Часть 11 из 271 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Роджер нахмурился, уставив в пространство затуманенный взгляд: наверняка он сейчас видел перед собой Крейг-на-Дун и заново проживал момент пробуждения от капель дождя на лице. То, что я испытывала трижды… По спине пробежал неприятный холодок.
— У него что-то случилось с сердцем. Он чувствовал боль в груди и левой руке и дышал с трудом. Даже встать не мог — говорил, его будто придавило каменной плитой. Я принес Баку воды, и вскоре ему стало полегче. По крайней мере, он сумел подняться и побрел дальше, наотрез отказавшись хоть немного передохнуть.
После они расстались: Бак отправился искать дорогу в Инвернесс, а Роджер пошел в Лаллиброх, а затем…
— Лаллиброх! — На этот раз я схватила-таки зятя за плечо. — Ты был там?
— Да, — улыбнулся он, накрыв ладонью мою руку. — И встречался с Брайаном Фрэзером.
— Ты? С Брайаном? — Я недоуменно тряхнула головой. Какая-то бессмыслица!
— Полная бессмыслица, — весело согласился Роджер, словно прочтя мои мысли. — Мы попали не туда, куда хотели? — вернее, не тогда. И очутились в 1739 году.
В ответ на мой пристальный взгляд он лишь растерянно развел руками.
— Ладно, оставим это на потом, — твердо сказала я и продолжила осмотр. «Medias res»… Что, черт возьми, доктор Макьюэн имел в виду?
Со стороны ручья доносились голоса детей; вдалеке на сухом дереве пронзительно крикнул ястреб. Боковым зрением я видела на мертвой ветке темный силуэт огромной, будто торпеда, птицы. А затем услышала — или мне лишь почудилось? — как кровь шумит в артерии. Слабый, едва заметный звук, отличимый от биения пульса. Меня ничуть не шокировал тот факт, что слышу я… пальцами. Словно это было в порядке вещей.
— Говори со мной еще, — попросила я. Не только чтобы расслабить мышцы его гортани, но и чтобы заглушить пугающие звуки. — О чем угодно.
Роджер задумчиво помычал и тут же закашлялся. Я убрала руки, давая ему возможность размять затекшую шею.
— Извини, — просипел он. — Бобби Хиггинс сказал, у вас много новых поселенцев. Выходит, Ридж растет?
— Как на дрожжах, — подтвердила я, продолжая осмотр. — После возвращения мы насчитали не менее двадцати новых семейств. А когда приехали из Саванны, куда нас ненадолго занесло ветром войны, — к ним добавились еще три.
Слегка нахмурившись, Роджер кивнул и искоса посмотрел на меня зелеными глазами.
— Полагаю, священника среди вновь прибывших нет?
— Нет, насколько я знаю. Так ты подумываешь… то есть все еще хочешь стать…
— Хочу, — смутился Роджер. — Правда, до сих пор не прошел полный обряд рукоположения; нужно будет это как-то уладить. Приняв решение вернуться, мы с Бри долго обсуждали, чем могли бы заняться — в Ридже. Ну и… — Он поднял плечи и уперся ладонями в колени. — Я мог бы стать священником.
— Но ведь, по сути, ты уже им был, когда вы жили здесь! — удивилась я. — Так ли необходимо официально принимать сан, чтобы вернуться к прежнему занятию?
Роджер ответил не раздумывая — по-видимому, давно все для себя решил.
— Да. Я не чувствую вины за то, что хоронил, крестил и сочетал браком местных жителей. Кто-то должен был это делать — лучше меня с ролью пастора никто бы не справился. Однако я хочу, чтобы теперь все происходило по-настоящему. — Легкая улыбка тронула его губы. — Это как разница между помолвкой и браком. Между обещанием и клятвой. Даже если знаешь, что никогда не нарушишь слово… — он мучительно подбирал нужные слова, — хочется для надежности скрепить его клятвой. Чтобы было, на что опереться в минуты сомнений.
Клятва… За свою жизнь я дала их немало. Роджер прав: все они — даже те, которые пришлось нарушить, — что-то значили для меня, имели вес. Некоторые из них действительно служили мне опорой. И продолжают служить.
— Разница действительно есть, — признала я.
— Удивительно… — сказал он вдруг с улыбкой. — Разговаривать с врачом и правда легко! Особенно если он держит тебя за горло. Думаете, стоит испробовать метод Макьюэна?
Я выпрямилась и задумчиво посмотрела на свои руки.
— Думаю, вреда это не причинит. — Я искренне надеялась, что права. — Только, знаешь… — добавила я и тут же ощутила под пальцами движение кадыка.
— Знаю, — прохрипел Роджер. — Никаких ожиданий. Поможет, так поможет. А если нет — по крайней мере, хуже не будет.
Кивнув, я принялась легонько ощупывать шею. В центре горла виднелся шрам от трахеотомии, которую я сделала, чтобы спасти ему жизнь, — едва заметная ложбинка шириной не больше дюйма. Провела по ней большим пальцем: сверху и снизу проходили кольца здоровой хрящевой ткани. Должно быть, ему стало щекотно от моих прикосновений; Роджер вздрогнул — кожа шеи вмиг покрылась мурашками — и засмеялся.
— Гусь разгуливает по моей могиле, — пошутил он.
— Скорее топчется по твоему горлу, — улыбнулась я. — Повтори еще раз, что говорил доктор Макьюэн. Все, что вспомнишь.
Роджер откашлялся, и я почувствовала под ладонью трепыхание кадыка.
— Он ощупал мое горло. Так же, как вы сейчас, — с улыбкой добавил зять. — Потом спросил, знаю ли я, что такое «гиоид», или «подъязычная кость». — Рука его невольно потянулась к шее, но замерла на полпути. — Макьюэн сказал, что у меня она примерно на дюйм короче, чем следует. И что в противном случае я был бы уже мертв.
— Интересно… — Поместив большой палец ему под челюсть, я попросила сглотнуть.
Зять послушно выполнил просьбу. Не отнимая пальца, проделала тот же опыт с собой.
— Черт подери! — поразилась я. — Конечно, выборка небольшая — к тому же нужно учитывать анатомические особенности разных полов. Но, похоже, он прав. Возможно, ты — неандерталец.
— Кто-кто? — Роджер ошарашенно уставился на меня.
— Шучу. Хотя неандертальцы действительно имели строение гиоида, отличное от современных людей. По мнению большинства ученых, хомо неандерталенсис и вовсе обходились без него, поэтому и не могли говорить. Однако мой дядя Лэмб… Подъязычная кость необходима для связной речи. Она удерживает язык в правильном положении, — пояснила я, заметив непонимание на лице зятя. — Так вот, дядя не верил, что неандертальцы были немыми. Считал, что у них гиоид просто располагался немного по-другому.
— Чрезвычайно увлекательно, — вежливо сказал Роджер.
— Итак, продолжим. Что доктор Макьюэн сделал после замечания о твоем гиоиде? Как именно он тебя касался? — спросила я, вновь обхватывая руками его шею.
Роджер откинул голову назад и сместил мою руку чуть ниже, осторожно раздвинув пальцы.
— Примерно так.
В таком положении мои пальцы покрывали — полностью или частично — все важнейшие органы шеи, от гортани до подъязычной кости.
— А потом…
Я напряженно прислушивалась — не к словам Роджера, а к голосам его тела. Я десятки раз осматривала ему горло, особенно в период восстановления после неудавшейся казни. Но с тех пор минуло несколько лет. Мышцы шеи напряглись под моими пальцами, пульс бился ровно — хотя и чуть быстрее обычного. Очевидно, для Роджера это было очень важно. Мне стало неловко: ведь я понятия не имела о методе Гектора Макьюэна и тем более не могла его воспроизвести.
«Я знаю, какой должна быть на ощупь здоровая гортань, и вижу, в каком состоянии твоя… Поэтому просто дотрагиваюсь до нее и представляю здоровой», — вот что сказал Макьюэн в ответ на расспросы Роджера.
Мне бы тоже не помешало вспомнить, какой должна быть на ощупь здоровая гортань.
— Еще я чувствовал тепло. — Пациент вновь закрыл глаза, сосредоточившись на ощущениях. Гладкий бугорок гортани под моей ладонью двигался вверх и вниз при глотании. — Ничего пугающего. Казалось, я просто зашел в жарко натопленную комнату.
— А сейчас ты чувствуешь тепло? — Кожа шеи была прохладной, и я почти не сомневалась, что по контрасту мои руки кажутся горячими.
— Да, — ответил он, не открывая глаз. — Но только снаружи. Когда доктор Макьюэн делал… то, что делал, — жар шел изнутри. — Роджер нахмурил темные брови и переместил мой большой палец в самый центр, прямо под гиоид. — Я чувствовал тепло вот здесь. И… здесь. — Удивленно раскрыв глаза, он прижал два пальца чуть выше ключицы, в паре дюймов от надгрудинной ямки. — Странно… лишь сейчас об этом вспомнил.
— Здесь он тоже трогал? — Я сдвинула пальцы ниже; мое восприятие обострилось до предела — так бывало, когда мне удавалось полностью сконцентрироваться на организме пациента. Судя по удивленному взгляду, Роджер заметил эту перемену.
— Что…
Он так и не договорил: снизу послышался оглушительный визг, за которым последовала перебранка и детские крики. Затем раздался возмущенный голосок Мэнди:
— Ты плохой, плохой, плохой! Ненавизу тебя! Ты плохой и попадес в ад!
Роджер вскочил на ноги.
— Аманда! — крикнул он. — Ну-ка марш сюда!
Я глянула назад: с перекошенным от ярости личиком Аманда пыталась выхватить у Жермена Эсмеральду. Тот держал куклу высоко над головой Мэнди, уворачиваясь от пинков маленьких ножек.
Услышав крик Роджера, Жермен вздрогнул и повернул голову; Мэнди не преминула со всей силы заехать ему по голени носком довольно увесистого ботинка. Послышался глухой удар, и Жермен завопил от боли. Потрясенный Джемми выхватил куклу, сунул ее в руки сестре и, бросив виноватый взгляд через плечо, побежал в сторону леса. Следом ковылял Жермен.
— Джеремайа! — взревел Роджер. — А ну, стой!
Джем замер как вкопанный, однако Жермен и не думал останавливаться и вскоре скрылся в кустах.
Услышав позади странный хрипящий звук, я торопливо обернулась: побледневший Роджер держался обеими руками за горло.
— Что с тобой?
— Я… не знаю, — просипел он, выдавив улыбку. — Наверное, растянул связки.
— Папочка? — раздался рядом тонкий голосок. Аманда театрально шмыгала носом, размазывая по лицу слезы и сопли. — Ты на меня сейдися?
Роджер с шумом вдохнул, откашлялся и присел на корточки, чтобы обнять дочь.
— Нет, моя хорошая, — сказал он тихим, но вполне нормальным голосом. Невидимая пружина внутри меня начала разжиматься. — Я не сержусь. Хотя нехорошо говорить людям, что они попадут в ад. Пойдем-ка умоем тебе личико.
Он встал с дочкой на руках и повернулся к столу, где стоял таз и кувшин для мытья рук.
— Давай помогу, — предложила я, протягивая руки к внучке. — А ты пока можешь сходить и… побеседовать с Джемом.
Роджер промычал что-то невразумительное и передал ребенка. Мэнди, которая обожала обниматься, с жаром обхватила меня руками и ногами.
— А куколку тозе умоем? — спросила она. — Плохие мальчишки ее запачкали!
Слушая вполуха, как внучка бормочет нежности Эсмеральде и проклятия брату и Жермену, я пыталась уловить, что происходит внизу.