В продолжение всего этого дня, до самого вечера, когда приехал домой, Авраам умудрялся не думать про Марьянку. Он вернулся в участок и выслушал короткий отчет о том, что делал Сара. Его подготовка к поездке продолжалась: в одиннадцать Хаим вышел из дома и снова пешком отправился в центр города, на этот раз купить чемодан. Дети все еще были не с ним, жены тоже нигде не было видно. И сам он ни с кем не встречался. Представитель «Ройял Джорданиан», последней авикомпании, в которой Авраам должен был узнать про его жену, подтвердил, что Дженнифер Салазар в Манилу через Амман и Гонконг не летала. Инспектор пообедал в буфете и вернулся к себе в кабинет. Он сверил время через сайт «Уорлд клок» и выяснил, что если в Холоне сейчас двенадцать дня, то в Маниле – ровно шесть, после чего позвонил туда. Поразившись тому, что он услышал густой мужской бас, ответивший ему из полицейского информационного центра Манилы, инспектор сказал по-английски: – Говорит Авраам Авраам, офицер израильской полиции. Могу ли я поговорить с офицером следственного отдела? Филиппинец не сразу понял, о чем речь и зачем его собеседнку потребовалось говорить по-английски со следственным отделом, который у них называется Отделом уголовных расследований и надзора. Аврааму пришлось объяснить, что ему требуется помощь местной полиции для расследования дела с муляжом взрывчатки и совершенным в Тель-Авиве покушением на жизнь человека, хотя раскрывать подробности этого дела ему не очень-то и хотелось. Он подумал, что, может, ему стоило связаться со службой безопасности аэропорта или попросту обратиться в службу международных связей при филиппинской полиции, и снова повторил: – My name is Chief Inspector Avraham from the Israel police and I investigate an attack and demy-bomb[8], – после чего добавил, что дело безотлагательное. Мужчина на проводе попросил Авраама подождать. Сайт филиппинской полиции был полон информации о ее структуре и сотрудниках, но изображения главного полицейского управления не было, поэтому израильскому инспектору не удалось представить себе, где сидит ответивший ему мужик или как выглядит помещение, из которого ему через минуту ответит офицер Отдела уголовных расследований и надзора. На многочисленных фотографиях мелькали улыбающиеся и подтянутые филиппинские полицейские. Все они были худощавыми, многие в очках, придававших их лицам изысканный и элегантный вид. На самом деле Авраам очень мало знал про Филиппины – только то, что эта страна находится где-то в Азии и что экономическое положение там, наверное, очень тяжелое, если столько филиппинцев приезжает в Израиль на заработки. И как выглядят улицы из окон Главного полицейского управления в Маниле? Инспектор пожалел, что не проверил все более серьезно перед тем, как звонить в полицию, и попытался открыть страницу «Википедии» про Филиппины, но в этот момент услышал на линии другой голос, почти птичий. Бригадный генерал Ансельмо Гарбо, глава Службы уголовных расследований и надзора, спросил его на беглом английском: – С кем имею честь разговаривать? Авраам понадеялся, что этот человек не разочаровался, когда он коротко сказал: – Chief Inspector[9]. Имя и звание филиппинского полицейского следователя тут же вызвало в нем зависть. – Я так понимаю, что вы звоните в связи с обнаружением взрывного устройства, – сказал Ансельмо Гарбо. – Совершенно верно. – В Маниле? – спросил генерал, и Авраам внезапно понял, что филиппинский телефонист все перепутал, решив, что он звонит предупредить о террористическом акте. – Нет-нет, я звоню не по поводу террористического акта. Я из уголовного розыска, – стал объяснять инспектор. Чтобы избежать недомолвок, он прочитал продолжение, глядя на разложенный перед ним листок бумаги: – Нам требуется ваша помощь в розыске гражданки Филиппин, проживающей в Израиле. Согласно переданной нам информации и регистрации в пограничной полиции, она вылетела из Израиля на Филиппины двенадцатого сентября, но каким рейсом, выявить не удается. Хотелось бы, чтобы вы помогли нам убедиться в том, что она находится на Филиппинах, и проинформировали нас, как с ней связаться. Ансельмо терпеливо выслушал его речь, попросил у Авраама сообщить ему все детали, и, видимо, записал их. Израильскому инспектору показалось – хотя у него и не было на то причин, – что следователь, с которым он разговаривает, очень сообразителен и схватывает все на лету. Говорил он кратко, и его голос входил в ухо Авраама, как сверло. – Вы хотите сообщить мне, что гражданка Филиппин пропала в Израиле? – спросил Гарбо. – Нет. Я хочу выяснить, въехала ли она в вашу страну и когда, – ответил Авраам. – Можете ли вы сообщить мне, с какого числа она отсутствует и кто подал заявление? – Заявления никто не подавал. Нам просто нужно пригласить ее для дачи показаний. Ансельмо не отступился, и его коллеге пришлось рассказать, что ему нужно вызвать пропавшую гражданку на допрос по поводу произошедшего в Тель-Авиве нападения. Авраам объяснил, что она не подозревается в том, что является соучастницей этого нападения, но ее свидетельство необходимо. Ему почему-то показалось, что Гарбо ему не поверил. Получив от Авраама номер паспорта Дженнифер Салазар, филиппинец коротко сказал: – Я передам это своему руководству и в Отдел международных связей и координации, и мы срочно с вами свяжемся. С этими словами он положил трубку. Авраам прочел в «Википедии», что Манила – самая густонаселенная столица мира и что в ней проживает более пятнадцати миллионов человек, и не понял, как может следак обнаружить в таком вареве безымянного бандита или человека, подложившего муляж бомбы. Он был потрясен, когда, «погуглив», вышел на этого филиппинского полицейского. Бригадный генерал Ансельмо Гарбо был самым прославленным офицером манильской полиции. Четыре года назад, сообщалось в газете «Дейли трибьюн», он захватил серийного убийцу, который в течение полугода наводил ужас на жителей города. Этот убийца прикончил одиннадцать человек. Он вспарывал им животы и вкладывал внутрь, в кишки, редкий цветок – мишоксию колокольчатую, – после чего с тщательностью хирурга зашивал живот. Гарбо присоединился к расследованию на позднем этапе, потому что в течение года пребывал в Париже, на курсах усовершенствования при Академии уголовных расследований. Через две недели после своего возвращения он напал на след убийцы, разгадав смысл его жуткой символики. Инспектор почувствовал себя так, будто поговорил с героем какого-то фильма или романа. К статье прилагалась фотография мужчины с мелким и узким лицом, с ястребиным носом, в круглых очках и, как и Авраам, тоже лысеющего. Выкурив сигарету, инспектор позвонил в больницу и побеседовал с грубой докторшей из травматологии. Потом связался с судебным экспертом, и ему пообещали, что до завтра закончится анализ находок, обнаруженных на месте преступления. Ранним вечером, открывая дверь в свою квартиру, он услышал звонок. Ему показалось, что телефон давно звонит среди пустых стен и что звонит Марьянка, и он поскакал отвечать. Но трубка молчала. Авраам подождал, надеясь, что телефон зазвонит снова, а затем послал Марьянке еще одно послание: «Уж больше не разговариваем, никогда?» И на него она тоже не ответила. * * * В ту ночь инспектор Авраам спал долго, но расследование не оставляло его и во сне. Ему приснилось, что он вращается и падает, и ничто, за что бы ни пробовал уцепиться, не спасает от падения. А Марьянка в это время ждет на автобусной остановке. Разбудил его звонок сотового, положенного возле кровати. На экране был международный номер, и мужчина ответил, решив, что это звонит она, но услышал резкий голос Ансельмо Гарбо: – Инспектор Авраам? Говорит бригадный генерал Гарбо из Службы уголовных расследований и надзора полиции города Манила. Удобное время для разговора? Авраам ответил, что вполне, и присел в постели. – Мы по вашей вчерашней просьбе осуществили проверку, и несколько минут назад я отправил вам по электронной почте подробный отчет о ее результатах. Но я хотел сказать вам вкратце, что Дженнифер Салазар в последний раз побывала на Филиппинах восемь лет назад и с тех пор ни разу сюда не приезжала. И еще важная деталь: вы сказали, что, по утверждению мужа, она поехала на Филиппины поухаживать за отцом. Но оба ее родителя умерли много лет назад. Вы меня слышите, инспектор Авраам? Филиппинская полиция обеспокоена переданной вами информацией и просит вас неизменно информировать нас по поводу вашего расследования. Авраам не помнил, чтобы он рассказывал Гарбо про то, что Дженнифер Салазар поехала поухаживать за отцом, – но, видимо, все-таки упомянул об этом. А то, может быть, прославленный сыщик прочитал его мысли? Израильтянин поблагодарил своего коллегу, пообещал в ближайшее время связаться с ним – и тут же полностью проснулся. Почему-то ему показалось, что информация, переданная ему филиппинским следователем, придала ему силы и что с падением покончено. Он прошел в рабочую комнату, чтобы прочесть посланный ему Гарбо отчет и сообщить о нем Илане. Перед этим позвонил Маалюлю, и старый следак, который еще вчера ни в чем не был уверен, сказал ему: – О’кей, Ави, видно, твоя правда. Авраам собирался спросить Илану, может ли он наконец-то задержать Сару и привести его на допрос, но, еще прежде чем он открыл рот, она опередила его: – Прекрасно, что позвонил, Ави. Как раз вовремя. Мне нужно, чтобы ты срочно поехал в больницу. Пять минут назад оттуда позвонили и сообщили, что ночью Хава Коэн пришла в себя. Через несколько минут бешеной гонки по шоссе инспектор был в больнице и почти бежал по коридорам травматологии, но дежурный врач не пустил его в палату. Оказалось, что врачебный персонал решил, что не разрешит полиции увидеть Хаву Коэн, пока той не станет еще немного лучше. Авраам спросил дежурного врача, способна ли она разговаривать, и тот ответил: – На данный момент больная не разговаривает, только плачет. Вам придется подождать, по крайней мере до часу дня. Илана сообщила, что она хочет присутствовать при допросе, пусть это будет хоть посреди ночи, и велела Аврааму пригласить бригаду фотографов, чтобы те засняли пациентку. Инспектор рассказал ей про свой разговор с Гарбо, и она сказала: – Прекрасно. Тогда, если Хава Коэн подтвердит, что нападающим был Сара, во время допроса мы сможем предъявить ему еще и это. Сыну и брату Хавы разрешили на минутку зайти к ней в палату, и инспектор принялся искать их, чтобы выяснить, сообщила ли она что-нибудь про обстоятельства нападения, но в коридоре их не было. Одна из сестер сказала ему, что они пошли поесть, и полицейский остался ждать. Врачи в палату почти не заходили, чтобы дать своей пациентке возможность прийти в себя, и из коротких бесед с ними Авраам понял, что разрешение допросить ее будет получено, только когда придет начальник отделения. * * * В полдвенадцатого Авраам увидел брата Хавы Коэн, разговаривающего в коридоре по телефону. Он подождал, пока тот закончит говорить, после чего подошел к нему. Мужчина тоже сказал, что его сестра не смогла выговорить ни слова и только плакала. Но она узнала обоих посетителей и обняла сына, когда тот нагнулся ее поцеловать. Это был хороший знак. Позвонил Маалюль – спросить Авраама, хочет ли тот, чтобы он приехал в больницу, – и Авраам ответил, что пока в этом нет необходимости. Они все равно не знают, скольким полицейским разрешат войти в палату. В кафе «Арома» у входа в больницу инспектор съел бутерброд с яичницей и сыром. Он не сомневался, что через несколько часов приведет Сару на допрос. Но было кое-что еще, тревожащее его. Ему казалось, что-то жжет его изнутри… Заведущий отделением прибыл в два дня. Осмотрев Хаву Коэн, он распорядился оставить ее в покое еще на два часа, и Авраам доложил Илане, что есть задержка. Было еще рано говорить, каково состояние Хавы и какой вред ей причинен, но первичная проверка показала, что общаться со следователями она сможет. Пока фотограф со звукооператором устанавливали за дверью палаты свою аппаратуру, Авраам успел выкурить две сигареты. А без четверти пять приехала Илана. Она попросила у заведующего отделением разрешения поприсутствовать при разговоре и велела сестрам принести ей планшет с прикрепленным к нему листком бумаги и два карандаша – на тот случай, если Хава Коэн не сможет двигать мышцами рта. В десять минут шестого, больше чем через десять часов после того, как пострадавшая пришла в себя, заведующий отделением в последний раз зашел в палату проверить ее состояние, после чего открыл дверь и кивком головы пригласил следаков войти. Илана вошла первой, Авраам – следом за ней. Фотограф, пристроившись со звукооператором напротив койки, попросил включить все лампы, потому что освещение в палате было слабым. Илана присела на стул возле койки Хавы Коэн, а Авраам остался сзади, у стойки для капельницы. С другой стороны койки стоял заведуюший отделением. Глаза Коэн были открыты, но на Авраама не глядели. И рот тоже был открыт, но неподвижен. Инспектор не понял, заметила ли она его, и если да, то узнала ли. Илана склонилась к ней и мягко сказала: – Хава, меня зовут Илана Лим, я из Следственного отделения полиции. Первое, что я хочу сказать: я очень рада, что вы пришли в себя. Ваши врачи сказали, что теперь вы сможете ответить мне на несколько вопросов по поводу нападения. Чувствуете ли вы, что можете со мной поговорить? Аврааму не удалось уловить какое-то движение лежащего на койке тела. Глаза пацентки оставались неподвижными, рот – тоже. Илана посмотрела на заведующего отделением, и он дал ей знак продолжать. – Хава, – сказала Лим, – мы обнаружили вас в ночь с воскресенья на понедельник в канаве на юге Тель-Авива. Вы помните, как там оказались? Авраам заметил легкое движение головы. Хава Коэн это помнила. Потом она закрыла глаза, и он услышал плач, о котором раньше рассказывали врачи. Это был какой-то приглушенный вой, который исторгся из все еще неподвижного рта. Илана прижала обе ладони ко рту и стала ждать, а затем снова спросила: – Хава, вы помните, как попали в канаву и кто на вас напал? И снова Коэн качнула головой и издала приглушенное завывание. Аврааму показалось, что она пытается приподнять с подушки голову. Заведующий отделением взял ее за руку. – Хава, вы сумеете написать нам это на планшете? – спросил он. – Вы раньше показали мне, как хорошо умеете двигать рукой, так ведь? Давайте подвигаем ею вместе. Я вам помогу. Врач положил руку пациентки на планшет. Авраам не видел букв, которые медленно вырисовывались на бумаге, потому что перед ним торчала Илана; он видел только медленное движение руки Хавы Коэн, которую поддерживал заведующий отделением. И тут он услышал голос Лим: – Узан? Вы это написали? Написали «Узан»? Вновь раздался вой, на этот раз более глубинный и истомленный, будто стонало все израненное тело Хавы. Илана повернулась к Аврааму.