– Дэвид Росситер, член парламента. – А что вам известно о моей карьере? – поинтересовался он, напирая на последнее слово. – Только то, что пишут в газетах. – Вы, как никто, знаете, что не следует верить газетам. Коррумпированный детектив Эйдан Уэйтс… Я невозмутимо продолжил: – Ваш отец был членом парламента и неплохо на этом заработал. Вы же оказались более идеалистичны – ваш брат уже вовсю занимался большой политикой, а вы еще промышляли адвокатурой. Женились рано и удачно. Хотя, полагаю, неудачно жениться на наследнице водочной империи сложновато. Снова улыбка. – Вы пришли в политику в непростое время. Тори не были у власти четыре года до вашего прихода и еще четыре – после. И все же вы повысили авторитет старой гвардии. Не ходили по струнке, выступали за однополые браки, боролись за права женщин. Поддерживали иммиграцию. То есть проявляли ровно столько смелости, сколько нужно, чтобы попасть в кабинет правительства. Никто не удивился, когда вас назначили министром юстиции – вы ведь профессиональный юрист. Полагаю, не последнюю роль сыграло то, что вы хороший семьянин и отец двух очаровательных дочерей. – Вам впору писать мою биографию… – Росситер осекся, заметив, что у меня дрожат руки, встал, подошел к бару в углу комнаты и налил два бокала коньяка. – Спасибо, – сказал я, когда он протянул мне один. – А у вас какие политические предпочтения? – спросил он, снова усаживаясь в кресло. – Неопределенные. – Колеблетесь? – Политическая стратегия не решает тех проблем, с которыми сталкиваюсь я. Росситер пригубил коньяк, посмаковал, проглотил. – Вы предпочитаете спасать не весь мир, а конкретных людей? Я кивнул: – Типа того. Он поерзал на месте: – А что, если я расскажу вам об одном таком человеке? Которого очень нужно спасти? – Есть много достойных людей, которые лучше меня справятся с этой задачей. – Как я уже говорил, я не верю газетам. Я отпил коньяка. – Я бы сделал все возможное, однако с этим наверняка справится и ваш бравый малый в коридоре. Вероятно, дело не такое уж трудное. Похоже, ему понравился мой ответ. – Видите ли, Уэйтс, вы – единственный, кто может мне помочь. Вы знаете, кто такой Зейн Карвер? Я не ответил. – Сегодня утром я беседовал с вашим шефом, Паррсом, – продолжал Росситер. – Прекрасный человек. – А почему я только сейчас об этом слышу? – Вы неплохо маскируетесь. Детектив Керник несколько часов вас искал. – Да-да, не привлекая излишнего внимания. В бумере. – Извините. Сотрудники Особого отдела лучше ориентируются в благополучных кварталах. – А я – в неблагополучных. – Поэтому вы и здесь… – Я не вправе обсуждать Карвера, пока не поговорю с суперинтендантом Паррсом. Росситер пристально посмотрел на меня, достал из кармана пиджака телефон и протянул мне. – Лучше вы сами, – сказал я. Он улыбнулся, отыскал номер в списке контактов и нажал «вызов». По своему обыкновению Паррс ответил сразу же. – Ваш человек у меня, – сказал Росситер. – Выглядит соответствующе. Ведет себя очень убедительно. При исполнении, но от выпивки не отказался. Однако не желает обсуждать дела, пока не переговорит с вами. – Он снова протянул мне телефон. – Сэр. – Уэйтс, – глухо рыкнул суперинтендант Паррс и с раскатистым шотландским акцентом продолжил: – Окажите министру всяческое содействие. Поговорим завтра. Он повесил трубку, и я вернул телефон Росситеру. – Итак, Зейн Карвер, – напомнил министр. – Наркодилер. – Зачем он вам? – Чтобы выйти на остальных, если повезет. – Вам велено подобраться к нему поближе? – По-моему, задание вот-вот изменится. Росситер промолчал. – Карвер преуспевает потому, что он такой один. Бизнесмен среди отморозков. Моя задача – сыграть на этом. – И как же? – Есть три способа. Если грамотно надавить на него, он может сдать других дилеров. Он не самый влиятельный и не самый умный из них, но может подставить кого-нибудь покрупнее. Или сообщить, кто из полицейских работает на него. И самое интересное: возможно, он просто крышует. – Кого? – За ним могут стоять еще человек десять, о которых мы даже не слышали. – Интересно, ради чего вы на это согласились? В смысле, теперь, когда ваше имя запятнано… – Мое имя изначально мало что стоило. Итак, зачем я здесь, мистер Росситер? Он снова сделал глоток, клацнув зубами о край бокала. – Что вам известно о моей дочери? Младшей, Изабель? – Хорошенькая, совсем юная. Восемнадцать, девятнадцать? – Семнадцать, – поправил он. – И связалась с этим типом, Карвером. – Так она же несовершеннолетняя. Вызовите патрульную машину, пусть привезут ее домой. – Суперинтендант Паррс предложил то же самое. Боюсь, тут надо действовать тоньше. В панорамные окна ударили крупные капли. Сначала единичные, они становились все тяжелее, стучали все чаще, и вскоре комнату окутала пелена дождя. Я ждал. – Такой начитанный человек, как вы, скорее всего, помнит, в связи с чем Изабель в последний раз упоминали в новостях. – Она упала в обморок, – сказал я. – От переутомления. Росситер не шелохнулся. – Попытка самоубийства? Он кивнул. – Изабель страдает депрессией. В какой-то степени это наследственное, по материнской линии. Попытки самоубийства были и раньше, но такая серьезная – впервые. Много крови, много шума. Разумеется, газетчики пронюхали. Мы скормили им версию переутомления. – Он смотрел куда-то в сторону, видимо заново переживая случившееся. – Я лично встречался с главными редакторами, умолял их. – Представляю, как это тяжело, – сказал я.