– Где? – Там, наверху. – И Виллем снова кивнул в сторону севера. – Да что здесь может появиться, кроме медного рудника? Виллем встал, прошел несколько шагов по мощеному дворику и вышел на гравий. Наклонившись, зачерпнул ладонью пригоршню серого грунта на краю грязной лужи. Предъявил ее скептическому, даже обеспокоенному взгляду дядюшки Эда. – Знаешь, что это такое? – Отвалы из рудника. Пустая порода. В ней слишком мало меди, чтобы трудиться ее перемывать. – А знаешь, что еще в ней содержится, кроме меди? – Золото. Сущие крохи. – А еще? – Не знаю, я не геолог. – Сера. Эд фыркнул. – Серу можно добывать в куда более удобных местах, это даже мне известно! – Другого места, настолько близкого к стратосфере, ты не найдешь. Кулаттин, Британская Колумбия – На этот раз, дядя, – сказал Лакс, – я поплыву по реке. Вниз по течению. Как мальки, когда становятся смолтами[98][Рыбоводческий термин, означающий молодь лосося.]. Дядя Дхармендер, скрестив руки на обширном животе, смотрел на Лакса… пожалуй, правильнее всего сказать, с беспокойством. – Это что, какое-то рыбацкое словцо? Ты забыл: я вообще-то не по рыбной части! – Он развел руками, словно говоря: «Ты только оглядись вокруг, мальчик мой!» – а затем снова скрестил их на груди. Лаксу не было нужды оглядываться. Почти все воспоминания к нему вернулись, и теперь он точно знал, где находится: в городке в Британской Колумбии, на берегу реки Колумбия, в двадцати милях к северу от границы между Канадой и США. Когда Лакс был маленьким, владения дяди Дхармендера ограничивались заправками; но несколько лет назад, когда из-за ковида туристический бизнес пришел в упадок, дядя прикупил по соседству обанкротившуюся турбазу и с тех пор постепенно приводил ее в порядок. «Турбаза», наверное, громко сказано. Просто десяток деревянных домиков, разбросанных по лесу, и в центре здание покрупнее – одновременно ресепшен, кухня, прачечная и банкетный зал. Именно в последнем тетя Гурмит, жена Дхармендера, и пестрая толпа родных и друзей семьи устроила Лаксу праздник. Полномасштабное «возвращение героя»: ломящиеся от угощения столы и танцы, ради которых выписали команду пенджабских диджеев из Ванкувера. Когда гости разошлись, тетя Гурмит и ее помощницы стали убирать со столов, а Лакса и Дхармендера, чтобы не путались под ногами, выставили в конференц-зал. Здесь царил дух классической Канады: рогатая оленья голова над камином, винтажные шторы в стиле «северных лесов» – с утками, лосями и лесорубами в клетчатых рубашках, гребущими на каноэ. По случаю праздника и дядя, и племянник были в выходных тюрбанах. Непонятно даже, что более экзотично: обстановка или хозяева? Во всяком случае, Дхармендер здесь явно чувствовал себя как дома. Будь олень над камином жив, черные щели его ноздрей раздувались бы сейчас от аппетитных запахов пенджабской кухни и от благовоний, которыми – опять же, ради особого случая – умастили себя некоторые из гостей. Лакс ничего этого не чувствовал. Его нос был мертв, как у оленьей головы. Но благодаря имплантам, вмонтированным в мозг, в доме у дяди он ощущал иной запах – запах безопасности. С противоположного конца длинного стола для переговоров висело на стене чучело королевского лосося в лакированной раме. На потемневшей от времени латунной табличке значился вес усопшего и обстоятельства его кончины. Дхармендер время от времени на него поглядывал, словно надеялся, что чучело разъяснит ему загадочное замечание Лакса насчет мальков и какого-то «смолта». Но рыба отвечала ему холодным, безжалостным взглядом стеклянных глаз. – Какого черта, Лакс? Что ты этим хочешь сказать? – Если подбросишь меня до Трейла или чуть дальше завтра перед рассветом я… – Мы же практически на Северном полюсе! Очевидная гипербола; но Лакс не стал поправлять дядю. Или уточнять, что, как ясно без всякой карты, они находятся на 49,3196 градусе северной широты – куда ближе к экватору, чем к полюсу. – Сейчас середина лета, солнце встает в три часа утра! – продолжал Дхармендер. Снова преувеличение: точное время завтрашнего восхода – 5:09. – Если ты собрался так рано выехать, нам следовало лечь спать часов пять назад! – Прости, что я тебя так выдергиваю. – И ты не шутишь? Собираешься в прямом смысле сплавляться вниз по реке? В Соединенные Штаты? – У меня есть гидрокостюм, – вставил Лакс на случай, если дяде вздумается прочесть ему лекцию о переохлаждении. – Но почему нельзя перейти границу по суше, как все нормальные люди? Конечно, Соединенные Штаты сейчас не в лучшей форме, но все-таки это не Северная Корея! – Я не имею права объяснять, но… – У тебя какое-то секретное задание? Увы, Лакс никогда не умел врать. – Гурмит! – взревел дядя Дхармендер. Жена была в двух комнатах отсюда и за звяканьем и бряканьем посуды едва ли его слышала. – Гурмит! Гурмит!!! Наш племянник отправляется на секретное задание! Все звуки на кухне оборвались. А в следующий миг в комнате появилась Гурмит, вытирая руки о фартук, повязанный поверх впечатляющего сикхского наряда, делавшего ее в глазах соседей-канадцев похожей на жену ромуланского[99][Вымышленная инопланетная раса из сериала «Звездный путь».] посла. По пятам за Гурмит бежала ее мать и несколько юных кузин Лакса, также разряженных по-праздничному. – Задание? Чье? Индийского правительства? – А чье же еще, как ты думаешь? – Так, тебе нужно взять с собой поесть! – Гурмит, он едет в США. Еды там пока хватает. – И что они едят? Один фастфуд! – У него наверняка с собой охапка наличных. Найдет, где купить нормальную еду. – Дхармендер взглянул на племянника. – Тебе же выдали командировочные, верно? В долларах? Или в биткойнах? – Конечно, дядя, – рассеянно ответил Лакс. Внимание его привлекла кузина Тавлин, которая торопливо набирала что-то в телефоне. – Тавлин! – заорал Лакс. – Ты что, пишешь об этом в фейсбук?! Тавлин, ничуть не смущенная, бросила на него раздраженный взгляд, означающий примерно: «Если сам видишь, зачем спрашиваешь?» – Прошлая секретная миссия сделала тебя суперзвездой Интернета. А сейчас я даю тебе первый толчок к новой раскрутке! – Но это действительно секрет! – запротестовал Лакс. – Если выложишь это в соцсети, – объяснил Дхармендер, – его арестуют за нелегальный переход границы и закуют в наручники. – Тогда зачем же ты нам рассказал? – изумилась Гурмит. Дхармендер взглянул на массивные золотые часы: уже много лет носил их, не снимая, на всякий случай – чтобы, если вдруг дела пойдут худо, обменять их на места в самолете. – Потому что сейчас мы уезжаем на всю ночь. Я подумал, что ты так и так заметишь. Снеуберг Помощники Т. Р. уже предупредили Виллема: для того, чтобы оставаться на ногах и в сознании, на руднике ему может понадобиться кислород. Эта информация дошла до него в виде ссылки в конце электронного приглашения. Амелии такую ссылку не прислали – возможно, решили, что молодой женщине кислородное голодание не грозит. Но Виллема поспешили заверить, что на вертолетной площадке наверху будут ждать кислородные баллоны, так что пусть он не стесняется, проходя мимо, взять один себе. После такого вступления вертолетный перелет из Туабы не разочаровал. За несколько секунд город остался позади; они летели над такими густыми джунглями, каких Виллем никогда еще не видывал. Основной задачей вертолета было лететь не вперед – расстояние по прямой здесь составляло какую-то сотню километров, – а вверх, так что на всем протяжении полета он неуклонно набирал высоту. Джунгли вскоре остались далеко внизу и затянулись покровом тумана. Сквозь туман серой паутинкой просвечивала дорога; часто она совсем скрывалась за покровом листвы, но порой вновь попадалась на глаза, когда шла по насыпи через болото или пересекала реку. Глядя вперед, на север, пассажиры видели перед собой горную гряду. На полчаса вертолет погрузился в облака, затем вынырнул из них и оказался над горами. Здесь влияние «Бразос РоДаШ» распространялось от дороги на ближайшие окрестности: внизу виднелись поселки для шахтеров, по прямой ровно на том расстоянии от рудника, какое показано на карте, по высоте все еще на несколько километров ниже. Дорога ветвилась, от нее отходили подъезды к складам и каким-то индустриальным сооружениям, суть и задачи которых Виллему оставались недоступны. Он понимал лишь общий ход работы: медную руду измельчают в пыль, затем при помощи какого-то химического процесса с участием воды сгущают в жидкую кашицу, по пульпопроводу, бегущему через джунгли параллельно дороге, доставляют на берег и грузят на огромные суда, идущие в те края, где из этой кашицы выплавляют красный металл. Инстинкты «зеленых», впаянные в сознание Виллема многими годами жизни в западной социал-демократической стране, требовали возмутиться тем, во что превращают рудокопы эту часть планеты. Но он знал: ни одна турбина в Нидерландах, вырабатывающая экологически чистое электричество, не сможет работать без медных кабелей и медных катушек в генераторе. И вся медь, из которой они сделаны, поступает отсюда. Никогда в жизни Виллем не видел такого ландшафта. Земля здесь словно шла волнами: гора за горой, хребет за хребтом, каждая головокружительная вершина выше предыдущей – а между ними ущелья, глубиной не уступающие Большому Каньону. Но рудник, соединенный с этой местностью почти вертикальными подъемниками и трубопроводами, все еще оставался далеко вверху. Наконец, когда небеса над головой уже потемнели, словно вертолет приближался к земной орбите, Виллем увидел место, где вершина крутой горы была как будто сколота. С одной стороны скола вырастали огромные каменные ступени, соединяющие гору с соседним плато; по этой исполинской ступенчатой дороге сновали высокогорные грузовики и экскаваторы из тех, что продавал дядюшка Эд. Само плато находилось почти вровень с высочайшей вершиной Новой Гвинеи, лежащей отсюда в нескольких километрах вглубь страны. Пока вертолет садился, Виллем успел бросить взгляд на рудник внизу: яма, в которой уместился бы весь центр Амстердама, дорога, вьющаяся по ее стенам до самого дна, и пыхтящие на этой дороге грузовики – каждый из них, знал Виллем, размерами с семиэтажный дом, но сверху они казались не крупнее мошек. Все эти исполинские сооружения не дали Виллему сразу заметить то, ради чего он прилетел. В пустыне Западного Техаса Самый Большой в Мире Шестиствольник выглядел в самом деле большим: просто потому, что никаких иных признаков деятельности человека, не считая заборов с колючей проволокой, на мили и мили вокруг не было. Но здесь копер Шестиствольника легко было не заметить или принять за элемент инфраструктуры рудника. То же и с пирамидой серы: на фоне исполинских гор грунта она терялась и привлекала взор лишь своей яркой желтизной. Как и обещало приглашение, с боковой стороны вертолетной площадки выстроились тележки с переносными кислородными баллонами. Была здесь и вешалка с лыжными куртками, чтобы тем, кто летел сюда из экваториальных джунглей, не приходилось тащить с собой теплую одежду. У площадки стоял, приветственно распахнув двери в форме крыльев чайки, внедорожник «тесла» (не жжет бензин, не нуждается в воздухе), а рядом с ним гостеприимно улыбался сам Т. Р. Так что Виллем просто быстро дошел до машины, сел, откинулся на спинку сиденья и стал ждать, пока легкие и сердце освоятся в новой атмосфере и организм вернется к какому-то подобию нормы. И сиденье, и воздух в машине были теплыми. Т. Р. тоже сел и захлопнул за собой дверь. Будь здесь шофер, они с Т. Р. устроились бы на заднем сиденье, а Амелия впереди; но шофера не было, так что мужчины сели впереди, а Амелия сзади. – Я смотрю, вы просто обожаете странные и неудобные для жизни регионы, – выдохнул Виллем, когда паника от нехватки кислорода немного улеглась. Т. Р., казалось, всерьез задумался над его словами. – Когда работаешь в нефтяном или горном бизнесе, – Т. Р. произносил «биднес», и Виллем не мог понять, пародирует ли он техасский выговор или в самом деле так говорит, – быстро понимаешь вот что: почти все места на земном шаре странные и неудобные. Просто мы обычно их не видим – предпочитаем селиться в более гостеприимных уголках планеты. А ведь гостеприимные уголки встречаются не так уж часто. Мы привыкли к Коннектикуту, Флориде, Франции – и думаем: весь мир таков. А все, что непохоже на Коннектикут, – ну, это какие-то отклонения. Проблема в том, что геологию наше удобство не заботит. Нефть и другие ценные ископаемые размещены под землей случайным образом – действительно случайным, доктор Кастелейн… – Виллем, пожалуйста. – Представьте: вы бросаете дротики во вращающийся глобус. Каковы шансы, что попадете в Коннектикут? Очень невелики. Гораздо вероятнее, что дротик угодит в какое-нибудь, по вашему выражению, странное и очень, очень неудобное место! – Что ж, с этим не поспоришь. – Но вот что я вам скажу: это место и правда хуже всех прочих. Пожалуй, кроме Антарктики. Первая карта Новой Гвинеи была составлена чуть больше ста лет назад. Знаете, что из восьмисот человек, над ней работавших, выжили только семьдесят девять? – Оттого, что чертили карту?! – Оттого, что чертили карту. В первой европейской экспедиции вглубь острова участвовали четыреста человек, и продолжалась она больше года. Из этих четырехсот вернулись домой всего пятнадцать. А они даже близко не подошли к тому месту, где мы сейчас! В 1930-х годах какие-то чокнутые нидерландские альпинисты покорили все-таки эту вершину. По их отзыву, она напоминала гору на Луне. В то время это, – и Т. Р. обвел окрестности широким жестом, как бы приглашая хорошенько на них посмотреть, – был высочайший горный массив на Земле после Гималаев и Анд. Похороненный под пятидесятиметровым слоем ледника. Отсюда голландское название: Снеуберг. «Снежная гора». С тех пор ледник растаял, и высота понизилась. Нет снега – нет горы. Так что теперь высочайшая точка массива – здесь. – И он указал на складчатый коричневый утес, нависший над ними, совсем близко: с кислородными баллонами легко было бы дойти до него пешком.