На этом замечании друг пинает его по голени, но печально улыбается: – Вы могли бы рассказать о себе. Все равно уже есть люди, которым известно о вашем существовании. – Просвещенные, политики и ученые, – перечисляет Данте. – Нельзя себе даже представить, что было бы, узнай о нас все человечество. Последовали бы очередные войны, а этого мы не хотели. Нам стоило больших усилий изгнать память о себе в царство мифов и легенд. Мы не можем просто так это изменить. – Вы заплатили за это свою цену. – Все не так драматично. Джиннов больше не заточают в волшебные лампы, богам уже не молятся о всякой ерунде, а ангелы не обязаны защищать людей от всего на свете, – легкомысленно вставляет Гор. – Атеизм даровал нам свободу, а вы наконец сами несете ответственность за свой мир. – Далеко же мы в этом продвинулись, – отвечаю я. – Намного безопасней знать слишком мало, чем слишком много, – вмешивается Данте. – Это, кстати, относится к каждому из видов, и все хорошо так, как оно есть сейчас. Я больше не настаиваю. Этот джинн и Малакай нашли бы общий язык. Надеюсь, однажды они познакомятся лично. – Но раз теперь Сет вернулся, вы должны взять на себя ответственность за его поступки. Это ваша оплошность. Он не может безнаказанно приказывать своим приспешникам убивать людей. – Мы его остановим, – соглашается Данте. – Предоставь это нам. А сама просто проявляй осторожность. – Никаких прогулок по темным переулкам, – шутит Гор, которому Азраэль, очевидно, рассказал о первой атаке демона. Стоило отнестись к этому серьезней, но гораздо проще было внушить себе, что монстр случайно на меня наткнулся. Как же наивно с моей стороны. И все-таки Азраэль тоже оказался там неслучайно. – Твои шутки не помогают! – напускается на него Данте и тут же снова обращается ко мне: – Сет тебе ничего не сделает. Прежде чем я успеваю поинтересоваться, не собираются ли они теперь охранять меня днем и ночью, машина останавливается перед Британским музеем. – Как мы пронесем внутрь скипетр? – напряженно интересуюсь я. – У меня нет ключей от священных залов, но, может, один из вас талантливый грабитель. – Не смеши меня, – заявляет Гор. – Чтобы какая-то стена или дверь остановили джинна? Да никогда! Данте подхватывает скипетр и открывает автомобильную дверцу. – Идем, – зовет он, – покажешь мне нужную коробку. Оставшись сидеть, Гор достает свой телефон. – Я подожду здесь. Посмотрим, получится ли найти девчонку, которая захочет провести со мной этот вечер. Мне срочно нужно отвлечься. – Оставь его, – просит Данте, когда я собираюсь возразить. – Его скоро отпустит. Периодически у него случаются такие депрессивные фазы. Этого следовало ожидать как раз сейчас, когда вернулся Сет. Хотелось бы, чтобы он оставил свой гнев в прошлом, но простить того, кого ненавидишь, – это, наверное, самая сложная из всех задач. Он берет меня за руку, и мы направляемся к главному входу. Я внимательно смотрю по сторонам. Уже стемнело, но, невзирая на это, вокруг полно народу. – Горгульи могут принимать человеческую форму? – Нет, – отрицательно качает головой Данте, – но очень умело прячутся. Хотя ни одна горгулья не будет настолько глупа, чтобы напасть на тебя, когда я рядом. – Тогда лучше не отходи от меня, – сухо отзываюсь, так по-настоящему и не успокоившись. Наверняка за Сетом таскаются и другие чудовища, и я не уверена, что всех их отпугнет один джинн. – И не собирался. С этого момента один из нас будет защищать тебя каждую секунду. – Мне бы следовало вернуться в Пикстон-Парк. – Да, – соглашается он, шагая на первую ступеньку широкой лестницы, которая ведет к входу в музей. – Но разве ты этого желаешь? Крыльцо в стиле неоклассицизма поддерживается ионическими колоннами, и по ночам включается скрытая подсветка. Несмотря на холод, множество людей сидят на ступенях и наслаждаются последними ночами, которые еще можно провести на улице. Никто особо не обращает на нас внимания. Мы просто парочка, которая держится за ручки. – А будь это так, ты бы исполнил мое желание? Данте тихо смеется: – Я же марид. Исполнение желаний – моя специальность. – Любое желание? – Нет, не любое, – признается он. – Я никого не могу воскресить из мертвых. Не могу по желанию заставить кого-то полюбить другого и… – он делает небольшую паузу, – не могу исцелить неизлечимо больного. В целом исполнение желаний – это довольно материалистичная штука. Я мог бы построить тебе дворец или превратить воду в вино. – Хочешь сказать, что Иисус был джинном? Это богохульство. – Я вообще ничего не хочу сказать. – У него на губах расцветает улыбка. – При обычных обстоятельствах я бы отказалась от заказа. Все это становится чересчур опасно. – Тебе вообще не надо было его принимать, – удивляет меня Данте. – Твой друг меня шантажирует, как тебе наверняка известно. Джинн медлит с ответом на момент дольше, чем надо, чтобы показалось, что он не в курсе. – Думаешь, ты вправе так решать судьбу своего брата? – Малакай заслуживает того, чтобы жить. Азраэль выполнит наш уговор? – На моей памяти Аз еще ни разу не нарушал слово, – мгновенно откликается Данте. На самом деле это не отвечает на мой вопрос, но все равно успокаивает, потому что, хотя я совсем недолго знакома с Азраэлем, у меня сложилось о нем такое же впечатление. Я указываю подбородком на дверь, перед которой мы остановились: – Ты не рассказал мне, как попадешь внутрь. – Пусть для тебя это будет сюрприз. – Едва он успевает договорить, сквозь меня проносится поток чистой энергии. Джинн прикладывает одну ладонь к двери, и та превращается в свет. Другой рукой он дотрагивается до моей спины и незаметно притягивает к себе. Я разглядываю свои пальцы, которые стали прозрачными. – Достаточно одного шага, – произносит Данте, – и не бойся. С тобой ничего не случится, пока не разорвется наша связь. Все во мне сопротивляется, однако, по сути, выбора у меня нет, поскольку он непреклонно подталкивает меня вперед. Непроизвольно вздыхаю, потому что кажется, будто я прохожу сквозь вязкое желе. Я распадаюсь и собираюсь заново, а потом мы оказываемся по другую сторону двери, на этот раз внутри музея. Это пугает и завораживает одновременно. И пусть я знаю, что бессмертные способны на удивительные вещи, подобного даже представить себе не могла. Как он это сделал? Как перенес на меня свою силу? В слабом свете, падающем через стеклянные дверные панели, я с изумлением рассматриваю свои руки. – Это невероятно. – Они выглядят как раньше, – с ухмылкой заявляет Данте. – Все снова на своих местах. Я поднимаю глаза и отшатываюсь, врезаясь спиной в дверь. Возле меня парит джинн. Его человеческое обличье исчезло. Лицо все еще принадлежит мужчине, которого я знаю, хотя черты выглядят более суровыми, а человеческое тело пропало. Руки и ноги стали всего лишь мерцающим голубоватым светом. – Ты дух из бутылки? – восторженно шепчу я. – Ты мог бы спрятаться в бутылке? – Возможно, но это ниже моего достоинства, – подтверждает он. – В конце концов, я принц. Я протягиваю руку, чтобы его коснуться. – Не обожгись, – предупреждает Данте. – Я горячий. Мне с трудом удается проглотить смешок. – Фраза, достойная Гора. За считаные секунды джинн перевоплощается в стоящего на двух ногах человека. – Вот только в моем случае это правда. Опасно прикасаться к джиннам. Запомни. Он должен сам разрешить. Неподалеку идет охранник. Он направляет на нас луч фонарика, однако Данте опять использует один из своих фокусов. Между лучом света и нами вырастает стена из песка. Она почти не видна, потому что песчинки белые. Луч скользит по ней, и сторож отправляется дальше. – К архивам нам нужно спуститься по лестнице, – шепчу я после того, как мы снова остаемся одни. – Лифты по ночам не работают. – Куда идти? – Данте вслушивается в темноту, но, кроме звука удаляющихся шагов, вокруг тихо. – Западные лестницы расположены за египетским отделом в четвертом зале, – также шепотом объясняю я. – Ну тогда пошли. Я буду позади. Максимально быстро и тихо мы пересекаем ресторан «Great Court» и проходим мимо музейного магазина. Напротив расположен вход в четвертый зал. Переступив порог, я замечаю всего в паре шагов от себя еще одного охранника. Тот оборачивается в нашу сторону, и это явно означает, что я вела себя не так бесшумно, как хотела. Поспешно отступаю обратно за дверь. Раздается грохот, причем исходит он не от меня, и мужчина испуганно стонет. – Что это за звук? – еле слышно спрашиваю у Данте, потому что ужас пробирает меня до костей. Бродить ночью по музею, оказывается, страшнее, чем я себе представляла. – Это мумии в саркофагах, – шепчет он. – Они хотят вырваться. Я прижимаю ладонь ко рту, чтобы не рассмеяться. Давно ходят слухи, что в музее водятся привидения. Теперь я понимаю, откуда они взялись. Говорят, что скульптуры, украденные из Акрополя, плачут, мумии кричат и требуют, чтобы их вернули в гробницы, запертые двери как по волшебству распахиваются или начинает звучать жуткая музыка. Все эти страшилки из СМИ… по крайней мере, раньше я так думала. – Вперед, пошли дальше, – зовет Данте и следует за мной к лестнице. Мы без приключений достигаем двери, ведущей в подземный архив, и он вновь берет меня за руку, чтобы пройти сквозь нее. На этот раз я готова, что, однако, не делает процесс приятнее. Весьма странное ощущение, как будто внезапно становишься бестелесной. Интересно, то же самое происходит, когда душа покидает тело? Когда Азраэль отделяет ее от этой жизни? Я снова спрашиваю себя, добился ли он чего-то от Осириса и вернулся ли уже домой? Мы направляемся к полке, на которой хранится скипетр. Но прежде чем добираемся до нее, я чувствую, будто что-то не так. Ощущаю опасность на кончике языка еще до того, как вижу ее. Ночью в архиве включено только аварийное освещение, но даже в тусклом свете я различаю человеческую фигуру, которая лежит между стеллажами с неестественно вывернутыми конечностями. Коробка, в которой так долго спокойно лежал скипетр Уас, слегка сдвинута.