Часть 20 из 30 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Остался нерешенным еще один вопрос. Сколько человек теперь в наличии у охраны «Феникса»? Они могут угрожать жизни Анны? Вполне может оказаться и так, что нынешней ночью противнику просто некого будет послать на крышу больницы. Тогда Виктор Васильевич, Журавлев и Русинский просто потеряют время и силы, напрасно ожидая нападения.
– Товарищ полковник, вопрос на засыпку, – сказал Россомахов, кивнул в сторону машины «Скорой помощи», где на полу друг на друге лежали задержанные. – Этих вот типов допрашивать когда будут?
– Я планировал до утра переждать. А что, есть какие-то опасения? Вопрос срочности? Ты говори, не стесняйся. Ведь знаешь, что я к служебным вопросам трепетно отношусь.
– Есть опасения. Мы с двумя капитанами планировали провести нынешнюю ночь на крыше больницы. Единственный путь проникновения в палату к Анне Ярославне – через окно. Остались ли в охране люди? Планировалось ли что-то подобное? Мне это необходимо знать.
– Хорошо. Я поеду в управление и сразу проведу предварительные допросы.
– Эти гады адвокатов потребуют, – сказал майор Родимцев.
– А разве у наших парней нет прикладов, а у них не имеется лбов? – ответил на это Василий Андреевич. – Поехали.
Личуткин и Россомахов расстались после того, как обменялись документами на машины.
Первой со двора выехала машина «Скорой помощи», за ней проследовал кроссовер полковника. После чего откуда-то из-за дома выехала еще одна «Скорая помощь», видимо, перекрывавшая бандитам из охраны «Феникса» пути бегства, и проследовала за двумя первыми машинами.
Виктор Васильевич сел за руль своей «Мазды», более крупной, чем машина капитана Журавлева, но такой же легкой в управлении.
К нему подошел капитан Русинский и спросил:
– Что дальше делаем, товарищ подполковник?
– Отдыхаем перед ночью. Как подойдет время выезжать, я позвоню вам обоим. На улицу выйдете. Я вас заберу. Поедем в больницу.
– На какой машине?
– На месте решим. Скорее всего, на моей.
О том, куда он собирается направиться, Виктор Васильевич никому не говорил. Но сам он это уже знал, хотя держал в голове и запасной вариант. Подполковник Россомахов запомнил дом, в подвале которого устроились бомжи, но проезд к нему знал только со стороны своего двора. Поэтому ему пришлось проехать там.
В этот вечер никаких посторонних машин во дворе не просматривалось. Вообще ничего не напоминало о том, что совсем недавно здесь разворачивались драматические события, гремела стрельба.
Теперь на детской площадке спокойно гуляли бабушки с внуками. Россомахов даже узнал в сухощавой старушке с детской коляской бывшую сотрудницу ГРУ, мать капитана Локтионова из шифровального отдела. Жена капитана, видимо, находилась на службе. Подполковник помнил, что медики в управлении дежурят по суткам, а она собиралась отправляться туда утром.
О том, что Лидия Александровна освобождена от дежурства, полковник Личуткин ничего не сказал. Но если бы это было так, то майор медицинской службы находилась бы теперь рядом с Ларисой Витальевной. Скорее всего, именно она кормила бы ее с ложечки.
Или же мать сама гуляла бы со своим ребенком, катала коляску. Доверять малыша заботам старушки, которая вела себя не совсем адекватно, было рискованно. Это мог бы позволить себе, скорее всего, сын старушки и отец ребенка, если только и он не на службе.
Все эти посторонние мысли слегка отвлекали Виктора Васильевича от вопросов, которые ему предстояло решить, расслабляли его так же, как и вальяжная езда на этой вот привычной машине. Но он сам легко прочувствовал это состояние. Подполковник давно привык постоянно контролировать себя, свои мысли и поступки. Он без особых усилий взял себя в руки.
Для этого ему потребовалось только трижды максимально сильно и резко напрячься всем телом, от пяток до ушей, и так же быстро расслабиться. Для выполнения этого упражнения Виктору Васильевичу пришлось ненадолго убрать ноги с педалей. Но это было нестрашно. После этого к нему вернулись привычное боевое настроение и концентрация внимания, совершенно естественная для опытного спецназовца.
Он проехал мимо мусорных контейнеров, но не стал вспоминать эпизод с короткой дракой, которая здесь случилась. Это было сделано намеренно, чтобы не зацикливаться на прошедшем, полностью погрузиться в настоящее.
Нужный дом Виктор Васильевич нашел без проблем. Он остановился так, чтобы открытое окно подвала находилось напротив машины. Для этого ему пришлось проехать за вход в подъезд метров двадцать.
Потом Россомахов дал два продолжительных сигнала. При этом он смотрел на подвальное узкое окошко, расположенное под рядом балконов. Они начинались со второго этажа, поэтому окошко находилось на свету, не пряталось в тени. Однако в него никто не выглянул.
Это подполковника слегка расстроило, но он от дома не отъехал, решил подождать еще полчаса и только потом отправиться на закрытый завод, где уже дважды ночевал. Один раз в трансформаторной будке, второй – во внедорожнике рядом с ней. Конечно, в кроссовере «Киа» спать было куда удобнее, чем в седане. Но Россомахову уже приходилось делать это и в своей машине, и в чужих по пути из Сирии в Москву, и даже в сидячем положении, когда не было возможности вытянуть тело. Он отдавал должное своему умению адаптироваться к любой ситуации, был уверен в том, что сумеет отдохнуть, выспаться перед трудной ночной работой.
Но пока было лучше не спать. Вдруг бомжи ждут его на другой машине, той, на которой он ездил утром и днем? Смена автомобиля может смутить их. Подумают еще, что кто-то другой приехал.
Так оно, в принципе, и произошло. В зеркало заднего вида Виктор Васильевич увидел две знакомые неразлучные фигуры – кривоногого бывшего футболиста Гошу и прямого, как английский лорд, высокого Кирилыча. Они только мимолетно глянули на «Мазду» и свернули в сторону подъезда, куда вела узкая дорожка с двумя колодезными люками. Один, должно быть, канализационный, второй, скорее всего, телефонный. Глубина у этих колодцев должна была быть разная.
Пришлось Россомахову еще раз посигналить, а потом и из машины выйти.
Бомжи его приезду явно обрадовались, замахали руками, приглашая его к себе, в подъезд не ушли, дожидались на месте.
Россомахов подошел к ним и спросил:
– Ну так что? Можно будет у вас от забот жизни пару часов отдохнуть?
– Можно. Только сначала с тобой хочет Михалыч поговорить. Он со всеми новичками беседует. Настрой на поведение дает. У нас же с жильцами дома почти официальный договор. Они на нас не жалуются, а мы ведем себя скромно и всякую шушеру сюда не подпускаем. В прошлом году двух воров-домушников поймали, – проговорил Кирилыч.
– Машину здесь никто не тронет? – поинтересовался Россомахов.
– Нет, с этим у нас спокойно. Да мы и присмотрим. Можешь даже не закрывать.
– Добро. Только я не на всю ночь. Лишь до темноты. Потом работать буду.
– Как скажешь. Ну да ладно, пойдем.
Гоша-футболист с Кирилычем двинулись первыми, подполковник пристроился за ними. Металлическая дверь подъезда закрывалась на кодовый замок. Гоша без сомнений набрал нужный код, открыл дверь, вошел первым, за порогом остановился, пропустил старших, придерживая полотно.
Кирилыч начал спускаться по лестнице, при этом ему пришлось пригибаться. Точно так же согнулся и Россомахов, хотя был сантиметров на пять ниже Кирилыча.
Дверь в подвал была тоже металлическая. На ушках висел навесной замок, но он был не заперт. Гоша обогнал Кирилыча и Виктора Васильевича, без проблем снял его. Он открыл дверь и повесил замок изнутри на дюбель, вбитый в бетонную стену. Тот оказался коротким. Замок с громким для тишины подвала звуком упал. Бомж поднял его и повесил снова. Сразу было видно, что в подвале поддерживается порядок.
Сам подвал представлял собой длинный коридор. В самом его начале с левой стороны находились с десяток дверей, ведущих, скорее всего, в маленькие помещения. Видимо, здесь располагались кладовки жителей дома. На каждой двери висел собственный, отличный от других навесной замок.
С правой стороны находилась отдельная, судя по всему, довольно большая комната за металлической тяжелой дверью с таким же солидным навесным замком, как и на входе. Россомахов знал обычное расположение помещений в подвалах жилых домов такого типа. Он вполне резонно предположил, что здесь расположена бойлерная, царство слесаря, обслуживающего квартиры. Должно быть, слесарь этот с бомжами поддерживал неплохие отношения, и они отвечали ему взаимностью. В его владения никто не лез, однако дверь он держал на замке, значит, доверял бомжам не полностью.
Провожатые сначала провели Россомахова в ту самую комнату без двери, но с открытым окном, против которого он и поставил свою машину. Подполковник сразу сел на сдвоенную трубу, покрытую толстой грязной фуфайкой. Видимо, здесь была чья-то лежанка, вполне себе уютная.
– Пойду, Михалыча предупрежу, – сказал Кирилыч. – У него комната отдельная. Так он сам себя сразу поставил. – Он вышел.
Гоша тем временем стал переставлять ящики у стены. Он старательно сооружал что-то наподобие обширной лежанки, для мягкости расстилал по поверхности различные предметы одежды.
Среди этого тряпья Виктор Васильевич увидел клетчатый серо-зеленый плед, который выбросил накануне, посчитав, что он принадлежит Виталию. Значит, Россомахов не зря старался, вычищая квартиру от чужих вещей. Кому-то они сгодились.
– Вот здесь и спать будешь, – объяснил футболист смысл своей работы. – А я посижу. Мне к дежурствам не привыкать. Машину твою покараулю. Я раньше, было дело, ночным сторожем, заодно грузчиком в молочном магазине подрабатывал. Потом его приватизировали, меня выгнали. Так я и стал бомжом. Дома у меня в то время уже не было.
– А семья-то у тебя есть?
– Была. У нас здесь у всех семьи были. Только жене я не нужен стал, как перестал играть в футбол. Она к одним деньгам привыкла, а я уже другие получал. Раз в двадцать меньше. Квартира была на нее оформлена. Выписала она меня оттуда и прописала своего взрослого сына от первого мужа. Он как раз тогда от жены ушел и квартиру ей с дочерью оставил. Она, кстати, была куплена почти полностью на мои деньги. Мы с ним издавна не ладили. Раньше мать подкармливала его деньгами, которые я приносил. А я зарабатывал хорошо. А как перестал, никому не нужен оказался. Ни ей, ни тем более ему.
– Тебе сколько лет-то? – спросил Россомахов.
Ведь возраст всякого бомжа, в том числе и Гоши, можно было определить только весьма условно.
– Кажется, сорок два, но я точно не помню. Даже день рождения свой старательно забыл. Чтобы праздновать не пришлось.
А ведь Виктор Васильевич изначально принял Гошу за достаточно молодого парня, только сильно опустившегося.
– А Кирилычу сколько? – перевел подполковник разговор на другую тему.
– А кто ж его знает. Он сам, кажется, не считает. Я так думаю, что за семьдесят.
– Семьдесят только в следующем апреле будет, – сказал сам Кирилыч, входя в комнату без двери, и призывно кивнул Виктору Васильевичу. – Пойдем. Михалыч ждет.
Вставать с теплых труб Россомахову не хотелось. Однако он легко спрыгнул на земляной пол и двинулся вслед за возрастным бомжом.
Идти пришлось в полумраке подвала в другой конец коридора, почти до кирпичной перегородки, возведенной кем-то по непонятной причине.
– А там что? – спросил Россомахов, кивнув на эту перегородку.
– Склад. А за ним магазин. Хозяйка нас подкармливает иногда продуктами, у которых срок годности, понятное дело, вышел. Мы за это магазин, можно сказать, охраняем, присматриваем за ним. Но нам сейчас не туда. Иди за мной.
Глава 14
Справа находилась еще одна комнатка. Судя по расположению соседних створок, она была достаточно небольшая, но имела деревянную филенчатую дверь с внутренним замком, чем-то выбивающуюся из общего подвального стиля. Она открывалась наружу. Как только Кирилыч после стука и приглашения распахнул ее, подполковник понял причину этого.
Сразу за порогом находился пол, сложенный из поддонов для перевозки кирпича. Между ними вполне могла бы провалиться нога, однако это все же был пол, далеко не такой холодный, как земля. Наверное, особенно это чувствовалось зимой.
Под аккуратно застеленной кроватью, внутри поддонов, прямо под досками, были уложены несколько пластин минерального утеплителя. Они тоже сохраняли здесь тепло. Покрывало мешало рассмотреть, была эта кровать обыкновенной, фабричной или же сложенной, а то и сколоченной из подручных средств.
Стоял в этой тесной комнатке даже стол, слегка колченогий, но самый настоящий, а не сбитый из ящиков. Под его короткую ножку был подложен кусок доски.