Я, наконец, опускаю взгляд между нами. — Ох, матерь божья. Я смотрю на эрекцию Джека, на ствол, зажатый в его руке, и моему затуманенному оргазмом мозгу требуется мгновение, чтобы осмыслить увиденное. По всей длине нижней части его члена тянется пирсинг с серьгами-штангами, а на головке маленькое колечко: принц Альберт, титаном поблескивает в тусклом свете. Себастьян вторит моим мыслям возгласами удивления и словами одобрения. Но для Джека он как будто не существует. — Ты уверена? Жар разливается по телу, киска умоляет быстрее моих мыслей. — Да. Очень уверена. Очень, очень уверена. Джек улыбается, и это так порочно, так сексуально, что я чуть не кончаю снова, прежде чем он успевает коснуться моего клитора титановым шариком на головке. Отчаянный возглас желания срывается с моих губ, и взгляд Джека предупреждающе сужается. — Что я сказал, Лилль Мейер, — шепчет он. — Не волнуйся, мой шипованный приятель, — пропевает Себастьян, его слова звучат невнятно, до меня доносится звук шуршащей ткани. Я слышу, как со звоном расстегивается пряжка его ремня. — У меня есть способ заставить ее замолчать. Я моргаю, глядя на Джека, и на моем лице отражается тысяча мыслей, которые я, кажется, не могу облечь в звуки. Все они вращаются вокруг слова «страх». В один момент Джек сидит рядом, нежно дразня, скользя своим пирсингом по моим чувствительным нервам. В следующее мгновение он исчезает, и звук болезненного и панического крика перекрывает музыку. — Согласен, она заслужила немного поразвлечься, — в голосе Джека слышится угроза в адрес нашего гостя. Я вскакиваю на ноги как раз в тот момент, когда Себастьян падает на колени. — Но, если извинишь меня за каламбур, я подведу черту под твоими мыслями, будто я позволю тебе прикоснуться к ней. Джек удерживает мой взгляд, нанося удар по горлу Себастьяна раскладным ножом, разбрызгивая кровь по полу и одежде. Себастьян с убывающей силой падает на грудь, его булькающие мольбы переходят в прерывистые выдохи. Джек отбрасывает складной нож в тень и поворачивается, брюки едва держатся на его бедрах, а эрекция все еще тверда под трусами. Он стягивает с себя пропитанную кровью рубашку и направляется ко мне, смертоносный, всепоглощающий. Неизбежный. Когда Джек протягивает руку, словно магнит, я беру ее, следуя уверенными шагами, пока он ведет меня к растущей луже крови и тянет за собой на пол. Джек обхватывает окровавленной рукой мое горло и опускает меня спиной в липкое тепло. Он стягивает с себя брюки с трусами и входит в меня одним движением под звук моего бесстыдного стона. — Что я говорил тебе в клубе, Кайри? — говорит Джек сладким и манящим голосом, в его глазах вспыхивают серебристые искры ярости. Он выскальзывает из моей киски дюйм за дюймом, каждый круглый титановый шарик вызывает покалывающий вихрь растущего отчаяния, разгорающийся у меня в животе. — Что я тебе говорил? — повторяет он, чуть крепче сжимая мою шею. — Благополучие… в интересах… — это все, что я могу выдавить из себя между судорожными вдохами, стараясь не быстро кончить от обманчиво нежного скольжения его усеянного пирсингом члена. — Нет. Попробуй еще раз. — Заявляю… — Хорошая девочка. Молодец. Я сказал, что не буду претендовать ни на кого, кроме тебя. Так что это именно то, — жестокий толчок заставляет меня взвыть от удовольствия, — что я собираюсь сделать. — И любой мужчина, который вообразит прикоснуться к тебе, будет разрезан на кусочки, — еще один мощный толчок, надвигающийся оргазм, который невозможно остановить. — А затем я трахну тебя в луже крови, пока его сердце отбивает последние удары. Я стону, когда Джек хватает меня за бедро до синяков, перекидывая мою ногу на свою спину, чтобы погрузить свой член глубже, титановый шарик на его головке ласкает мою точку G с каждым движением. — Это не препятствие… так у меня будет больше жертв, — выдавливаю я сквозь зубы между нарастающими ударами. — Я и не предполагал, что это будет препятствием. Моя спина скрипит от остывающей крови. Джек отпускает мое горло, чтобы стянуть с меня парик и отбросить на пол. Он крепко сжимает мои волосы в кулаке и запрокидывает мою голову назад, подставляя шею своим укусам и поцелуям. И трахает меня. Он трахает меня так, словно это все, что он когда-либо хотел сделать. Как будто он берет что-то запретное. Как будто он жаждет меня. — Если этот план сработает… — говорю я задыхающимся голосом, проводя рукой по крови, собравшейся на полу. Джек откидывается назад, чтобы изучить меня, глубокие толчки не ослабевают, на его лице выражение яростной потребности. Я ухмыляюсь, нанося диагональный мазок на его сердце, а затем еще один, чтобы получился крестик. — Тогда я выиграю «Тандердом». Джек усмехается, замедляя скольжение своего члена, хватает меня за волосы и другой рукой за спину. Он поднимает меня так, что я оказываюсь верхом на нем, а он опускается на колени в багровую лужу. — На случай, если ты не заметила, я убил его. — И, как обычно, это было бы невозможно без меня, — Джек открывает рот, чтобы возразить, но я прижимаю к его губам окровавленный палец. — О, и, кстати, если другая девушка вообразит прикоснуться к тебе, я отрежу ее гребаные руки и скормлю тебе. А потом возьму ее драгоценную подъязычную кость и раздавлю ее, и буду наслаждаться каждой гребаной секундой, заставляя тебя смотреть, как я спускаю ее в чертов унитаз. Понял, лепесточек? Я невинно хлопаю ресницами и сжимаю плечо Джека одной рукой, насаживаясь на его толстую эрекцию, широко раздвигая бедра, чтобы с каждым толчком принимать его глубоко. Я хочу, чтобы он уничтожил меня на хрен. Чтобы разорвал меня на части, уничтожил к чертовой матери, потому что я буду продолжать возвращаться, как вечный огонь, сталкивающийся с его несокрушимой тьмой. Джек крепче сжимает мои волосы, и его глаза темнеют, когда я кладу окровавленный палец на язык и обхватываю его губами. Он запрокидывает мою голову назад и прикусывает шею, достаточно сильно, чтобы оставить отметину. Его губы впитывают соленый туман на моей коже, прокладывая дорожку вниз по горлу, по груди, пока он не обхватывает мой сосок, сильно посасывая его, обволакивая языком, отпускает, скрипнув зубами, отчего у меня перехватывает дыхание. — Я запомню и помечу, — говорит он. — Но крики только одной девушки я хочу слышать, — Джек прикусывает мою грудь сбоку так сильно, чтобы с моих губ сорвался писк, и он хихикает. — Лилль Мейер, ты можешь лучше. Джек швыряет нас обратно на окровавленный пол, но прикрывает мой затылок рукой, воздух со свистом вырывается из моих легких от удара, его ждущие губы забирают мое дыхание. Я теряюсь в ощущении его кожи и мышц под пальцами, когда они впиваются в его спину, в боли и удовольствии от укусов, которые он успокаивает поцелуями, в порочных толчках, наполняющих мою ноющую киску. Его характерный аромат ветивера наполняет мои чувства, когда я целую его шею и пробую на вкус его кожу. Когда мои стенки сжимаются вокруг его члена, Джек запускает руку в мои волосы, удерживая меня на месте, и пристально смотрит мне в лицо. — Так чертовски красиво, — шепчет он и наблюдает за каждым моментом разрядки, которая прокатывается по моему телу. Я разваливаюсь на части, моя спина выгибается дугой, я пою гимн имени Джека, который звучит как экстаз, и как отчаяние. Клянусь, я чувствую каждое прикосновение металла к своей киске, каждую каплю жара, когда Джек с ревом изливается в меня. Каждый удар его сердца. И мы долго лежали на окровавленных плитках, такие же безмолвные, как тело возле нас, три души, унесенные на двадцать пятый этаж. Глава 13 Чирканье колесика ДЖЕК Трудность с сокрытием тела, когда пытаешься не скрывать тело, заключается в выборе места. Будет слишком очевидно — дилетант. Слишком скрыто — искать будут годами. А нам нужно, чтобы Себастьяна Модео нашли и связали с Молчаливым истребителем в течение нескольких дней, а не лет. Я забрасываю лопату на заднее сиденье своего «Бимера», опершись рукой о багажник, и останавливаюсь на слове «нам» в своих мыслях. Представляю, как Кайри указала бы на это, приподняв одну из своих идеально выщипанных бровей в притворном изумлении. Затем она подразнила бы меня, будто всаживая нож. Но она выглядела бы чертовски сексуально, если бы мучила меня. Изредка улыбаясь, и я захлопываю багажник, несмотря на самозакрывающийся механизм, просто чтобы заглушить бешеный стук своего сердца. Который не переставал разрывать мою грудную клетку с тех пор, как я заявил права на Кайри в луже крови Себастьяна. Настоящее разочарование в этом сомнительном предприятии — это совершенно хорошие кости, которые я оставляю на съедение стервятникам. Череп Себастьяна стал бы ценным экспонатом возле моих трофеев; сувенир, напоминающий о том, как я смотрел в ее прекрасные голубые глаза, когда перерезал ему горло. Этот момент был почти таким же оргазмическим, как ощущение того, как маленькая тугая киска Кайри пульсирует вокруг моего члена, пока она теряла рассудок от удовольствия. Почти. Но, черт возьми, с тех пор я не могу перестать думать ни о том, ни о другом. Воздух раннего утра хрупок от чистого аромата холода. Я глубоко вдыхаю, когда обхожу машину со стороны водителя, свежий слой снега хрустит под ботинками. Белые снежинки освещаются бледным сиянием охотничьей луны19. Под той же луной, под которой я родился. Из глубин памяти я слышу звук колесика зажигалки. Помню, как онемение охватывало мое тело, пока я лежал в засаде под мягким снегом. Затем шелковистая струйка крови согревала мои руки, принося странное ощущение моей коже и остальным конечностям, пробуждая ненасытный голод, который с этого момента никогда не будет утолен. Мое первое убийство. Чувство оцепенения, к которому я уже привык. Поверхностный аффект обезболивает эмоции, психопатия притупляет эмпатию. Лежа под этим снежным одеялом, холод казался мне больше домом, чем любые четыре стены и люди, которые жили внутри. Но убийство… В тот момент, когда я почувствовал, как острая сталь рассекает плоть и сухожилия, мои мертвые зоны ожили. Слыша прерывистые вдохи, глядя в расширенные зрачки, когда ужас наполнял последние секунды жизни жертвы… Это прорвалось сквозь каждый замороженный, оцепенелый слой, окружавший меня. Впервые в жизни я испытал чистый, эйфорический экстаз. В четырнадцать лет тефлоновая оболочка, покрывавшая меня, треснула ровно настолько, чтобы ускорить пульс. Адреналин ударил по моим надпочечникам. Этот порыв вызывал привыкание. Самое близкое описание к моим ощущениям. И я знал, что никогда не остановлюсь. В отличие от Кайри, я не был создан. Я был рожден, чтобы отнимать жизни. Чтобы убивать без угрызений совести. Жажда охоты закодирована в моей ДНК при зачатии. Всю свою жизнь я был волком-одиночкой, переходя от одного плана действий на случай непредвиденных обстоятельств к другому, мой единственный спутник — неумолимая жажда убийства. Я сажусь за руль и завожу двигатель, оставляя нашу жертву и мысли о прошлом на обочине шоссе, погребенными под неглубоким слоем снега, который растает с рассветом. Все замороженное оттаивает под лучами солнца. Я ни разу не представлял себе, каково это — убить кого-то с партнером. Теперь, внезапно, мне стало трудно представить свою жизнь без нее рядом. Я признаю, что у Кайри есть разумный план. Если агенту Хейзу нужен убийца для преследования, то, дав ему ниточку из прошлого Истребителя, он развеет свою одержимость. Большинство убийц не меняют своего поведения, в этом нет ничего шокирующего. Я никогда не думал, что изменю своим безжалостным привычкам. И все же я здесь, рискую всем — своей свободой, своей жизнью — чтобы обезопасить девушку, и думаю о том, как кровь бурлит у меня в жилах в ожидании нашего следующего убийства.