Он взглянул на нее. – А кто должен подготовить смену? Однажды я уйду со службы, и нам понадобятся профессионалы, которые смогут погрузиться в эту бездну и не лишиться рассудка. – Я знаю, что вы были хорошо знакомы с судьей Бек. Очень сожалею по поводу ее смерти. Снейдер остался равнодушным. – Избавьте меня от ваших соболезнований. Если хотите знать правду, она без надобности усложняла работу нам, следователям. Ее смерть меня абсолютно не трогает – наоборот. Ее нисколько не жаль. – Теперь он начал массировать виски. Сабина сглотнула. – Не боитесь, что вас будут считать расистом из-за подобных высказываний? Он посмотрел на нее усталыми глазами. – Единственное, чего я боюсь, – это совершить ошибку и упустить убийцу. – Раньше вы разбирали со студентами старые нераскрытые дела, – размышляла вслух Сабина. – Почему теперь это свежее убийство? – Потому что оно зверское и шокирующее. И на нем я смогу отсеять студентов и, так сказать, отделить зерна от плевел. Отлично! И это уже на первых неделях обучения. – Кто занимается этим делом? Уголовная полиция Дортмунда? Снейдер кивнул. – С поддержкой БКА. Следствие ведет коллега Тимбольдт. Он человек бывалый и знает, что делает. – Тина Мартинелли была тяжело ранена, – сказала Сабина. – Я слышал, но подробностей не знаю. Вы поэтому пришли? Она помотала головой. – Президент Хесс сообщил мне, что с этого момента у вас должна быть команда. Я вызываюсь работать с вами. Снейдер улыбнулся; это выглядело жутко. – Не лгите. Хесс вынудил меня работать с партнером. Я предложил вашу кандидатуру. – Я польщена, – сказала она. – И у вас есть на то полное основание. Не каждый получает возможность работать вместе со мной. Сабина удержалась от комментария. – В настоящий момент у нас нет никакого горящего дела. Вообще-то ничто не мешает мне провести выходные в Мюнхене. – Подождите, – сказал Снейдер, и в тот же момент зазвонил его сотовый. Он вытащил его из кармана пиджака и ответил на звонок. Минуту слушал, поглядывал на часы, сказал пару раз да и нет и в конце Verdomme![2] Затем положил трубку. – Вы ошибаетесь, Немез, – заявил он. – Это была секретарша Хесса. Федеральное ведомство полиции Швейцарии просит моей поддержки. – И это означает? – У нас есть дело. Добро пожаловать в мою команду из одного человека. У вас пятнадцать минут. Пакуйте свою зубную щетку, мы летим в Берн. 8 Четверг, 24 сентября Кабинет для сеансов психотерапии под номером 2.07 был квадратным, каждая стена около пяти метров длиной. Ханна стояла у одного из трех зарешеченных окон. Ее взгляд падал на липовую аллею сбоку, в конце которой находился корпус для сотрудников. Она также видела маяк и улицу, ведущую к железнодорожной станции. Но под самим окном простирался один лишь скалистый склон. Ханна смотрела на белые, рассеченные расщелинами скалы, крутые острые формы, за тысячи лет образованные эрозией. Кое-где по утесу бродили чайки и клевали рачков. «Какой здесь крутой склон!» Она представила, каково было бы сорваться вниз. «Что за абсурдная мысль. Видимо, я все-таки немного нервничаю». Качая головой, Ханна отошла от окна и направилась к своему стулу, на котором лежала ее папка. Остальные три стула, стоящие полукругом напротив, были еще пусты. Судя по часам, через несколько минут придут ее клиенты. И тогда она наконец встретится с Питом ван Луном. Вчера вечером она попыталась через программу на своем ноутбуке открыть протоколы сеансов Ирены Эллинг, но у нее оказалось недостаточно прав. Видимо, директор Холландер и доктор Кемпен еще не доверяли новой практикантке. Сердце Ханны забилось быстрее, когда она услышала шаги и побрякивание цепей в коридоре. Цепи? Дверь открылась, и в кабинет вошел сотрудник тюрьмы в голубой униформе. На поясе у него висели большая связка ключей, наручники, газовый баллончик, дубинка и тазер. Мужчина кивнул Ханне. – Ваши клиенты здесь. Не подходите к ним ближе, чем на два метра, ничего не давайте клиентам, ничего не принимайте от клиентов. Вы поняли? Ханна кивнула. – Хорошо. – Он отошел в сторону, освобождая проход. В комнату друг за другом вошли трое мужчин. Сначала высокий лысый здоровенный парень с бычьей шеей, за ним маленький неказистый. На обоих была одинаковая тюремная одежда: кроссовки без шнурков, серые штаны и бордовые толстовки. Третьим и последним был светловолосый привлекательный мужчина лет тридцати. На его груди был номер 23. Пит ван Лун. Их руки не были связаны, но цепь на лодыжках позволяла делать лишь маленькие шаги, не давая передвигаться быстро. Мужчины выстроились перед Ханной. Очевидно, их предварительно проинструктировали. Ханна подождала немного, так как надеялась, что охранники снимут с заключенных цепи, но ничего подобного не произошло. Обычно Ханна протянула бы мужчинам руку, но внутренние правила запрещали любой телесный контакт между терапевтами и клиентами. К тому же она должна была соблюдать предписанную безопасную дистанцию. – Меня зовут Ханна Норланд. – Она старалась говорить твердым голосом. – Мне очень жаль, что ваша предыдущая терапевт погибла. Я постараюсь… Мужчины обменялись многозначительными взглядами, которые Ханна проигнорировала. – Я постараюсь заменить ее в меру своих сил и надеюсь на продуктивную совместную работу, – закончила она предложение. Ханна вытерла вспотевшие ладони за спиной о брюки и надеялась, что никто из мужчин не почувствовал ее волнения. В одежде она отказалась от красного, желтого и оранжевого цветов и надела черные джинсы и серый пуловер. «Ты сможешь! Групповая терапия не так опасна, как индивидуальная, – пыталась она успокоить себя. Ее взгляд скользил по лицам Осси, Виктора и Пита. В любой группе всегда есть фанат, который считает, что должен приглядывать за терапевтом. Кто будет у меня – педофил, садист или психопат?» Между тем в комнату вошел второй охранник, тоже с дубинкой, газовым баллончиком и тазером. Он закрыл дверь и встал рядом со своим коллегой. Оба без интереса смотрели перед собой, и казалось, что они видят сквозь кирпичную стену до самого горизонта. Ханна с раздражением наблюдала за обоими мужчинами. – Вы останетесь здесь? – Такова инструкция. – Все время? Один кивнул. – Каждую чертову минуту, всю неделю, весь год. В описании проекта об этом не было речи. Ханна пыталась не выдать своего негодования. Она надеялась, что сможет беседовать с заключенными наедине. Иначе как ей добиться непринужденной и доверительной атмосферы? – Такие правила ввели два года назад, – пояснил самый тщедушный из трех заключенных. Из досье Ханна знала, что это Осси. На плече у него сидела белая крыса с красными глазами, которая как раз подняла голову и с любопытством принюхивалась. Пятидесятилетний лысеющий мужчина выглядел невзрачно. Бывший детский педагог был якобы счастлив в браке, имел двоих взрослых детей, дом с садом – но каждый раз, когда его жена осенью уезжала в отпуск, он похищал пятилетних мальчиков, насиловал, а затем убивал и ночью зарывал в цветочной клумбе. – Спасибо. Это ваш питомец? – спросила Ханна. Осси кивнул. – Терапевты сказали, это полезно для меня и моего социального поведения. Я должен учиться брать на себя ответственность. Вы против? – Против крысы или того, чтобы вы работали над своим социальным поведением? Осси зафиксировал ее взглядом. – Очень смешно! Вы имеете что-то против моей крысы, да? Веселенькое начало! Правда, из досье Осси Ханна знала, что он не только педофил, но и параноик. – Нет. Крыса может участвовать в групповой терапии. – Она оглядела клиентов. – Пожалуйста, выберите себе стул и садитесь. Осси приблизился к ней на опасное расстояние, и, хотя первая инстинктивная реакция была отпрянуть, Ханна не отступила ни на шаг. Напротив – она подняла голову и уверенно посмотрела ему в глаза.