«Молодая она какая-то, – подумал я, украдкой рассматривая девушку. – Детский врач должна быть в меру упитанной женщиной лет сорока, с добрыми ласковыми руками, а эта, похоже, только-только мединститут закончила». Девушка-врач села на край кровати, ладонью потрогала лоб ребенка. – Ну, что у тебя болит? – ласково улыбнувшись, спросила она. – Арина еще не разговаривает, – пояснил я. – Совсем не разговаривает? – уточнила врач. – Молчит как рыба, ни одного звука не произносит. Все понимает, но молчит. Теща считает, что придет время, и она заговорит сразу целыми предложениями. – Сколько девочке лет? – В июле три года будет. – Арина, вставай с кроватки, давай я послушаю тебя. Вот так, задери маечку, вздохни. Врач стетоскопом послушала Арину, постучала пальцами по ее груди. – Покашляй, – предложила она. Дочь с удовольствием согласилась. Ей, к моему удивлению, понравилось «играть» в больницу. А может, просто новый человек заинтересовал ее? Пришла участливая тетя в белом докторском халате, как не поиграть с ней в новую интересную игру под названием «Больница»? – Принесите мне чайную ложечку, – попросила врач. – Арина, высуни язык, скажи «а-а»! Ляг на спинку, я посмотрю у тебя животик. Вот здесь не болит? Теперь расскажешь мне, что с тобой случилось. Дочь вопросительно посмотрела на меня. Я прочитал в ее глазах: «Объясни тете, что я не разговариваю». – Арина, давай я тебя укрою и буду спрашивать. Если я угадаю, то ты кивнешь головой, а если это не так, то отрицательно помотаешь. Хорошо? Дочка согласно кивнула. Я, заинтересовавшись этой необычайной диагностикой, остался в зале, хотя думал воспользоваться моментом, забежать на кухню и хоть пару раз затянуться сигаретой. У меня от свалившихся невзгод во рту пересохло, курить хотелось – не сказать как. – Ты сегодня в садик пришла здоровой? Играла с детьми, и все было, как обычно? Потом тебе стало холодно. Ты легла на кровать, пришла воспитательница, а потом тетя доктор. Все так? Тетя доктор к тебе приходила, градусник ставила? Арина, честно скажи, ты железо в рот брала? Не смотри на папу. Было дело, обсасывала монетки из маминого кошелька? Дочка отрицательно покачала головой. Наверняка обманывала. Все дети в рот монеты тащат, но не все в этом признаются. – Хорошо, давай я тебя об этом по-другому спрошу. Когда тебе стало холодно, то во рту появился неприятный привкус, такой кисловатый и противный, как жареный лук? Арина, обрадовавшись удачному сравнению, радостно закивала. – Тебе сейчас холодно? А если еще одним одеялом укрыть, то теплее будет? Так, папа, идите в ванную, намочите полотенце теплой водой, возьмите банный халат и возвращайтесь, будем готовить девочку к приступу болезни. – Чего-чего? – испугался я. – К приступу?! Доктор, не обращая на меня внимания, раздела Арину, уложила обратно в кровать. – Вы еще здесь? – иронично спросила девушка. – Ребенку сейчас будет становиться все хуже и хуже, а вы стоите, словно не о вашей дочери речь идет. «Какой еще приступ? – в смятении думал я, намачивая полотенце. – Что с дочерью? Может, пора «Скорую помощь» вызывать? Эта докторша одними загадками говорит. Пока мне все не разъяснит, я ее из квартиры не выпущу… Халат. Где я возьму банный халат? У Наташки ни черта в ванной нет». Я с мокрым полотенцем вернулся в комнату. – Вместо банного халата ничего больше не подойдет? – Все подойдет, – ответила девушка, обтирая Арину мокрым полотенцем. – Сейчас я возьму девочку на руки, а вы застелите постель свежим бельем. Это уже совсем мокрое. Она завернула Арину в одеяло, освободила мне поле деятельности. Я вспомнил, где у Натальи хранится постельное белье. Достал первую попавшуюся простыню, застелил кровать. Пододеяльник я менять не стал, просто перевернул одеяло на другую сторону. Врач уложила Арину в кровать, села за стол, стала заполнять медицинскую карточку Арины. – Как вас зовут? – спросил я. – Елизавета Владимировна. – Очень приятно. Меня – Андрей Николаевич. Елизавета Владимировна, вы перед уходом расскажите мне, что с Ариной и к чему мне готовиться. – Все расскажу, – ответила девушка, не отрываясь от бумаг. Теперь, когда наступила временная передышка, я смог рассмотреть гостью. На вид ей было лет двадцать пять – двадцать семь. Ростом девушка была ниже меня почти на голову. Навскидку я бы сказал, что она не выше 163 сантиметров. Под просторным больничным халатом фигуру ее разглядеть было трудно, хотя когда она сняла плащ, то показалась мне немного худой. Волосы у девушки были светло-русые, прическа – «итальянка». На самом деле никакой прически «итальянка» не существует в природе. Это выдумка парикмахеров. Есть безымянная женская прическа с волосами до плеч или немного ниже плеч. Точно такую же прическу в конце семидесятых годов носил каждый третий парень в городе, и никому не приходило на ум сказать: «О, у тебя прическа «итальянка»!» Представляю ответ: «Угу, «итальянка»! Подставляй челюсть, сейчас я тебе покажу, итальянка я или русский мужик!» Так что прическа у девушки была самая обычная, вполне соответствующая ее возрасту и профессии. Черты лица девушки были приятными, но обычными. Настолько обычными, что, описывая ее, невозможно было выделить какую-то присущую только ей индивидуальность или особую примету. Глаза у Елизаветы Владимировны были голубыми и, как и у моей дочери, «говорящими». Когда она смотрела на меня, то я успевал догадаться, о чем она попросит. На правой руке поблескивало тонкое обручальное кольцо. Закончив записи, врач убрала медицинскую карточку Арины себе в сумочку, выписала рецепт. – Скажите, Андрей Николаевич, ваш скептицизм вызван моим возрастом или я что-то делаю не так? – Ожидая ответа, она с интересом посмотрела на меня. Я не смутился ни от вопроса, ни от ее пристального насмешливого взгляда. – Боже упаси, Елизавета Владимировна! Возраст тут совершенно ни при чем. Количество прожитых лет не всегда переходит в качество знаний. Расскажите, что с моей дочерью? – У Арины нарушение теплообмена с окружающей средой. – Это опасно? – встревоженно спросил я. – Это не опасно, потому что это не болезнь. – Елизавета Владимировна, в силу своей профессии и образования я изучал судебную медицину и хорошо представляю, где у человека находятся почки, а где печень. Я знаю, чем проникающее ранение в брюшную полость отличается от непроникающего и какую роль в заживлении ран играет сальник. Я изучал судебную психиатрию, я много раз был в морге на вскрытии. Я имел честь быть знакомым с лучшим специалистом в нашей стране по внутренней энергетике человека. Рассказывайте, я постараюсь все понять. – Приятно иметь дело с таким образованным человеком, – сыронизировала она. – У меня нет таких глубоких познаний в медицине, как у вас, но я защищала дипломную работу как раз по нарушению теплообмена с окружающей средой. Вам в некотором роде повезло, что на вызов пришла именно я. Если бы сейчас девочку осматривал другой врач, он бы потребовал немедленной госпитализации. У Арины сегодня температура будет только расти, и сбить ее ничем невозможно. В больнице вашу дочь продержали бы дня два и выписали, не поставив точный диагноз. Нарушение теплообмена – явление специфическое, до конца еще не изученное. – Она посмотрела мне в глаза, слегка улыбнулась: – Андрей Николаевич, вы поверите мне на слово или после моего ухода вызовете «Скорую»? Я сел на кровать рядом с Ариной, потрогал ее лоб. Девчонка вся горела. – Я верю вам и поступлю так, как вы скажете. – Тогда слушайте. Организм человека – саморегулируемая система. На подсознательном уровне мозг человека отдает команды каждому из внутренних органов и всему человеческому организму в целом. Независимо от воли человека бьется его сердце, легкие дышат, желудок переваривает пищу. То же самое происходит с теплообменом тела человека с окружающей его средой. Наш организм сам настраивается на нужную теплоотдачу. Представьте ситуацию: вы выходите зимой на улицу. Температура вашего тела – тридцать шесть и шесть градусов. Температура окружающей среды – минус десять градусов. На морозе ваше тело стремительно охлаждается, и, чтобы поддержать нужную температуру, организм наращивает внутреннюю теплоотдачу. Вы чувствуете холод, но температура вашего тела остается неизменной – тридцать шесть и шесть. Потом вы входите в помещение, и организм мгновенно перестраивается, на подсознательном уровне мозг понижает внутреннюю теплоотдачу до нужного уровня. Я понятно рассказываю? – Даже очень. – У Арины произошел сбой в регулировании теплообмена с окружающей средой. Сейчас ей кажется, что в квартире очень холодно, и ее организм ошибочно наращивает теплоотдачу. Пик роста температуры условно называется приступом. Потом пойдет спад, и девочка сама по себе выздоровеет. У Арины пологий рост температуры, а это значит, что еще несколько часов температура будет расти, потом замрет на одном уровне, а потом плавно пойдет на спад. Сбить рост температуры невозможно. Никаким внешним воздействием нельзя объяснить организму, что температура окружающей среды гораздо выше, чем он считает. Крепитесь, Андрей Николаевич. Когда температура у Арины поднимется до сорока одного градуса, не пугайтесь и не паникуйте. Это пик, после него начнется спад. Я молча взял градусник, поставил Арине под мышку. – Сейчас семь часов вечера. Это последний вызов у вас? – Да, последний, – вздохнула она. – Пора домой. – Елизавета Владимировна, будьте милосердны! Посидите еще немного. Поверьте, я в первый раз в жизни остался один с больным ребенком. Я, честно говоря, не представляю, что мне дальше делать. «Скорую», как я понимаю, вызывать не стоит? – Если вы мне верите, то не вызывайте. Если не доверяете, то позвоните. Посоветуйтесь с супругой, послушайте, что она скажет. – У меня нет супруги, – на автомате ответил я. Вот это «на автомате», оно ведь стоит пояснения! Если бы женщине-врачу было лет сорок, то я бы пропустил ее слова о жене мимо ушей. Но передо мной сидела молодая симпатичная девушка, и я, ни на секунду не задумываясь, запротестовал: «Нет, нет! Какая, к черту, жена! Я холост. Перспективен. Готов к интересным отношениям». Елизавета Владимировна с сожалением вздохнула. Я обернулся и прочитал в ее глазах: «Разве я спрашивала о вашем семейном положении?» Мы помолчали. Переход от здоровья ребенка к отношениям между его родителями требовал небольшой внутренней подготовки. Лиза, скептически улыбнувшись, начала первая: – Вы не женаты, но это ведь ваша дочь? Вы в разводе с ее мамой? – Я никогда не был женат на ее матери. Черт, температура уже тридцать восемь и девять! Чем мне помочь Арине? – Намочите полотенце и положите ей на лоб, чтобы пот не стекал в глаза. Приготовьте сухое белье. У девочки есть пижама? – Откуда я знаю, что у нее есть! – с раздражением бросил я. – Вы не знаете, какая одежда есть у вашего ребенка? – с сомнением спросила Лиза. – Конечно, не знаю! Я не живу в этой квартире. – Ну, ладно, – не веря ни одному моему слову, согласилась врач. – Черт возьми! – взорвался я. – Посмотрите, в этой квартире нет ни одной мужской вещи. Здесь ничто не указывает, что у девочки есть папа, а у ее мамы – муж. Или сожитель, или хрен знает кто! – Андрей Николаевич, – испуганно стала оправдываться Лиза, – я ничего не хочу сказать… – Смотрите! – Я подошел к одежному шкафу, решительно распахнул дверцы. – Где здесь мужская одежда?