– Господа! – повелительным тоном произнес Паррс. – Какие деньги, Уэйтс? – Деньги Франшизы. Изабель собирала деньги за товар. Росситер сдавленно простонал и снова отвернулся к стене. – Простите, вы имеете в виду деньги за наркотики? – сказал Талли. Я кивнул, ни на кого не глядя. – Итак, к вам обратился министр юстиции с просьбой вызволить его семнадцатилетнюю дочь из опасной ситуации. Вы видите, что она пьет, употребляет наркотики, собирает наркоденьги, и все это, как вы только что выразились, для рисовки. А вы не делаете ровным счетом ничего, чтобы это остановить. – Он помолчал для вящего эффекта. – Вы превратили все в балаган, Уэйтс. – Я был там не для того, чтобы ее вызволять. – Верно, – произнес Талли с деланым воодушевлением. – Мистер Росситер просил вас не приближаться к его дочери. Верно? Но из вашего рассказа следует, что вы с ней сблизились. Весьма непрофессиональное поведение. Я перевел взгляд на Росситера. Вспомнил о фотографиях. – Она сама подошла ко мне… – Она подошла, а вы и не возражали. – Если бы я ее игнорировал, это выглядело бы хуже. – Никто не просил вас ее игнорировать. – Вы пытаетесь совместить несовместимое! По-вашему, я виноват и в том, что с ней общался, и в том, что не убедил ее вернуться домой. – Уэйтс, раз уж вы вступили с ней в контакт, увидели, что она употребляет наркотики и собирает деньги за товар, то почему не увели ее оттуда? – Талли повысил голос, но потом отвел взгляд и спокойно подытожил: – Судя по всему, она явно нуждалась в вашей помощи. – Так мы ни к чему не придем, – вмешался Паррс. Талли посмотрел на Росситера, который по-прежнему стоял спиной к нам и дрожал всем телом. – Возможно, вы и правы. – Талли встал и пошел утешать друга. Как только адвокат коснулся министерского плеча, Росситер вздрогнул и сдавленно всхлипнул. В тишине рыдания звучали предсмертным хрипом исчезающего могущества. Росситер стряхнул с плеча руку Талли, достал носовой платок из кармана пиджака и утер слезы. Какое-то время он стоял неподвижно, потом начал приводить себя в порядок. Поправил манжеты и воротничок рубашки. Выпрямился во весь рост, став на голову выше всех присутствующих, повернул ко мне окаменевшее лицо и наградил взглядом, полным ненависти. – Вы только что упрекнули Талли в том, что он пытается совместить несовместимое, – сказал Росситер и дрогнувшим голосом продолжил: – Но я, ее отец, скажу вам вот что. Вы совершили ошибку, вступив в контакт с Изабель. И совершили ошибку, не уговорив ее вернуться. – Он направился к двери, распахнул ее, и в кабинет ворвался шум полицейского управления. – Спасать не мир, а конкретных людей? – бросил он через плечо. – Хреново у вас получается. Росситер вышел за порог и закрыл за собой дверь. Талли укоризненно посмотрел на меня и сказал Паррсу: – Суперинтендант, я очень надеюсь, что на следующей встрече детектив-констебль проявит больше сочувствия к чужому горю. – Он взял свои вещи. – Знаете, Уэйтс, когда Дэвид обратился ко мне за советом по этому делу, я навел о вас справки. И предупредил его, что с вами лучше не связываться. В вашем послужном списке слишком много смертей. Я не ответил. Он с искренним удивлением посмотрел на меня: – Вот только вас, похоже, это не волнует. Совсем не волнует. Я хотел возразить. – Не трудитесь, – заявил Талли и, держась как можно дальше от меня, направился к двери, на ходу сказав Паррсу: – Мы с вами еще побеседуем. После его ухода в кабинете словно бы сгустились духота, запах пота и напряженность. Мы с Паррсом молчали. – Итак, – наконец сказал он. – В такой хреновой ситуации отсутствие новостей – это плохие новости, ждущие своего часа. – Он шумно выдохнул, ослабил воротничок рубашки и размял шею. Я с затаенной благодарностью смотрел, как он открывает ящик стола, достает две рюмки и наливает в одну виски из графина. Я уставился на пустую рюмку. – Даже не гляди сюда, сынок, – сказал Паррс. – Ни сейчас, ни сегодня, ни завтра, ни на следующей неделе. Не дай бог, кто учует, что от тебя разит спиртным. У тебя и так неприятностей хватает, новые не нужны. – Он одним глотком выпил виски. – Да и мне тоже. – Сэр. – Признавайся, что ты там делал? – Она попросила меня прийти. – Это я уже слышал. На фига она тебя об этом просила? Я помолчал, размышляя, можно ли довериться Паррсу. Тогда мне казалось, что выбора у меня нет. – Намекала, что отец склонял ее к сексуальным отношениям. Суперинтендант медленно запрокинул голову. Потом поглядел на меня и сказал так тихо, что мне пришлось читать по губам: – А что-нибудь в ее словах или поступках подтверждало эти намеки? – Нет. Он снова обратил на меня воспаленные красные глаза: – Тогда больше никогда не говори этого вслух. – Но я… – Даже под душем не бормочи. – Она же не просто так сбежала из дому. – Она бежала от себя самой, – твердо сказал Паррс. Он смерил меня взглядом, открыл ящик стола, достал оттуда папку с документами и подвинул ее через стол. Я раскрыл папку. Фотографии с места происшествия в квартире на Фог-лейн. В основном снимки тела Изабель. – Начни с седьмой, – сказал Паррс. Я перелистал фотографии. Седьмой снимок запечатлел внутреннюю сторону бедра. Крупный план. Отметины на коже, которые я принял за царапины. Оказалось, что это ряд тонких шрамов. Следы заживших порезов. Самоповреждение. Я просмотрел остальные фото. Глубокие порезы рассекали нежную кожу бедра. Их наносили в разное время, но, судя по ровным краям, чем-то очень острым. Я вспомнил окровавленные осколки зеркал в ящике стола. – Зарубки на память, – сказал Паррс. Я пригляделся и понял, что он прав. Порезы группировались по пять. Так заключенные подсчитывают годы, проведенные в камере. Большинство порезов затянулось, оставив выпуклые полоски шрамов. – Но что они означают? – Что она страдала расстройством психики и мало ли чем еще. Я сосчитал порезы. Три группы по пять и одна неоконченная, из трех. Всего восемнадцать. На последней фотографии был крупным планом снят самый недавний порез. Судя по его виду, совсем свежий. Он чуть кровоточил. Я знал Изабель, она мне даже нравилась, и я не сомневался, что порезы что-то значат. Они были ее дневником. Я толкнул папку обратно Паррсу, и он ее закрыл, считая, что снимки доказывают его правоту. – У девушки хроническое расстройство психики. Склонность к самоповреждению, затяжной маниакально-депрессивный психоз. Ее словам верить нельзя. – И это все? – Еще одна жертва засилья наркотиков в городе. Так что нет, это далеко не все. В данной ситуации нам необходимо использовать удобную возможность. Я не верил своим ушам. – Какую возможность? Он улыбнулся: – Дочь министра гибнет от рук жестокого наркодилера. – Зейн Карвер не подсаживал ее на «восьмерку». – Почему?