– Потому что не хочет гнить в тюрьме. – Там ему самое место. – Он этого не делал. – Почему ты так уверен? – Он не разрешает курьерам употреблять наркотики. В доме Изабель были камеры наблюдения? – Насколько нам известно, их не подключали. Я с облегчением перевел дух. Рассказывать о моих отношениях с Кэт было поздно. – А ее друзья? С кем она общалась? – Друзья – это сильно сказано. Она ходила на тусовки, ей было любопытно, как живут люди из криминального мира. Все об этом знали. – И что? – Насколько я понял, они о ней по-своему заботились. – А что ты видел? – Не так много. – Оно и заметно, – фыркнул Паррс. – Знаешь, сынок, у меня всегда была проблема с недомолвками. Я их на дух не выношу. Талли подловил тебя на недобросовестном исполнении должностных обязанностей и неподобающем поведении. В твоих шкафах не должно быть никаких скелетов. Я подумал о фотографиях. Вспомнил, как нас с Изабель сдавила толпа разгоряченных тел. Мы почти соприкасались губами. – Юная девушка, еще подросток. – Молодец, запомнил. – А телефон нашли? Он посмотрел на меня: – Какой телефон? – Ее мобильник. Когда я отвозил ее домой, он был у нее в сумочке. – Уверен? – Абсолютно. – Черт, – сказал он, потирая лицо. – Нет. Телефона не было. А номер у тебя есть? Я вспомнил сообщение с ее номера. «Зейн знает». – Нет. И никогда не было, – с напускной искренностью сказал я. Паррс глянул на меня так, будто читал мои мысли. – Я проверю. – Я могу… – Нет, сынок. – За пару дней я со всем разберусь. – И как ты себе это представляешь? – Я уже с ними сблизился и… – Чересчур сблизился, – сказал Паррс. – Через несколько дней я представлю рапорт об исполнении. До тех пор исчезни. У меня возникло нехорошее предчувствие. Одержимость Паррса Франшизой превращала Изабель в цифру статистической отчетности. В пешку, которой жертвуют, чтобы выиграть свою личную войну, независимо от того, виновен Карвер или нет. – Вы же знаете, вам они ничего не скажут. – Ты вообще понимаешь, что происходит? Не видел, что творится в коридорах? – Он махнул в сторону двери. – Сегодня мы самая дорогостоящая справочная служба в стране. Если мне удастся прищучить Зейна Карвера, ты, может быть, удержишься на рабочем месте. Если повезет, конечно. Но тебе не доверят даже столб допросить. А ты еще и пьянствуешь. Закидываешься наркотой. Если не прижмем Карвера, суперинтендантше Чейз потребуется козел отпущения. Я посмотрел на него. – Раз уж обделался, Эйдан, придется отвечать. – Вот так просто? – Так просто? – переспросил он. – Просто? Тебе велели скормить ложную информацию кучке отморозков, а ты, черт подери… – Он замолчал, подбирая слова. – Вжился в роль. Я ничего не сказал. – Люди из Особого отдела подобрали тебя на улице, ты явился на встречу к министру в стельку пьяным, да еще и с фингалом. – Не был я пьяным. Меня избили в «Рубике». – Ну конечно. – Чистая правда. Незадолго до того, как на меня вышли люди Росситера. Я очнулся на тротуаре. – Бухой в драбадан. Раньше ты изобретательнее врал, сынок. Мы помолчали. – И что нам делать дальше? – Кому это «нам»? – Что? – Кому именно? Какие еще «мы»? – Ну, мы, – сказал я, не вполне понимая, к чему он клонит. Паррс почесал ухо, выдвинул ящик стола и достал карманный диктофон. Я сразу понял, где прокололся. Мне захотелось остановить Паррса, но я не двинулся с места. Он нажал кнопку. Пошла запись. У меня перед глазами замелькали радужные вспышки, в ушах стучала кровь, в груди гулко бухало сердце. На записи был мой голос. «Полиция, – говорил я. – Фог-лейн, дом девятнадцать. Гроув-Плейс, третий этаж. Квартира тридцать шесть». Мне не хотелось слушать дальше. «Мы обнаружили тело, – продолжал я. – Молодая девушка, передозировка наркотиков». Паррс остановил запись, красноглазо уставился на меня. – Кто «мы»? Я подумал о Кэтрин. Представил вопросы, которые ей зададут. Представил ее ответы. «Она посмотрела на меня отстраненным взглядом. „Я беременна“». Паррс не сводил с меня глаз. – Забудь о самосохранении. Забудь о добре и зле. Погибла молодая девушка. Общественность следит за каждым нашим шагом. Кто был с тобой в квартире? Я не ответил. – Карвер? – спросил Паррс. – Я был один. – Не знаю, как тогда, но теперь ты точно один. Ты отстранен. Завтра утром представишь подробный рапорт в письменном виде. А сам явишься ко мне в понедельник утром. Ни секундой раньше. И если я узнаю, сынок, что ты соврал хоть о чем-то, например о цвете своих носков, ты вылетишь с работы прямиком в тюремную камеру. Даю тебе последний шанс рассказать, что происходит. «Она посмотрела на меня отстраненным взглядом». – Ничего не происходит, – сказал я, глядя в блестящие красные глаза.