– Я думал, мы ищем «восьмерку». – А то. – Он вытер кровь со лба и сел за руль. – У тебя есть другие соображения? Я уселся в машину. – Только одно. Держи себя в руках. И не ломай чужих носов. Карвер завел мотор и поставил ногу на педаль газа. – Он сам напросился. Он крепко сжал руль. Я посмотрел на часы. Мы выехали из Фэйрвью больше часа назад и покидали Бернсайд ни с чем. Поразмыслив, я сказал: – Если бернсайдеры заполучили грязную «восьмерку», то не станут сбывать ее на своей территории. – А начнут торговать на моей, – согласился Карвер, взял мобильник и набрал номер. В динамике раздался голос Зажима: – Ну что? – В Бернсайде его нет, – ответил Карвер. – Проверь все бары, начиная с «Рубика». Если нас хотят подставить, товар попытаются сбыть в городе, а не здесь. – Никто ничего не знает. Или не говорит. Кстати, возникла еще одна проблема. – Какая? – Я на громкой связи? Карвер приложил мобильник к уху. – Удрал? – переспросил он. Они наверняка говорили о бармене из «Рубика». Партия товара уплыла в канализацию. Судя по всему, бармен пустился в бега. И как теперь узнать, что именно связывало его с Изабель? Карвер говорил тихо. – Опроси всех. Ищи повсюду. Пообещай награду. Отыщи грязный брикет. – Он отключился. Несколько минут мы ехали в тишине. Я вдохнул поглубже. – Клоп. На этот раз Карвер ничего не сказал. – Товар готовят и сбывают каждый день, – продолжил я. – «Восьмерку» рвут с руками на черном рынке. Он по-прежнему молчал. – Если бы кто-то предлагал целый брикет, Клоп бы знал. – Он псих обдолбанный. – Ну, от встречи с ним мы ничего не потеряем. – Кроме моего терпения, – буркнул Карвер и, помолчав, добавил: – Пусть Зажим с тобой сходит. – Мистер Спокойствие? Нет уж, обойдусь без него. – Отправишься к Клопу в одиночку? Похоже, я чего-то о тебе не знаю. – Тут налево, – попросил я. – Ага, мы с ним давние приятели. Карвер больше ничего не сказал. То ли брезговал, то ли удивился. 17 В городе Клопа считали живой легендой. В свое время он был самым рисковым героиновым наркоманом, шакалил по-черному, подбирал такие остатки наркоты, к которым не прикасались даже самые законченные торчки. Он находил особый кайф в использовании чужих игл, смешивал коктейли из остатков в шприцах. Своим прозвищем он обзавелся, соскочив с иглы. Он сексуально возбуждался, глядя, как ширяются другие. Когда он ушел в завязку, то стал еще больше времени проводить с наркоманами. Особенно с молодняком. Его называли Клоп, потому что он терся среди юных торчков и, захлебываясь слюной, смотрел, как они ширяются. Пока их колбасило, он обцеловывал им руки, подбираясь к месту укола, и с утробным урчанием присасывался к пробою. Клоп реально угрожал здоровью окружающих, поскольку был ходячей заразой и мог похвастать полным набором вирусов гепатита в крови. Клоп стал культовой фигурой среди геев. Под сценическим псевдонимом Длинноногий Дядюшка он устраивал транссексуальные и БДСМ-перформансы в нелегальных саунах и подпольных секс-клубах. Снимал экзистенциальные артхаусные порнофильмы. Публиковал сборники своих плохих, но популярных стихов и сбывал прочие художества по сотне фунтов за штуку. Он приобрел скандальную славу в среде багчейзеров. Молодые парни, для которых заражение вирусом иммунодефицита было вопросом престижа, с пугающе самоубийственным энтузиазмом преследовали любую возможность. Клоп практиковал незащищенный секс с теми, кто считал честью подцепить от него заразу. О нем ходили самые невероятные слухи, по большей части оказывавшиеся правдой. Он разговаривал интеллигентно, носил вещи, сшитые на заказ, и чрезвычайно гордился своей противоречивой натурой. Клоп жил за Александра-парком, в перестроенной бывшей церкви. Карвер остановил машину на противоположной стороне улицы, не глядя на дом. – Если я через десять минут не вернусь… – Да хоть вообще не приходи, – сказал он. 18 Я перешел через дорогу. Было за полночь. От десяти секунд спокойной ходьбы и холодного воздуха кружилась голова. Я нажал кнопку домофона. Здание отремонтировали и осовременили. Бернсайд словно бы остался где-то в другом мире, что не могло не радовать. – Да-а-а, – монотонно выдохнул скучающий голос. – Уэйтс. Молчание, а потом: – Входи, красавчик. В интерьере преобладали спокойные пастельные тона, что совершенно не вязалось со скандальным имиджем Клопа. Потолок просторной гостиной пересекали массивные балки. За фортепиано сидел юнец с голым торсом и играл не самую известную сонату Бетховена. По кровати в центре комнаты медленно елозила целующаяся парочка в трусах. Сначала я подумал, что это два парня, но потом сообразил, что один из них – девушка с короткой стрижкой, плоской грудью и андрогинным лицом с острыми скулами. Яркая люстра освещала низкую кровать в японском стиле. Парень с девушкой не обратили на меня внимания. Изможденный тип на диване напротив лениво потягивал красное вино. Он был одет с гротескной претензией на женственность: пышный розовый парик, туго затянутый корсет и мини-юбка. Довершали образ яркий макияж, колготки с блестками и красные туфли на каблуках. – Детектив Уэйтс, – сказал он, не отрывая взгляда от целующейся парочки. – Уж простите, вставать не буду. – Мне надо поговорить с Клопом. – Я прислонился к стене, ощутив струйки холодного пота на спине. – А его нет. Развлекается где-то, засранец этакий. Хочешь повеселиться? – Нет, спасибо. – Эйдан Уэйтс ушел в несознанку. – Он впервые за все это время посмотрел на меня. – А зря… Между прочим, очень раскрепощает. – Угу, знаю. Как-нибудь в другой раз. А еще я знаю, что он здесь, так что давай его сюда, солнышко. Он улыбнулся, изображая кокетливое смущение: – А что мне за это будет? Я столкнул с тумбочки дорогую вазу. Она упала на пол и разбилась. Фортепиано смолкло. Парочка на кровати, не разжимая объятий, уставилась на меня. – Мне надо поговорить с Клопом, – повторил я.