Веслом они оттолкнулись от берега. Вода чуть охлаждала пальцы, а воздух здесь, на воде, был как в фруктовом саду. Берег и костер, издалека напоминавший спичку, вспыхнувшую в глубокой темноте, быстро удалялись. Рыбак выключил мотор и закурил. Они отчетливо слышали лай собак, скрип телеги, чей-то голос, затянувший песню. У костра царило веселье. А их окружали молчаливые воды озера. Вода была изумрудной с розовым и фиолетовым отливом. Герберт снял ботинки, перекинул ноги через борт и опустил их в воду. Затем он быстро сбросил одежду и бесшумно погрузился в темные глубины, обступавшие лодку. — Герберт, что ты делаешь, ты с ума сошел! Простудишься. — Не бойся, Доротти, лезь в воду! Сначала он кружил вокруг лодки. Потом лег на спину и, мерно работая руками, плыл и плыл, пока не перестал различать голоса. — О-го-го! — крикнул Герберт. Он услышал кашель запускаемого мотора, затем ритмичное постукивание. Вскоре он различил надвигающуюся на него черную массу. — Влезай! Он схватился рукой за борт. Рыбак помог ему вскарабкаться в лодку. — Осторожней, ты весь мокрый, — закричала Доротти. — А теперь ты, — сказал Герберт и перекинул ее ноги за борт. — Ай! — вскрикнула Доротти и обеими руками обхватила Герберта за шею. На губах он почувствовал ее мягкие волосы. Но, испугавшись собственной смелости, Доротти тут же отдернула руки. Оба, смущенные, тяжело дышали. Герберт сел на дно лодки. Рубахой вытер спину, плечо, грудь. Рыбак, как ему показалось, целовал свою девушку. Но он, Герберт, ведь не сделал ничего дурного. Почему же он чувствует себя виноватым?.. Вскоре лодка вошла в густые камыши. — Куда мы забрались? — Да тут мысок такой, — сказал рыбак. — Вы здесь подождите. Может, мы яблок раздобудем. Он сошел на берег и исчез в камышах вместе со своей девушкой. Герберт и Доротти ждали их не меньше часа. Наконец послышались чавкающие звуки — кто-то шел по размокшей земле. — Принесли яблок? Рыбак рассмеялся и сказал, что они ничего поблизости не нашли. Было уже за полночь, когда они привязали лодку к помосту. Герберт проводил Доротти. Возле ворот они подали друг другу руки. Герберт подумал: может, поцеловать? И тут же решил, что еще рано. Он сделает это через пару дней. — Пока, Доротти! — Угу! В палатке он раздевался на ощупь, в темноте. Небрежно бросил одежду и нырнул под одеяла. — Герберт! — Это Карл еще не спал. — Ну? — Ты где был? — На озере. — Дерьмо ты, а не летчик. — Ты что… — А меня почему не взял? Герберту стало совестно. Он не знал, что ответить другу. Из-за Доротти он совершенно забыл о нем. — Мировая у тебя девчонка, — помолчав, сказал Карл. — Тебе понравилась? — Что будем завтра делать? — Слышишь? — Герберт приподнялся на постели. Где-то поблизости, как будто в соседнем саду, нарастал глухой шум и постепенно заполнял палатку. Казалось, до них докатился далекий рокот моря. — Гроза? На стене палатки мелькнула короткая фиолетовая вспышка. Раз и еще раз. — Гроза. К рассвету гроза прошла. На дороге валялись сломанные ветки. Ослабли веревки палаток. В столовой было разбито окно. День начинался ненастьем. Воздух был насыщен запахом моря. Герберт выиграл матч с перевесом в полтора очка. После обеда они начали новую партию. — Слушай, — сказал Карл. — Давай сыграем на что-нибудь. — Идет. На что? — Не знаю. — Я тоже. — Давай сыграем на то, кто будет на следующем костре ухаживать за твоей девушкой. Герберт задумался. Матч он выиграл с перевесом в целых полтора очка, Карл как шахматист не был ему страшен. — Идет! А если ты проиграешь? — Возьмешь из моей библиотеки в городе самую лучшую книгу. У меня есть кое-что, можно выбрать. — Договорились. Герберт проиграл эту партию. Он и сам не понимал, как это случилось. Он предложил еще партию — отыграться. — Если я выиграю, первая не считается. А если проиграю — отказываюсь от Доротти в твою пользу до конца лагеря. — Ну что ж, это меня устраивает, — ответил Карл после долгого раздумья. Расставили фигуры. Герберт играл черными. Уже через несколько ходов он потерял коня. Он нервничал. Не мог придумать ни одной комбинации. Через час ему пришлось сдаться. Он встал с постели, на которой была разложена шахматная доска. Набросил куртку и вышел из палатки. После ночной грозы было прохладно, а небо, на котором громоздились тяжелые тучи, было цвета жженой умбры. «Что за погода? — злился Герберт. — И кому это пришло в голову разбивать лагерь в такой дыре, где море можно только слышать?» На Карла он, в общем, не сердился. Напротив. Доротти — только девчонка, а Карл — друг. «Здорово это у нас получилось насчет летчиков. Только зря я играл. Хоть в шахматах я разбираюсь лучше, чем он, это факт, но я слишком нервничал. В шахматы нельзя играть «на что-то». Тогда совсем глупеешь. Шахматы — сами по себе удовольствие. Жаль Доротти. И все из-за этого дождя, из-за этой грязи, которая хлюпает под колесами телег!» По обочине дороги он медленно шел в сторону деревни. Ему не хотелось угодить в лужу или съехать в кювет, где в грязной воде блаженствовали зеленые лягушки. Перед церковью — пусто и сонно. Намокшие рекламы болтаются перед входом в кино. В кабачке — теснота, вонища. Он поспешил выбраться оттуда. Увязая в глине, спустился к помосту. И здесь никого. Волны прибили стебли камыша, ветки, листья, солому. Все это, облепленное грязно-коричневой пеной, колыхалось у берега, качалось возле помоста, окружало пузатые рыбачьи лодки. Герберт вернулся в деревню. Проходя мимо женского лагеря, замедлил шаги — не зайти ли?.. Он толкнул неподатливую калитку, обошел лужу и встал под навес… Вдруг из дома выбежала Доротти. Увидела его. — Ну, что скажешь? — Ничего. — Почему? — Так. — Ну, тогда и я так. — Погода… — он неопределенно махнул рукой.