Больше он ничего не говорит, но его взгляд красноречивее слов. Я уже настолько привыкла видеть его ауру, что глаз цепляется только за изредка появляющиеся черные молнии. Выглядит он абсолютно спокойным, но, судя по пульсации вокруг него, внутри у него кипит целая буря эмоций. – Ее жизнь может оборваться по одному щелчку пальцев. Очередная проверка с его стороны? Хочет понять, насколько я бессердечна, или ему самому и правда абсолютно плевать на гибель и без того несчастного создания? Даже не знаю, какой из вариантов хуже. Снова начинается сильная изжога. Кажется, желчь внутри меня снова хочет выйти наружу. – Ты – монстр, – шепчу я. – Не стану этого отрицать, но я спрашиваю это все для того, чтобы ты осознала, насколько сильны в тебе предрассудки. У тебя болит за нее душа? Тебе ее жаль? Если ее жизнь не может быть отнята без какой-либо на то причины, то почему кого-то из Падших или Отрекшихся должна постичь эта участь? – Какая-то странная параллель. Отрекшиеся охотятся на людей. Убивают, пьют их кровь, продумывают план по их уничтожению, просто потому что им это нравится. А Падшие хотят разводить Нефилимов, как домашний скот. Мы лишь идеально подходящие для них самих «сосуды». Они жаждут поработить нас, тем самым полностью истребив наш род. То, о чем ты говоришь, ни в какое сравнение не идет с ситуацией, в которой оказалось это бедное создание. – Не все потомки ангелов исчезают бесследно, становясь Отрекшимися. – Что? О чем ты говоришь? – просто голова идет кругом. Абсолютно не улавливаю, что он хочет донести до меня. – Сильвер – прекрасный тому пример. Да, превращение несомненно изменило ее. Будучи потомком ангела, она была всего лишь наивным и неразумным дитя. Но не все Нефилимы теряются в забытьи. Если их сила воли достаточно сильна, то погибает именно сущность Падшего. Вот оно. Мой ответ на вопрос, который он решил проигнорировать несколько дней назад. Та самая важная вещь, в которую полукровки отказываются верить. – Если то, что ты говоришь, правда, и она сохранила свою сущность и воспоминания, тогда почему Сильв осталась здесь? Почему воюет против своей семьи, которая искала ее столько лет? Против тех, кто любил и скорбел по ней. Почему она встала на твою сторону? Торн откидывается назад, проводя двумя пальцами по своей нижней губе. – На то есть причины. Но я не имею права о них говорить. Можешь спросить у нее сама, если хватит смелости. Она уже в городе. Мое тело буквально проклинает меня за каждое движение, но я не сдаюсь, пока мне наконец-то не удается сесть прямо. Сжав зубы, я, несмотря на жуткую боль, начинаю вставать с постели. Светловолосый хочет помочь, но я останавливаю его движением руки. Не хочу, чтобы меня кто-то трогал. Не хочу, чтобы он касался меня. – Я хочу вернуться в свою камеру. – Это не камера, а твоя комната. – До тех пор, пока я не могу выйти оттуда, когда захочется, это именно камера. С минуту блондин изучает меня с задумчивым выражением лица. – Ты специально все усложняешь, – говорит он. – Мне это не то чтобы по душе. У меня возникает неимоверное желание показать ему язык, как будто я маленький и очень обиженный ребенок, но я сдерживаю этот порыв. – Мне вообще плевать, если честно, что тебе нравится, а что нет. Он следит за тем, как я ковыляю к другой стороне кровати. Крылья за моей спиной невероятно тяжелые и тянут вниз. С каждым шагом металлические кончики скрежещут по каменному полу. Я не прочь сжечь всю его комнату к чертовой матери, но сейчас у меня совсем нет сил на то, чтобы вернуть себе человеческий облик. Кое-как добравшись до стены с другой стороны кровати, я начинаю нажимать на рандомные камушки, пытаясь снова открыть дверь. – Чертова открывашка, – бурчу я себе под нос. – И где ты вообще есть? Я осматриваю каждую щель и трещинку в стене, но заветных очертаний дверного проема не нахожу. Торн, стоящий за моей спиной, нажимает на какой-то невзрачный камушек. Снова что-то начинает шуметь, а затем часть стены отделяется и отползает влево. Она отъезжает по специальной дорожке. Когда я просовываю голову вперед, то обнаруживаю закрепленные сверху шестеренки и шкивы. Хромая, делаю несколько шагов вперед и начинаю спускаться по лестнице. – Позволь мне отнести тебя. Теперь он решил поиграть в благородного принца? Я игнорирую его предложение и продолжаю двигаться своим ходом. Моя поясница все еще болит, как бывает при переломе, хотя технически кости уже срослись. Колено опухло, а раны и порезы по всему телу горят так, словно меня искусал целый отряд рыжих муравьев. Но я бы ни за что не приняла помощь от этого Нефилима. Даже если бы от этого зависела моя жизнь. Он разочарованно рычит и шевелит крыльями, но ко мне не прикасается. Я наконец добираюсь до нижнего этажа. Судя по ощущениям, ползла я сюда почти месяц. И, конечно же, здесь снова скрытая дверь. Поэтому приходится ждать, пока блондин нажмет на заветный ключик, чтобы открыть проход. Комната, в которой я обитаю, находится чуть дальше по коридору. Пытаюсь ускориться, чтобы доползти до нее поскорее. Будто я какой-нибудь съехавший с катушек заключенный, жаждущий вернуться в свою камеру. Мне даже плевать на то, что меня запрут изнутри. Я просто хочу оказаться в своей кровати и проспать целый год. Тело остро нуждается в отдыхе, чтобы исцелиться и восстановить силы. Распахнув дверь, я подхожу к вожделенному предмету мебели, но не ложусь. Жду, когда Торн уйдет. Он никак не выдает свое присутствие, но я знаю, что он еще здесь. Чувствую, как он прожигает взглядом мой затылок. Сложив крылья, я чуть расправляю их, чтобы хоть как-то оградиться от него. – Ты злишься… за утреннюю тренировку? «И не только за нее», – хочу ответить ему я. Но держу рот на замке. Сейчас я просто хочу побыть одна. Он тяжко и измученно вздыхает. Я представляю, как он проводит ладонью по лицу, а затем кладет ее на затылок. – Просто мы так привыкли. Мы не останавливаемся, чтобы обработать и перевязать раны и убедиться, что соперник в порядке. Ведь за пределами этих стен мы лишены этой роскоши. Вынуждая кого-то выкладываться на все сто, мы действуем во благо. Чтобы узнавать свои сильные стороны и избавляться от слабостей, чтобы наши враги ими не воспользовались. Парень взъерошивает свои крылья. Металлические концы перьев лязгают при соприкосновении друг с другом. Торн ждет от меня ответа… хоть какого-нибудь. «Если я не могу кем-то управлять, они для меня бесполезны». Эта фраза до сих пор не выходит у меня из головы, даже спустя несколько дней. Настанет время, и он будет точно так же думать и обо мне? Если уже не настало. Поворачиваюсь к нему лицом, чтобы видеть реакцию на свой вопрос. – Что тебе нужно от меня? Я здесь уже почти неделю, и за это время ты показал мне крепость и буквально не оставил на мне ни одного живого места. Ты говорил, что хочешь, чтобы я увидела то, как ты живешь. Окей, я согласилась и увидела. Поздравляю. Я впечатлена. У тебя гигантский замок и огромная и безжалостная армия. Рада за тебя. И что дальше? Как я могу принимать дальнейшее решение, если ты скрываешь истинную причину моего нахождения здесь? – Еще не время. – Не время для чего? – давлю на него, да. – Ты еще недостаточно хорошо нас знаешь. Но я уверен, что через пару дней… – Нет, – я поднимаю руку, чтобы остановить его. Тот факт, что он снова пытается уйти от темы, выводит меня из себя. – Не нужны мне никакие несколько дней. Мне уже надоело плясать под твою дудку. В чем вообще дело? Я же наверняка нужна тебе не просто так. И я хочу знать, для чего именно. Мы с Торном безотрывно смотрим друг на друга. Обычный человек давно бы уже не выдержал и забился в какой-нибудь угол. Между нами разве что искры не летают. Но, как неоднократно подчеркивал блондин, мы – не простые смертные. – Ты еще не готова, – отрезает он. – Я не готова? – из груди у меня вырывается хриплый смешок. – Ты хочешь сказать, что это ты не готов, потому что знаешь, что независимо от причины я отвечу тебе нет. Я увидела все, что ты хотел показать мне. Пожалуй, пора напомнить тебе о твоем же обещании. Позволь. Мне. Уйти. Нефилим делает вдох, и у него раздуваются ноздри. – Ты же это несерьезно? Никто на этой планете и даже в другом мире не поймет тебя так же, как понимаю тебя я. – Я не шучу. Да, возможно, в нас обоих течет кровь серафимов, но если жизнь меня чему-то и научила, так это тому, что семья далеко не всегда определяется кровными узами. У Торна дергается глаз. – Твоя мать была бы очень расстроена, услышав это. В желудке все переворачивается. – Моя мама? Что ты имеешь в виду? – Она и есть тот самый Отрекшийся, который пытался убить тебя. На мгновение я забываю, как дышать. Время словно останавливается. – Ты лжешь. – Если тебе от этого будет легче, то можешь считать так. Я усиленно вспоминаю все, что поведал мне Диньк о моей матери. Сказал он тогда не особо много. Я наконец сажусь на свою постель. – Мне сказали, что ее убили. – Видимо, Нефилимы посчитали ее становление Отрекшейся убийством. Очевидно, и небожители тоже. – Так она жива? Парень, судя по всему, не особо-то хочет отвечать на мои вопросы. Наверняка он уже жалеет о том, что ляпнул, не подумав. В ожидании ответа сжимаю руки в кулаки, Ногти больно впиваются в ладони. – Да.