Повисло неловкое молчание, а затем Хэл встряхнул собственный серый плащ и набросил его на плечи. — Я иду к реке — немного прогуляться перед ужином. Хочешь со мной? Уильям пожал плечами. — Почему бы и нет? Родственники вышли из города и спустились с утеса, так и не встретив никого из знакомых, к огромному облегчению Уильяма. Герцог Пардлоу не любил пустых разговоров; дойдя в полном молчании до узкого берега, они стали медленно пробираться сквозь карликовые сосны и заросли рвотного чая[99] к полоске чистого плотного песка у самой кромки воды. Уильям с удовольствием брел вдоль реки, оставляя следы на сероватой илистой поверхности. Над головой синело бесконечное летнее небо, слепящее желтое солнце плавно клонилось к волнам. Изогнутая береговая линия оканчивалась крошечной галечной отмелью, которую облюбовала стайка рыжеклювых куликов-сорок. Птицы холодно взглянули на непрошеных гостей и нехотя отступили, то и дело сердито оборачиваясь. Несколько минут дядя и племянник молча смотрели на воду. — Ты скучаешь по Англии? — спросил вдруг Хэл. — Иногда, — признался Уильям. — Хотя я о ней почти не вспоминаю, — добавил он не совсем искренне. — А я вот частенько. — В мягком свете гаснущего дня лицо дяди казалось спокойным и задумчивым. — У тебя ведь там нет ни жены, ни детей. Да и собственным домом ты пока не обзавелся. — Что правда, то правда. Ритмичный плеск прибоя заглушал доносившиеся с полей голоса рабов; в вышине безмолвно плыли облака. Тишина имела и оборотную сторону: неотвязные мысли лезли в голову и начинали раздражать, подобно тикающим в пустой комнате часам. Компания Синнамона, несмотря на очевидные неудобства, позволяла хоть на время забыть о проблемах. — Как отречься от титула? Он вовсе не планировал затрагивать эту тему — слова вырвались помимо воли. Как ни странно, дядя Хэл совершенно не удивился. — Никак. Ты не можешь этого сделать. Уильям ошарашенно уставился на родственника, который все так же невозмутимо взирал на реку, несущую свои воды в сторону моря; легкий ветер трепал его собранные в хвост темные волосы. — Что значит не могу? Кому какое дело, откажусь я от титула или нет? Дядя Хэл взглянул на него с ласковым укором. — Общественное мнение тут ни при чем, бестолковая твоя голова. Я сказал это в буквальном смысле. Невозможно отказаться от пэрства. В законе не предусмотрено такой процедуры. — Но ведь ты… — Уильям ошеломленно замолчал. — Тоже не отрекся, — сухо ответил дядя. — Если бы мог, то давно бы это сделал. Все, что я мог, — запретить называть меня герцогом под угрозой физической расправы. Понадобилось несколько лет, прежде чем мое требование начали принимать всерьез, — добавил он небрежно. — Неужели ты с кем-то расправился? — усмехнулся Уильям. Вопрос был исключительно риторическим, однако, к изумлению племянника, законный обладатель герцогского титула наморщил лоб в попытке вспомнить. — Для начала с парочкой писак. Они как тараканы: раздавишь одного, и остальные разбегаются по темным углам. Но стоит обернуться — полчища этих тварей тут как тут, пируют над твоим трупом, смешивая с грязью твое доброе имя. — Не знал, что у тебя есть дар красноречия! Тебе об этом когда-нибудь говорили? — И не раз, — отмахнулся дядя. — Побитыми газетчиками дело не ограничилось: также пришлось вызывать на дуэль Джорджа Мамфорда (он тогда еще не был маркизом Клермоном), Герберта Вильера (виконта Брентона) и джентльмена по фамилии Редклифф. Ах да, еще полковника Филлипса из тридцать четвертого полка — он приходится графу Уолленбергу кузеном. — На дуэль? И всем им пришлось с тобой стреляться? — Разумеется. Кроме Вильера — он застудил печень и умер незадолго до поединка. Ну а остальных… впрочем, что-то я заболтался. — Тряхнув головой, Хэл прервал рассказ. Солнце почти зашло, с реки подул холодный ветер. Герцог Пардлоу закутался в накидку и кивнул на город. — Идем. Начинается прилив, а у меня через полчаса ужин с генералом Прево. Они медленно пошли обратно в наступивших сумерках, цепляя сапогами жесткие прибрежные водоросли. — К тому же, — прибавил дядя, нагибая голову от ветра, — помимо титула у меня было звание. И незапятнанная честь мундира. Отказавшись использовать титул Пардлоу, я также отказался от прибыли с имений. Однако в моей повседневной жизни почти ничего не изменилось — если не считать недоуменных взглядов представителей высшего общества. Большинство друзей остались моими друзьями, меня по-прежнему принимали в тех домах, где я привык бывать. Но главное — я продолжал заниматься любимым делом: строил солдат и командовал полком. Что касается тебя… — Он смерил племянника оценивающим взглядом, от армейской шляпы до видавших виды сапог. — Знаешь, проще найти занятие по душе, чем пытаться увильнуть от того, что претит. Уильям остановился и несколько мгновений простоял с закрытыми глазами, слушая плеск реки и наслаждаясь пустотой в голове. Все мысли вдруг куда-то улетучились. — Допустим, — сказал он наконец, со вздохом открывая глаза. — А ты уже с рождения знал, чем хочешь заняться? — Мне кажется, да, — задумчиво ответил дядя Хэл. — Сколько себя помню, всегда планировал стать военным. Но вот хотел ли?.. Никогда об этом не задумывался. — Вот именно, — подхватил Уильям. — Ты родился в семье, где у старшего сына нет другого выбора. Просто тебе повезло, что армейская служба оказалась твоим призванием. Я же с детства был убежден, что мой священный долг — заботиться о фамильных угодьях и арендаторах. Как и ты, я ни разу не задумался, чего хочу на самом деле. Уильям снял шляпу и сунул под мышку, чтобы не унесло ветром. — Мне кажется, я не вправе использовать ни один из якобы предназначенных мне титулов. И потом… Пораженный внезапной догадкой, он пристально посмотрел на дядю. — Ты сказал, что отказался от герцогских доходов. Но это ведь не означает, что ты перестал заниматься имениями, даже если больше не получаешь с них прибыль? — Конечно, нет… — возмутился Хэл и раздраженно — хотя и не без уважения — посмотрел на племянника. — От кого ты нахватался подобных идей? Не от отца ли? — Полагаю, лорд Джон оказал некоторое влияние, — вежливо ответил Уильям. При мысли о бывшем отце в душе все перевернулось — в последнее время это происходило с пугающей регулярностью. Он никак не мог забыть выражение страха и решимости в глазах Джона Синнамона. Хотя какого дьявола? Со временем все это сотрется из памяти. Надо только приложить некоторые усилия. А пока можно лишь отгонять горькие воспоминания. — Выходит, ты не отказался от своих обязанностей, даже не получая от них никакой выгоды. Хотя, по твоим словам, отказаться было невозможно. Неужели пэр ни при каких обстоятельствах не может перестать быть пэром? — Нет. По крайней мере, не по собственной прихоти. Не забывай: пэрство даруется монархом в знак признательности. Конечно, если пэр впадет в немилость, монарх может лишить его всех титулов. Но даже тогда потребуется одобрение Палаты лордов. Пэры не любят, когда их благоденствию что-либо угрожает; они к подобному не привыкли, ведь в последнее время ни с одним из них не случалось ничего подобного, — саркастически добавил дядя Хэл. — Поэтому даже монаршая прихоть не является достаточным основанием для лишения титула. Таких оснований — по пальцам перечесть. Единственное, что приходит в голову, — участие в восстании против Короны. — Интересно… — пробормотал Уильям себе под нос. Однако дядя услышал и пронзил племянника суровым взглядом. — Если ты способен пойти на измену и предать короля, страну и семью ради собственной выгоды — возможно, Джон оказался не таким уж хорошим учителем. Не дожидаясь ответа, он повернулся и зашагал по гниющим водорослям, оставляя на песке бесформенные следы. * * * Уильям решил ненадолго остаться у реки. Он ни о чем не думал. И почти ничего не чувствовал. Просто смотрел на течение, которое словно вымывало его утомленный мозг. Эскадрон бурых пеликанов пронесся над водой. Не увидев ничего интересного, белоголовые птицы взмыли ввысь и отчалили в сторону моря. Неудивительно, что людей так манят морские просторы, — подумал Уильям с тоской. Ни унылой пучины повседневности, ни навязанных обществом обязательств. Лишь безбрежная водная гладь да бескрайнее небо на целые мили вокруг. А еще скверная еда, морская болезнь и вероятность в любой момент погибнуть от пиратов, взбесившихся китов или — чаще всего — от разгула стихии. Мысль о китах рассмешила его, а мысль о еде — неважно какой — напомнила о пустом желудке. Обернувшись, Уильям вскрикнул от ужаса: пока он занимался ничегонеделанием, из кустов выполз огромный самец аллигатора и улегся в паре шагов от него. Крик напугал и разозлил рептилию; распахнув жуткую пасть, она издала утробный рык, напоминающий отрыжку великана-людоеда. Уилли и сам не понял, как очутился в центре военного лагеря, задыхаясь и истекая потом. С бешено колотящимся сердцем он пробирался мимо аккуратных рядов палаток, чувствуя себя в безопасности среди привычных звуков. Приближалось время ужина — от походных кухонь исходил густой запах костра, нагретой земли, жарящегося на гриле мяса и томящегося на слабом огне рагу. Голодный как зверь, он добрался наконец до отцовского дома; до захода солнца оставалось не менее часа — летом темнеет поздно. Тревор уже наверняка был в постели, поэтому Уильям старался идти как можно тише, ступая по влажной траве вдоль кирпичной стены. Вспомнив о малыше (и неизбежно подумав о его матери), он глянул в сторону увитой виноградом беседки. На скамье действительно кто-то сидел, однако вовсе не Амаранта (с Тревором или без). — Guillaume![100] — Джон Синнамон вскочил и ринулся ему навстречу, расшвыривая по гравийной дорожке опавшие листья и виноградины. — Джон! Как все прошло? При виде широкого сияющего лица индейца Уильям ощутил уныние. Значит, лорд Грей признал Джона Синнамона своим сыном? — Отлично! Guillaume, твой отец — прекрасный, замечательный человек! Тебе так повезло! — Я… эээ… ну да, — озадаченно пробормотал Уильям. — И что он в итоге… — Он рассказал о моем отце. — Синнамон взволнованно сглотнул. — О моем настоящем отце. Его звали Малкольм Стаббс. Ты его, случайно, не знаешь? — Не уверен. — Уильям нахмурился, силясь вспомнить. — Хотя имя знакомое — где-то я его слышал. Скорее всего, в далеком детстве. Может, мы и встречались. Синнамон небрежно махнул рукой. — Он был военным, капитаном британской армии. Его сильно ранили в битве за Квебек, на полях Авраама — слыхал о таком сражении? — Конечно. И что потом случилось с твоим отцом — он выжил? — Да. Живет в Лондоне! — с восторгом ответил Синнамон и от избытка чувств стиснул Уильяму плечо, едва не сломав ключицу. — Ясно. Полагаю, это хорошая новость?