехать, на что смотреть, кем представляться. Виллем натянул светоотражающий жилет и шлем от геокостюма, опустил солнечный козырек и включил охлаждение на такую мощность, чтобы прохладный ветерок дул в лицо. Перебросил через плечо сумку с водой и зашагал в сторону неразличимого отсюда берега Мексиканского залива. За парковкой дорога терялась. Ряды пикапов сменились фургонами, фургоны – глиссерами, а глиссеры – моторками. Деревья расступились и открыли вид на Залив. К этому времени Виллем был уже по колено в грязи; ботинки, купленные в «Уолмарте», погибли безвозвратно. Здесь и там, вдоль невидимой линии отлива, стояли на якоре баржи, груженые растениями: на одних – крохотные ростки, умещающиеся в руке, на других – целые деревья или как минимум молодые деревца. Рабочие по колено в воде, присев, сажали эти деревья. Виллем знал: экологи выбрали виды, способные отфильтровывать из потока ил и задерживать его своими корнями так, чтобы со временем он сформировал если не твердую землю, то хотя бы плотную грязь, которую однажды можно будет осушить. Грязь обернется землей, а деревья, пустившие в ней корни, станут стеной, защищающей новый берег от волн и штормов. Час спустя, вернувшись на парковку, Виллем обнаружил, что его ждет чай, любезно предложенный представителем Китайской Народной Республики. Пожалуй, он ждал чего-то подобного – только не знал, когда и где это произойдет. Китаец появился сегодня в арендованном трейлере, припаркованном рядом с его пикапом. Навес, прицепленный к фургону сбоку, создавал между двумя машинами тенистый уголок. Складной стол и два стула дополняли скудный интерьер. На одном стуле уже сидел, уткнувшись в планшет, неприметный с виду китайский чиновник средних лет; время от времени он поднимал планшет и что-то фотографировал. По случаю жары китаец решился снять пиджак и ослабить галстук, однако не расстегивал запонки и не закатывал рукава – он ведь все-таки на работе. Когда Виллем подошел ближе, китаец вежливо поднялся, поздоровался с ним на мандаринском диалекте и отвесил что-то вроде поклона – с эпидемиологической точки зрения такое приветствие куда безопаснее рукопожатия. Затем указал на свободный стул и жестом подозвал своих помощников, сидевших в трейлере. Судя по доносящемуся оттуда полифоническому гудению и урчанию, там имелся и переносной генератор, и кондиционер. Разумеется, у такого человека не может не быть помощников: нельзя же, боже упаси, чтобы его увидели за какой-нибудь ручной работой! Помощники приготовили чай и накрыли на стол, все в полном соответствии с этикетом, принятым в Китае с незапамятных времен и известным Виллему назубок. – Бо, – представился китаец, затем продолжил по-английски: – Верите или нет, но это моя настоящая фамилия. Когда я в первый раз приехал на Запад, мне посоветовали подобрать себе какое-нибудь английское имя и им представляться. Ну, знаете: Том, Дик, Гарри… – Он выразительно пожал плечами, без слов показывая, как относится к затее сойти за европейца. – Я подумал: может, Боб? А потом приехал на Юг – а тут, оказывается, действительно есть имя Бо! – B-E-A-U? – произнес по буквам Виллем. – Как пишется у каджунов? – Думал и об этом. Но за пределами Луизианы это вызывало бы панику. На всем остальном Юге пишут просто «B-O». – Диддли, – подумав, добавил Виллем. – Шембехлер. Джексон[26][Бо Диддли – певец и гитарист, один из отцов рок-н-ролла; Бо Шембехлер – известный игрок в американский футбол; Бо Джексон – знаменитый бейсболист.]. В общем, Бо. А вы, я знаю, Виллем. Ваш отец – Энг Куок. А у вас есть китайское имя? – Скорее нет. – Бел придумывала ему ласковые прозвища на фучжоу, но в нынешнем контексте они прозвучали бы совсем неуместно. – Значит, Виллем. Бо не стал подвергать сомнению интеллект собеседника, объясняя, как китайцы узнали, где его искать. Об этом Виллем и сам может подумать на досуге. Скорее всего, один из следующих вариантов – или какое-то их сочетание: А) Запустили вирус в его PanScan, теоретически защищенный от взлома, но на практике славящийся дырами в системе безопасности. Б) Следили за Беатрикс, а она кому-то проговорилась. В) У Маргарет нашелся коллега или студент-китаец, узнавший, с кем она встречается… …А может быть, и что-то куда более сложное, какое-нибудь прозрение искусственного интеллекта, недоступное человеческому разуму. Но суть ясна: китайские власти знают, что он в Луизиане, решили дать ему понять, что знают, а теперь хотят вежливо и аккуратно прощупать почву. Хоть в адрес Виллема порой и высказывались такие подозрения, на самом деле он не был ни в коей мере «прокитайским», даже не испытывал ни малейшего китайского влияния. Однако китайцы решили вступить в контакт именно с ним. Должно быть, хотят напомнить, что готовы сотрудничать. Разумеется, об этом разговоре он составит подробный отчет, письменный и устный. Бо тоже это понимает. Можно было бы попросить у него визитку, выяснить официальную должность и «легенду», но Виллем не чувствовал в себе сил заниматься этой ерундой. Ясно, что парень работает на китайскую разведку, скорее всего, под прикрытием новоорлеанского консульства. Но на визитках о таком не пишут. Нижнюю часть лица Бо скрывала маска из тончайшей голубой бумаги. Таким же скупым и точным движением, каким наливал себе чай, он снял маску с одного уха, оставив висеть на другом. Иначе было бы сложно пить. PanScan распознавал Бо как призрака, неясную тень. Его нейронные сети различали объект, имеющий вид и форму человека, но вся прочая информация оставалась недоступна. Виллем со вздохом снял шлем. Повел плечами, сбрасывая жилет. Бо едва заметно мигнул кому-то из помощников – и тот поспешил на помощь, словно Виллем был герцогиней в холле оперного театра, с которой требовалось снять норковую шубу. Возникла из воздуха вешалка, и жилет повис на свежем ветерке, где он быстро просохнет. Бо наблюдал за этим с насмешливым любопытством. Когда все было готово, поднял свой планшет и сфотографировал жилет с буквами ERDD. – Что это за надпись? – спросил он. – Долго объяснять. Коротко: она ничего не значит. – Американцы не слишком гостеприимны, но мы подумали, что стоит как минимум встретиться с вами и сказать «привет». – Все это он произнес на мандаринском, но слово «привет» – по-английски. Виллем не сомневался, что в Техасе их встретят с королевским гостеприимством, но не видел нужды бросаться на защиту американцев. – Вы очень добры, – заметил он. – Они здесь, на мой вкус, слишком уж увлекаются сладкими прохладительными напитками. Бо закатил глаза и надул щеки, то ли притворяясь, что его вот-вот вырвет, то ли изображая толстяка, набравшего лишнюю сотню фунтов из-за пристрастия к газировке. – Но, разумеется, это не помогает победить жару, – закончил Виллем, произнеся последние два слова по-английски, и поднес чашку к губам. Из трейлера, словно кейстоунские копы[27][«Кейстоунские копы» – немой комедийный сериал, шедший в США в 1912–1917 годах и широко известный в англоязычном мире. В центре сериала комические полицейские, которые везде появляются толпой и из-за глупости и недостатка координации мешают друг другу.], появлялись все новые и новые китайцы. Бо взял с колен старинный веер, раскрыл со щелчком и начал им обмахиваться. Один из его команды присел и направил в сторону Виллема маленький электровентилятор. У всех помощников были в руках предметы, напоминающие дешевые пластмассовые подделки под ракетки для сквоша. Вскоре выяснилось, что это ручные электромухобойки. Вначале помощники окружили чаепитие по периметру; однако насекомые проникали сквозь щели в этой защитной стене, и китайцы, изменив тактику, принялись гоняться за ними, взмахивая своим оружием с грацией, напоминающей инструкторов по тай-чи с «Ютуба», со щелчками поражая мошкару электрическими зарядами – и притворяясь при этом, что ни слова из разговора не слышат. Все эти вентиляторы, электромухобойки, удлинители, скрывающиеся во чреве трейлера, и прочее, как подозревал Виллем, были закуплены в «Уолмарте» всего лишь пару часов назад. Порой ноздрей Виллема достигал запах какой-нибудь поджаренной мухи – словно от паленых волос; ничего, случалось и не такое нюхать. Бо явно не спешил переходить к делу. Он задумчиво следил взглядом за троицей рабочих, зашедших на парковку, чтобы посетить переносной туалет и выкурить по сигарете. – Сто лет назад они были бы чернокожими. Пятьдесят лет назад – вьетнамцами. Двадцать лет назад – мексиканцами, – заметил он. Нынешние рабочие были белыми. – Что ж, может, хоть это их научит уважать труд. А то, что они здесь делают, очень напоминает посадку риса, не правда ли? Он имел в виду древний способ земледелия, распространенный по всей Восточной Азии, когда рис высаживают весной на заболоченных полях. В каждом языке, в каждом диалекте для этого процесса есть свое слово. И сейчас Бо использовал слово не из мандаринского. Судя по его речи и виду, Бо был типичным северным ханьцем и на мандаринском говорил с рождения; но сейчас – едва ли случайно – он перешел на диалект фучжоу, родной для китайской половины семьи Виллема. – Верно, – согласился Виллем, – очень похоже. С той разницей, конечно, что здесь выращивают не пищу, а новую землю. – Это должно быть очень любопытно и для вас, и для особы, на которую вы работаете, – сделал подачу Бо. – Кому же знать все о таких вещах, как не нидерландцам! Фраза, явно направленная на то, чтобы Виллем «раскололся» насчет королевы. Китайцы знают, что она в Техасе? Или только подозревают? Или не знают ничего? – Мне кажется, вы не отдаете должного собственной стране, – любезно возразил Виллем. – Сегодня чуть раньше я ехал вдоль реки, с обеих сторон огороженной насыпями выше дороги. Это напомнило мне реку Желтую: как вы знаете, именно так она выглядела задолго до того, как нидерландский народ начал возводить свои скромные плотины. Бо кивнул. – Это и способ борьбы с наводнениями, и оружие. – Он употребил китайское выражение, буквально означающее «вода вместо солдат». Виллем принял подачу. – Быть может, вам интересно будет узнать, что и голландцы использовали воду как оружие. Вильгельм Молчаливый, принц Оранский, – да, предок особы, которой я имею честь служить, – в 1574 году открыл шлюзы, чтобы остановить наступающую испанскую армию. Прием оказался успешным. Теперь ту победу каждый год отмечают в Лейдене. – На вашей второй, приемной родине, – без особой нужды добавил Бо. – Так вы изучаете историю? Тогда, должно быть, знаете, что прорыв плотин на реке Желтой считался страшной катастрофой. Когда такое случалось, народ верил, что император утратил Мандат неба. Бо проговорил это с легкой улыбкой, и Виллем усмехнулся в ответ. – Если вы хотите провести какие-то аналогии с особой, на которую я работаю, то вам стоит помнить, что свой мандат она получила от народа. А в «небо» никто в Нидерландах больше не верит. – В Амстердаме? В Гааге? Может, и так, – парировал Бо. – Но разве вам не случалось ездить на восток? – Вы имеете в виду восток Нидерландов? – Да. – Это же в двадцати минутах езды от названных вами городов! – Верно. Но иногда двадцати минут достаточно, чтобы переместиться в иную эпоху. – Бо неторопливо отхлебнул чай. – Сельские жители в… как называется этот район? Брабант? – Да, Северный Брабант. – Мне рассказывали, там и по сей день живут очень религиозные люди. Консервативные. Даже реакционно настроенные. Такой поворот беседы Виллему не нравился, но спорить было невозможно. В конце концов, сам он всего несколько часов назад не где-нибудь, а в доме своего отца любовался «реликвиями», воплощающими в себе именно то, о чем говорит Бо. – По моему опыту, люди во всем мире рассуждают примерно одинаково, – заметил Виллем. – Когда случается катастрофа, во всем винят власть. «Мандат неба» или нет, но нужно сменить власть, и все наладится! – Западные историки, – сказал Бо, – об этом китайском феномене пишут в снисходительном тоне, поскольку полагают, что Запад… – Давно оставил позади всю эту суеверную чепуху. Знаю. – А вам не кажется, что такая склонность к самообману делает западных лидеров уязвимыми? Виллем пожал плечами. – Вы подняли интересный философский вопрос, из тех, над какими любопытно поразмыслить в свободное время. Но мои рабочие задачи очень просты: напоминать конституционному монарху, лишенному всякой реальной власти, вовремя подписывать поздравительные открытки для школьников и следить, чтобы на званом ужине не перепутали таблички с именами гостей. Бо отвел взгляд и промолчал – быть может, считал, что на такие глупости не стоит и отвечать. Что ж, ничего другого он не услышит. Китайцы то ли слишком прямолинейны, чтобы понять концепцию конституционной монархии – и видят в ней непрочное прикрытие реального положения дел, – то ли несоизмеримо более проницательны и видят то, чего не замечают склонные к самодовольству и самообману европейцы. Так или иначе, их взгляды на этот вопрос куда тверже, чем у самого Виллема. Он-то предпочитал утешаться гипотезой, что королева Фредерика хотя бы в исключительном случае способна проявить серьезную авторитарную власть… но эта мысль слишком явно расходилась с Конституцией – с Грондветом, которому он присягнул на верность. – Выходит, вы… как это по-английски… работаете не в полную силу! Человек вашего опыта, вашей эрудиции – и расставляет таблички на званых ужинах? Серьезно? Звучало это как зачин предложения о новой работе, а такое предложение могло повести лишь в самом катастрофическом направлении, так что Виллем поспешил ответить: – Своей ролью я абсолютно доволен.