— Жду пятнадцать минут, не получится, уволю нахрен из «Желтых слив» и такое рекомендательное письмо напишу, что ты не то что в «Землю», — закуриваю, сжимая губами сигарету, причмокивая, — тебя в журнал о диабете не возьмут. — Совсем озверел, Озерский. — Давай-давай, скинешь сообщение в вотсапп. А он идет и орет на всю улицу: — Может еще и женишься на ней, раз уже голова отказала и мозги в кашу превратились!? Не останавливайся, иди до конца, босс! Топаю на него ногой, шикая и подгоняя, тот вприпрыжку бежит к входу в клуб, оглядывается. Ухмыляюсь, присаживаюсь на капот и курю. Может и женюсь, если понадобится. Музыка орет, огни мигают. Но мне не до праздника. Сегодня я здесь совершенно с другой целью. Уже вторую неделю я отправляю Алекса шататься по клубам за этим недоделком Махеевым. Этот дебил тусит каждую ночь. Удивительно, как он еще на пары иногда ходит. Один бог знает, чего мне стоит видеть его рожу и не вмазать по ней. Но это не то, чего я добиваюсь. Драка и разбитая губа Махеева меня не удовлетворят. Мне нужно больше. Бросаю сигарету, уже через пятнадцать минут Алексу удается провести нас обоих внутрь. В тени балкона, на втором этаже, мне хорошо видно танцпол и вип-зону. В таких местах друзьями становятся очень быстро. Туман, угар, алкоголь и еще что похлеще. А Алекс парень ушлый, к тому же шмотки на нем дорогие, вполне себе сойдет за такого же мажора, как сам Махеев, только чуть постарше. Ужасно хочется спать. Ведь на работу ходить нужно и в последние дни мы с Алексом возвращаемся домой около четырех часов утра. Пьем кофе литрами и ищем то, чем можно зацепить этого придурка. Родители Марины подали заявление о нанесении телесных повреждений. Но его отмажут, я просто уверен. От Махеева-старшего к родителям Марины уже приходили. Она со мной не общается, а вот с ее батей мы очень часто созваниваемся, он мне докладывает обстановку. Хороший мужик, умный. Я зеваю, и пока все веселятся, глушу очередную чашку тягучего и темного, как деготь, американо. Облокотившись на перила балкона, слежу за массой движущихся тел. Быть трезвым, среди пьяных, то еще удовольствие. Через несколько часов бесполезного разглядывания толпы, мне на телефон падает сообщение от Алекса: «Танцуй, Озерский, будешь мне до конца жизни должен! После случая с Мариной и заявления о телесных, Махеев-старший снял сынка с довольствия, денег на привычную богатую жизнь не хватает, и он толкает друзьям дурь». Расплываюсь в широкой улыбке. На сообщение Алекса не отвечаю, быстро ищу нужные контакты. Когда работаешь журналистом и увлекаешься частными расследованиями, медленно, но верно, обрастаешь нужными друзьями. А если молодая, красивая женщина, которая на тебя ведется, работает в министерстве внутренних дел, грех таким не воспользоваться. — Ольга Вячеславовна, доброй ночи. — Озерский! Ты с ума сошел? Ты знаешь который сейчас час? Ты мне всю семью перебудишь, — шипит она в трубку. Я слышу скрип, прогибающегося матраца, быстрые шаги. — Что у тебя там орет такое? Телевизор потише сделай. — Я в «Элите», Ольга Вячеславовна. Когда-то давно, еще до того, как Ольга вышла замуж за подполковника полиции, между нами кое-что было. Причем прямо на ее рабочем месте. Но теперь, когда мне необходима помощь органов внутренних дел, я звоню ей. На самом деле я никогда не решусь, что-то рассказать ее мужу. Это пустые слова. Думаю, и сама Ольга это понимает. Но она, как и я, фанат своего дела, и очень любит, когда все тайное становится явным, работа у нее такая. — Не староват ли ты для «Элиты»? Там золотая молодежь тусуется. — Вы лучше будите своих молодцов и присоединяйтесь к нам, отдохнём вместе. У меня тут для Вас очень интересное дельце есть. Хотите обзавестись новым другом? Фамилия Махеев Вам что-нибудь говорит? Есть шанс взять его за яйца. На том конце провода повисает тишина. — Ты младшего на чем-то поймал? Не старший же по клубам таскается. — Ой, какая Вы догадливая, Ольга Вячеславовна. Хранение и сбыт. Присвистывает. — Информация проверенная? — Сто процентов. Автобусы с силовиками подъезжают к клубу в половине третьего ночи. Музыка останавливается, включается свет, заходят СОБРовцы, никто ничего не говорит и не объясняет. Все выходы заблокированы, на лестнице, в духоте и страшной давке, в попытке выйти, люди стоят около часа. На вопросы о том, что происходит, никто не отвечает, просто говорят, что выйти нельзя. Людям запрещают пройти к своим вещам. Большинство находится на главной сцене клуба. Люди садятся, ложатся на пол, все просто ждут, что будет дальше. Те кто, находятся в районе лестницы, ведущей к гардеробу и выходу, интересуются у силовиков, когда все закончится и их выпустят. Они отвечают, что когда «поймают главного злодея». Они довольно вежливы. В основном стоят молча. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Количество участвовавших в рейде силовиков в пресс-службе не уточняют. Их также сопровождает человек, снимающий все на камеру. Кто бы это мог быть? Никогда не догадаетесь. — Зачем тебе это, Озерский? — выходим мы из клуба уже под утро. — Сейчас Махеев-старший сделает все, что угодно, чтобы сына не упекли на пять с лишним лет, правильно? — Ну да, — держит стаканчик с кофе Ольга, зевает. Зеваю за ней. — Я хочу, чтобы его посадили за другое преступление. — Ничего не поняла. — Махеев сейчас рот всем попытается закрыть, будет любые деньги предлагать, чтобы имя его сына не всплыло в этой истории. — Допустим. — А мы ему сделку предложим. — Мы? Не смеши мои носки, Озерский. Какую еще сделку? — Махеев ударил в лицо одну замечательную девушку. Мы подали заявление, но дело замнут, а мы оба боремся за справедливость. — Допустим. — Предложите Махееву уголовное дело, год вместо пяти, за один удар в область лица, сотрясение мозга, повреждение глаз и перелом носа вместо пяти, иначе он избежит наказания. Наркота — это не драка с нанесением менее тяжких телесных повреждений. — А если он не согласится? Ты предлагаешь упечь его сына на год, вместо пяти? Так я лучше на пять его посажу, Озерский. — На пять у вас вряд ли получится. Все же он один из ведущих бизнесменов страны. Предложите ему год за «мое» преступление, и я не кому не покажу видео, на котором Вы оскверняете безудержным сексом свой собственный кабинет, Ольга Вячеславовна, — широко улыбаюсь. — Озерский, ты часом не обнаглел? Нет, у тебя никакого видео и никогда не было, — открывает она дверь служебного автомобиля. — Кстати, твоего маньяка поймали, хорошая работа, Озерский. — Того, за которого чуть соседа моей бабушки с эректильной дисфункцией не посадили? — Точно. Девушку убил водитель такси, она с ним несколько раз в институт ездила, от него убежала еще одна жертва и сразу в полицию. Молодец, журналист, — оглядывает она меня с ног до головы, — невинного человека вытащил, хоть какая-то от вас польза. Конечно, я слышал, я радовался и даже вырезку из газеты повесил у себя в кабинете в рамочку. — Кстати, — не даю закрыть дверцу. — Раз уж ты сама заговорила о том, какой я молодец. Михаил Козлов, вот уже пять месяцев сидит в СИЗО за двойное убийство жены и дочери, которого не совершал. Мне нужно просто прочесть дело. — Просто прочесть, — смеется. — Не наглей, Озерский. Я работаю в главном управлении по контролю за оборотом наркотиков, к убойному отделу никакого отношения не имею. — У вас есть связи. Я просто прочту и все. Даже фотографировать не буду. — Сходи в библиотеку и почитай. — Когда мне к Вам заехать, Ольга Вячеславовна? Она хлопает дверцей, машина уезжает, а я остаюсь на дороге. Я не отстану, и она достанет для меня дело. Такой уж у меня характер, рыть землю носом. Вздохнув, поднимаю воротник крутки. Утренний холод пробирает до костей. Это только с виду я кажусь веселым и жизнерадостным. В душе токая тоска, что хоть на стенку лезь. Скучаю я по ней, сильно. Глава 44 Костя Люблю, когда во время бега мягко обволакивает прохладный воздух. И когда даже в сквере, рядом с домом, ноздри щекочут ароматы настоящего, большого леса. Ноги слегка отталкиваются от земли, и я бегу так быстро и отчаянно, что кажется, нет ни ног, ни земли, ни толчков, только полет в прозрачном, кристальном воздухе. Летом я бегаю в шортах, осенью и зимой — в тайтсах, которые плотно прилегают к телу, не мешая движениям ног и сохраняя тепло. Регулярные осенние пробежки — это лучший способ держать форму. Но убежать от себя все равно не получается. Теперь у меня случались целые дни, целые недели глубокой тоски, тем более невыносимой, что не с кем было ею поделиться. Я эгоистично мечтал, чтобы Марина приняла меня обратно, чтобы поняла, что не так уж плох Озерский, как его малюют. Вчера я сжег свою коллекцию. Выехал за черту города, достал из багажника жестяное ведро и высыпал туда все свои резинки с носками, трусами и балетками. Туда же пошел дневник с именами, фотографиями и точным количеством. Снял небольшое видео и послал его Марине. Она, конечно же, не ответила. Ни с кем несравнимая женщина, единственная, имевшая для меня значение, не подходила к телефону, не отвечала на сообщения и не открывала дверь, когда я приходил к ней. Ей продлили больничный, в связи с тем, что она все еще испытывала сильные боли, а я не знал, как ей помочь. Ее батя был связующим звеном между нами. Я все узнавал через него. И мне хреново. Поэтому я бегаю, каждое утро, теперь еще более рьяно, чем раньше. Воздух мощным потоком наполняет легкие, и я притормаживаю, ощущая в заднем кармане вибрацию мобильника. — Да, Ольга Вячеславовна, чем обязан? Не просто так она мне звонит. Что-то случилось. Вернее сказать, она мне вообще никогда не звонит. Подозреваю, что я ее заинтересовал. — Я на маникюре, Озерский.