Глава 6 Трумэн Гритт не дурачил Джемму, не в эту секунду. Он был человеком, который скрывал свои эмоции. Негативные эмоции. Настоящие эмоции становились понятны, когда он смотрел на нее, как будто голодный волк, готовый поглотить свою очередную добычу. Она видела, как трудно ему держать себя под контролем. Она почувствовала это в короткие мгновения, когда он приоткрывался. И когда он говорил о своей матери, в тех нескольких коротких предложениях она распознала его отвращение к ней. Сейчас она хотела понять почему, а также узнать, почему он отослал Джемму прочь, хотя было видно, что он хотел, чтобы она осталась. Именно поэтому на следующее утро в 6:30 она стояла у него на балконе у двери в его квартиру с двумя чашками крепкого кофе «Jazzy Joe’s» на вынос, ее любимой кофейни. Она была вооружена и готова допрашивать его, если потребуется. Она разгладила свою блузку, выпрямила спину и постучала в стеклянные двери, откуда доносился плач Линкольна. Она постучала снова, и с другой стороны со свистом открылись шторы. Она посмотрела на Кеннеди сверху вниз. Девочка была одета в розовую пижаму, которую выбирала Джемма, на которой были нарисованы маленькие рожки с мороженым. Она зевнула и усиленно пыталась не закрывать свои глазки. Джемма присела перед ней корточки и помахала ей рукой через стекло. Кеннеди шаталась из стороны в сторону. Ее подбородок поднялся вверх, чтобы взглянуть на огромного Трумэна, который появился рядом с ней. Без рубашки. «Дыши Джемма, дыши, дыши». Джемма медленно поднялась, впитывая каждый дюйм его тела, пока не распрямилась во весь рост. Темно-синие пижамные штаны висели опасно низко на его бедрах, ниже под его рельефным и прекрасно сложенным прессом. Она облизала языком губы, когда поднималась вверх, пробежалась взглядом по мускулистым рукам, укачивающим Линкольна. Линии синих чернил украшали широкую грудь, проходя между бицепсами, охватывая сильные плечи и правую сторону его шеи. Стук в стекло над ее головой, заставил снова обратить на него внимание, и она почувствовала, что щеки начали гореть от его улыбки. Его волосы были взъерошены, глаза сонные и… возбужденные? Ей действительно понравилось смотреть на него сонного. От этого он казался нежным великаном. Его улыбка вновь превратилась в тонкую линию, и он дернул за ручку, чтобы открыть дверь. Ой-Ой. Боже, она не правильно все поняла и приняла раздражение за любопытство? — Ты таращишься и преследуешь всех мало-мальски симпатичных мужчин? Кеннеди обхватила ручками его бедро и дернула за штаны, опустив их еще ниже. «Давай, малышка, дерни немного сильнее». Ой, это было не хорошо! Она не должна хотеть, чтобы он лишился своих брюк перед детьми. Ого! Кто же знал, что мускулы могут понизить уровень ее IQ? Она стала думать намного быстрее, полагаю, что со всей своей похотью, витающей в воздухе, еще не разучилась говорить и сказала: — Я не сталкер. А тебе надо побриться, принять душ, как думаешь, это можно сделать с двумя детьми, крутящимися под ногами. Я пришла тебе помочь. Он коснулся своей рукой щечки Кеннеди, и это нежное прикосновение еще больше открыло сердце Джеммы для этого мужчины-защитника. — Ты, видимо, плохо меня слушала, да? Я думаю, что сказал: мне не нужна помощь, — он шагнул в сторону и выдал подобие маленькой улыбки. — Это говоришь ты, а вот твои глаза говорят мне совсем другое, — она зашла в квартиру с ощущением маленькой победы. Она заметила одеяла и подушки на диване, пустые бутылочки на столе и открытый журнал о воспитании, лежащий на полу возле дивана. И сумку, которую она вчера принесла и оставила на столе. — Тяжелое утро? — спросила она. — Я не уверен, что знаю, когда закончилась ночь и началось утро, — сказал он, подавив зевок. — Линкольн получил несколько уколов вчера, и у него начала подниматься температура. Я позвонил врачу, и она сказала, что это нормальная реакция. Я дал ему лекарство, чтобы сбить температуру, сейчас он выглядит хорошо, но врач сказала, что вероятно придётся давать лекарство каждые 4 часа. — Оу, бедный малыш. Ты уже возил его к врачу? — она поставила чашки с кофе на кухонную стойку. — Она приезжала сюда вчера по просьбе моего приятеля. — Это мило с ее стороны. Я не знала, что врачи еще принимают вызовы на дом, — она потянулась к малышу. — Давай мне Линка, и ты сможешь спокойно выпить кофе и принять душ, а также побриться. Он пробежался взглядом по вырезу ее блузки и узким штанам. — Сегодня не в одежде принцессы? — Я берегу ее для особых случаев, таких, когда тебе говорят уйти. Он поцеловал головку Линкольна и передал ей, потом его взгляд остановился на ее губах и оставался там так долго, пока не ускорилось биение пульса. Когда его глаза медленно скользнули вниз по ее телу, она ощутила, как его взгляд прожигает ее через одежду. — Это тоже заслуживает внимания, — сказал он низким хриплым голосом. — Мне нравится этот образ, так же как понравилось то платье, — он поднял Кеннеди на руки и поцеловал в щечку. — Приятно знать. Только не говори мне уйти. Уголки его рта приподнялись, и он повернул Кеннеди к себе лицом: — Ты будешь в порядке, если побудешь с Джеммой, пока я приму душ, принцесса? Кеннеди посмотрела на Джемму. — Мы будем в порядке, — заверила его Джемма, обожая то, как он заботился о детях. — Это хорошо, если она проведет немного времени с девочкой. Тем более, у меня есть для нее лакомства. — Кофе? — Да, крепкий кофе, потому как каждый ребенок в нем нуждается. За кого ты меня принимаешь? Каждый знает, что дети любят фраппучино, а не кофе. Беспокойство охватило его и отразилось на его лице, рука на спине Кеннеди растопырилась, словно лев защищает своего детеныша. Может, в конце концов, он и был немного неандертальцем. Ей нравилась его тяга к защите. — Я шучу. Я принесла кое-что прошлой ночью, — она указала на мешочек на столе. — Перестань волноваться и иди в душ. И, ради Бога, прикрой немного все эти привлекательные, но отвлекающие мускулы. Его губы расплылись в удовлетворенной ухмылке, и также быстро его лицо снова стало серьезным. — Ты принесла ей подарок прошлой ночью? Она пожала плечами и потянулась к ручке маленькой девочки, когда Трумэн опустил Кеннеди вниз. Малышка взглянула на Трумэна, который кивнул, и она взяла Джемму за руку. — Всего несколько вещей, которые, я подумала, могут ей понравиться. Ничего, если я приготовлю завтрак, когда они проголодаются? — Конечно, спасибо, — он ушел, каждый его целенаправленный шаг напоминал о его силе и контроле. Даже когда он поднял рюкзак, лежащий около входной двери, движение было выверено, как будто в голове был отмечен каждый шаг. Он полез в рюкзак и достал несколько чистых листков. — Я накормил Кеннеди вчера утром яйцами, и, кажется, ей они понравились. Доктор дал мне несколько видов меню, графиков и тому подобных вещей. Она подумала о том, как же быстро изменилась его жизнь, всего за два дня. Потеря матери, обретение опеки над двумя маленькими детьми. Неудивительно, что он выглядит, как сторожевая собака. И вот он оставался всю ночь с больным ребенком и до сих пор отталкивал необходимую ему помощь. Она знала матерей детей ясельного возраста, которые просили о помощи только для того, чтобы привести свои ногти в порядок. Джемма посмотрела вниз на руки, чтобы не было заметно, как сердце рвалось из груди. Этот мужчина не должен меняться. Он идеален, именно такой, какой должен быть. — Знаешь что, Тру? Не брейся, если тебе не хочется. Маленькое отвлечение — это хорошая вещь. *** Предполагается, он должен принимать душ, когда в нескольких футах по коридору Джемма заботится о его детях? Ни *баная мать детей, ни суровое правительство не смогут отобрать у него его настоящую семью и заставить уйти. Он должен принять это и сделать так, чтобы ничего из вышеупомянутого не произошло. Как-нибудь. Это одно из волнующих его дел, которое он обязан выполнить. Во-первых, он должен вылечить Линкольна и разобраться с графиками, временем для сна, и как, черт возьми, он должен успевать работать в мастерской. Было слишком много того, о чем нужно подумать в одном десятиминутном душе и черт, этот душ ощущался так хорошо. Он закрыл глаза и подставил лицо под струи воды, и его мысли опять вернулись к Джемме. Умная, красивая, напористая как ад Джемма. Джемма в коротком сексуальном синем платье, из-под подола выглядывали длинные ноги с кремовой кожей, искушали его, а ведь его очень давно никто не привлекал. Холмики ее груди виднелись в вырезе платья. Его рука спустилась вниз, к набухшему члену, обернулась вокруг него и начала медленно двигаться. Он представил тонкие пальчики Джеммы вместо своих, и ее соблазнительные зеленые как трава глаза. Рывок. Рывок. Она языком облизнула малиновые губы и упала на колени. Рывок. Рывок. Он прижал руку к стене, захваченный эротической фантазией, толкаясь в свой кулак, представляя, как Джемма сосет и сжимает его член. Он начал двигать рукой быстрее, скользя грубой ладонью по головке члена, а затем быстро двигаясь вверх. В его фантазии Джемма смотрела на него снизу вверх, вбирая его все глубже, отчего стало тяжелей сосать, уговаривая его и подводя всем этим к грани. Похоть закрутилась в его позвоночнике, и он вонзался все сильнее, постанывая ее имя, и освобождение промчалось сквозь него и вырвалось наружу. Он отшатнулся, хлопнул рукой по плитке на стене и начал ловить ртом воздух. Святое дерьмо. — Трумэн? — окликнула его Джемма из-за двери. Его член начал дергаться в новом предвкушении. Что за черт? Это было похоже на собаку Павлова сейчас? Это было не круто. — Да? — выдавил он. — Я приготовила для тебя завтрак, если ты хочешь есть. Он провел рукой по лицу, чувствую себя виноватым. Она приготовила ему завтрак, и он должен отпустить картинки с его членом в ее глотке. — Спасибо. Я сейчас выйду. Он быстро смыл доказательства своей фантазии с кожи, почистил зубы, вымыл волосы и обернул полотенце вокруг талии. Торопясь, он пересек квартиру по направлению к главной спальни и наткнулся на Джемму, которая сидела рядом с Кеннеди, помогая той надеть платье. Джемма ахнула, качнулась вперед, обеими руками схватилась за Кеннеди, чтобы удержать ее от падения, пока Трумэн сам искал почву под ногами. Она подняла глаза и, о, черт, его взгляд остановился на ее глазах. Ее красные губы и голодные глаза послали импульс к его члену, и предыдущая фантазия вернулась назад, когда она посмотрела на его выпуклость под полотенцем. Ее щеки покраснели, но она не отвернулась. Она спокойно подняла свои соблазнительные глаза и встретилась с его, облизала губы и начала крутить пальцами, кивая в сторону Кеннеди. О, черт. Кеннеди. Он развернулся, молча проклиная свой предательский член, который высасывал жизнь из его головного мозга. — Лучше не слишком остро реагировать, — тихо сказала Джемма. — Я думала, у тебя есть одежда в ванной. Извини, — она подняла Кеннеди на руки, кинув последний долгий взгляд через плечо, а потом сказала: — Давай, милая. Пойдем, проверим спящего маленького братика, пока старший братик будет одеваться. Когда она исчезла за дверью, он посмотрел вниз на свой жесткий стояк, зная, что ни один холодный душ в мире не сможет потушить пожар, разгорающийся у него внутри. Глава 7 В сотый раз за несколько минут Трумэн взглянул на Джемму. Она прислонилась к дверному косяку с другой стороны, одетая в плотно облегающие джинсы и кремового цвета джемпер. Она улыбнулась Кеннеди, которая сидела в футе от нее в траве и счастливо играла с куклой-принцессой, которую ей купила Джемма. И носила пластиковую тиару, которую тоже ей дала Джемма. У куклы тоже была тиара. Кеннеди приняла подарок и играла с ним все утро. Линкольн спал детском манежике в двух шагах от него. Джемма прикрыла верхнюю часть манежа одеялом, чтобы солнечный лучи прогревали манеж до более высокой температуры. Она заботилась о детях так, что это выглядело просто и легко, в то время как он ставил под сомнение каждую мелочь. Безмятежность этой картины была полной противоположностью хаосу, который был у него пару дней назад ночью, а она сделала это все так просто, кажется, за пару минут. Но если кто и знал, как быстро может поменяться жизнь, то это был Трумэн. Как сегодня утром. Сцена в спальне проигрывается перед ним снова и снова. Ее спокойный заинтересованный взгляд. То, как она облизывала губы, как будто хотела снять с него полотенце и попробовать его также сильно, как он хотел поглотить ее. В то время как никто не обмолвился и словом об их столкновении, жар между ними разогрелся до уровня адского пекла. Каждый раз, когда их руки соприкасались, между ними вспыхивали искры, а взгляды тлели. В результате у него была жесткая эрекция всю половину утра. К счастью, Дикси и Бэр не приходили сегодня. Так что не было свидетелей его смешного полустоячего ствола. — Как-нибудь, — сказала Джемма, возвращая его обратно у разговору. Она рассказывала о своем магазине для принцесс. Трумэн слушал, как она описывала различия между вечеринками на День рождения в два годика и семь лет, которые, по-видимому, включали прогулку по красной дорожке под прицелом фотокамер и под звуки множества фанфар. — Мы делаем маникюр и педикюр, прическу и макияж, но это не самая лучшая часть. Лучшая часть — это наблюдать, как дети выбирают себе костюмы без родителей, говорящих, что нужно надеть. Некоторые скромные девочки выбирают кожу и кружева, в то время как задиры предпочитают вычурные платья, — ее глаза горели, и она смотрела мимо него, как будто сцена разворачивалась у нее на глазах. — И в тот момент, когда все собираются вместе, эти девочки вдруг становятся совершенно другими людьми. Это даже лучше, чем наблюдать, как они выбирают одежду, на самом деле. В момент открытия и свободы, когда они понимают, что могут стать кем угодно, если захотят. Я люблю это. Впервые за долгое время он вспомнил, что это значит — видеть нечто иное. Разум видоизменил темные картинки, теперь его пальцы чесались от желания создать что-то без привычного разочарования, что стало его движущей силой. Джемма была мастером жестов. Когда она говорила о своем магазине, то он представлял себе эту картину. Он представлял себе ленточки желтого, розового и оранжевого цвета с вкраплениями синего и фиолетового цвета для ее волос. Он представил себе и другую картину ее лицо в беспокойных завитках и легких мазках пастели, со смелыми полосами морского и темного тех соблазнительных сияющих глаз. И ее тело? Все те сексуальные изгибы и неприступность могут быть нарисованы, как смешение безупречной красоты и сладкого сопротивления с золотым, бледно зеленым, желтым и ярко розовым. — Теперь, когда ты знаешь о моих увлечениях, не мог бы ты рассказать мне о своих рисунках? Он тряхнул головой, чтобы очистить свои мысли. — Ты их видела. Расскажи мне больше о себе, — он хотел знать о ней все, даже если пока не готов отвечать взаимностью, — почему «Принцесса»? Она с напускной серьезностью прищурила глаза, но все равно спросила шутливо. — Почему рисунки? Он переключил свое внимание на ее машину, чтобы избежать вопроса. — Ты позволил мне вломиться в свою квартиру на рассвете, но не хочешь говорить со мной о своих рисунках?