– Это тебе что-то говорит? Нам известно, кто такой Узан? – спросила она, и инспектор приблизился к койке, чтобы разглядеть буквы. Он хотел убедиться в том, что Коэн написала именно это, и все еще не верил. Авраам кивнул, и Илана снова обратилась к лежащей на койке женщине: – Хава, можете написать здесь полное имя? И Хава Коэн написала. 10 К моменту, когда дети проснулись, все было готово. В центре гостиной стоял старый чемодан, а рядом с ним – спортивная сумка, которую Хаим купил за день до этого, чтобы взять с собой в самолет. На диван, возле голубой подушечки, которая все еще там лежала, он положил бумажный пакет из бутика «Белла Донна», в котором лежали подарки. Авиабилеты Сара веером разложил на столе. Даже завтрак был уже готов. В детских тарелках лежали бутерброды с сыром и ломтиками помидоров, а рядом стояли чашки с холодным шоколадным молоком. Пока Хаим пил кофе у открытого окна, он услышал в комнатах какое-то движение и догадался, что это Шалом – мальчик проснулся и присел на кровати. Отец еще немного помедлил на кухне с кофе в руках и послушал, как его младший сын зовет Эзера, спящего на верхней койке. Несмотря на то что в последние дни он неоднократно просматривал в своем воображении эту сцену, совершенной готовности у него не было, особенно после разговора с матерью. На словах Сара был тверд и сердито отталкивал ее возражения, но этот разговор оставил у него горькое чувство и пошатнул его уверенность в себе. Однако же завтра в этот час колебаться будет некогда. Они уже будут в аэропорту. А может, уже и в самолете… Или будут ждать объявления, через какие ворота производится посадка на их самолет… Хаим представил, как его самого и детей поглощает темный переход, ведущий к самолету. Их последний день в доме был расписан до мелочей. Однако в плане поездки были детали, которые Хаим еще не обдумал. Куда они двинутся сразу, как приземлятся в Маниле, перед гостиницей? И что почти две недели будут делать в чужом городе после того, как поиски Джени окажутся бесплодными? В центре города он купил в магазине учебных пособий путеводитель по Филиппинам и ночью начал его читать, чтобы ответить на вопросы детей, когда сообщит им про поездку. Было бы куда легче, если б можно было уехать всего на два-три дня. Хотелось, чтобы они, все трое, уже вернулись оттуда и снова оказались дома. Сара представлял себе их новую жизнь без нее, когда ребята больше не будут спрашивать о ней, потому что узнают, что случилось. Эзер, спавший в трусиках, снял их, чтобы пописать, и теперь, когда Хаим повел их в гостиную, шел голышом. Шалом был в пижаме. Они остановились посреди гостиной перед вещами, и младший из братьев спросил: – Почему тут сумка? – А вот угадайте! – сказал Хаим. – Зачем люди берут чемодан? – Чтобы куда-то поехать, – ответил Шалом, таращась на тощенькое тельце старшего брата. – Но кто это едет? – Мы едем, – объявил Сара. – И угадайте куда. Ему было странно, что дети догадались не сразу. Когда он мысленно репетировал этот разговор, оба сына знали ответ на его вопрос и хором его выкрикивали. – К бабушке? – спросил Шалом. – Нет, – покачал головой его отец. – А еще догадки будут? Эзер молча стоял возле чемодана и не принимал участия в игре – может, еще не до конца проснулся. – К тете Адине? – предположил Шалом. Хаим снова помотал головой. – Так куда же мы едем? – спросил его младший сын. – Хотите, чтобы я вам рассказал? – улыбнулся отец. Если б Сара мог выбросить из головы то, что накануне вечером наговорила мать, он не стал бы колебаться с ответом. А мать на их языке прошептала: «Зачем им врать и тащить их туда? Ты и здесь можешь сказать им, что они больше ее не увидят». И Хаим не стал объяснять ей, что поездка – это нечто обратное лжи, что они едут, чтобы открыть для себя правду. – Мы едем на встречу с мамой, – сказал он теперь. – Завтра утром мы летим к ней на самолете. Шалом запрыгал на месте, а на замкнутом лице Эзера появилась легкая улыбка. Они были по-настоящему счастливы. Сара знал, что это их счастье превратится в разочарование и боль, но именно этого он и хотел. Первые дни будут горькими, но он постарается всячески ублажать их, и к тому моменту, как они вернутся в Израиль, боль рассеется. У Шалома наверняка. У Эзера это продлится дольше, но потом и он все поймет. И вернется к отцу, потому что никого другого у него нет. Отец раздал сыновьям билеты и объяснил, что места в самолете уже известны. Эзер будет сидеть у окошка и увидит, как самолет поднимается в небо, прямо над облаками, а Шалом будет сидеть рядом, между старшим братиком и папой. Младший заартачился, сказал, что это он хочет сидеть возле окошка, и Хаим пообещал, что полет будет долгим и они смогут меняться местами. Эзер крутил свой билет и так и эдак и вопрошающе глядел на еще два билета, оставшиеся на столе, и отец сказал ему: – Тут билет и для мамы тоже. Когда полетим назад, домой, она будет сидеть в самолете рядом с вами. После того как они оделись и позавтракали, Хаим показал детям, что упаковал в чемодан. Он объяснил, что на Филиппинах жарко, но иногда идут дожди, и поэтому они возьмут с собой куртки и зонтики. Шалом кинул в чемодан пластмассовых слоника и льва, а Эзер положил в него два грузовичка. Потом отец показал им два пакета из «Белла Донны», и мальчишки решили, что старший брат преподнесет Джени джинсы, а младший – блузку. Хаим усадил их за стол в гостиной и разложил перед ними бумагу и краски, купленные в магазине учебных пособий. – Но что же нарисовать маме? – спросил Шалом. – Нарисуете ей красивые картинки и отдадите вместе с подарками, – посоветовал его отец. – Это будет для нее сюрпризом. Он сидел рядом с ними, пока Шалом, зачеркав свой листок толстыми синими линиями, посреди которых он нарисовал черный кривой четырехугольник, не сказал: – Я рисую маме самолет. Эзер рисовать не захотел, и Хаим предложил ему: – Тогда, может, напишешь ей письмо? Сара впервые так вот сидел с детьми и глядел, как они рисуют. Точно как молодые родители, которых он встречал в детсаду, подумалось ему, как тот отец-очкарик, у которого с сынишкой была такая естественная близость. Мальчишки были очень возбуждены предстоящим полетом в самолете, а может, и тем фактом, что кто-то вот так сидит рядом с ними и смотрит, как они рисуют, – Джени в жизни такого не делала. Сколько раз Хаим просил ее посидеть с ними, порисовать… – А ты что, думаешь, что они станут художниками? – как-то раз спросила она с издевкой. – Да они пойдут в тебя, будут варганить бутерброды с яичницей! Сара попробовал поучить Шалома рисовать самолет – изобразил между голубыми черточками небес черный длинный прямоугольник, с обеих сторон которого изобразил крылья, а внутри – ряды квадратиков, должные изображать окна. Но Шалом позавидовал Эзеру, выписывающему на листке буквы. Младшему брату тоже захотелось написать письмо Джени. Какое-то время он выводил на бумаге непонятные каракули и делал вид, что пишет слова, а когда совсем устал и понял, что у него ничего не получается, попросил отца написать за него. Хаим добавил на полях красным: «Мамочка Джени, это самолетик, на котором мы к тебе прилетим после долгой разлуки», – и подписал эту фразу именем мальчика. Эзер продолжал писать крупными буквами, очень медленно и сосредоточенно. Он отказался показать отцу и младшему братишке, что написал, и Хаим вдруг подумал, что, когда они вернутся из Манилы, он запишет старшего сына в рисовальный кружок или, если тот захочет, в кружок письма. – Эзер, твои ребята из школы на какие-нибудь кружки ходят? – спросил мужчина. Мальчик кивнул. – Может, и ты пойдешь, когда мы вернемся назад? Хочешь? Перед обедом Сара оставил детей ненадолго в квартире и вышел купить фарша. Позже он готовил спагетти болоньезе, и Шалом без конца прибегал к нему в кухню и гордо показывал очередной рисунок. * * * Самыми тихими часами в тот последний перед отъездом день было послеобеденное время. Хаим уложил Шалома в кровать, а потом вернулся в гостиную и сел на диван возле старшего сына, который молча смотрел мультики. Он положил ладонь на мальчишкину голову, и Эзер придвинулся к нему и положил голову ему на плечо. Горечь, поднявшаяся в мужчине после разговора с матерью, как-то улеглась. Хаим знал, что делает для сыновей правильное дело, и пусть никто, даже мать, этого не понимает. Доказательством было это утро, эти часы, которые – он это знал – не забудутся. Никогда еще Сара не чувствовал такой близости с детьми, да и они давно не были такими успокоенными. Эзеру уже не нужен был другой, придуманный папа, и в том, как он сидел рядом с Хаимом, чувствовалась та же умиротворенность, что и в младенчестве, до того как он отдалился от него из-за Джени и всего, что она ему наговорила. Сара спросил Эзера, хочет ли тот, чтобы он что-нибудь ему почитал, и, когда сын кивнул, пошел в детскую и принес оттуда книжку про мальчика, который ходил во сне. Он выключил телевизор и стал громко читать, как и несколько дней назад. Только теперь, ничего заранее не обдумав, Хаим изменил рассказ. Его сын поднял к нему свои карие глаза и вытаращил их, когда он поменял имя героя с Итамара на Эзера. Герой книги двинулся вперед и вошел в картину, висящую на одной из стен, на которой был нарисован разноцветный самолет. В придуманном Хаимом рассказе мальчик летел в самолете с папой и братом, чтобы отыскать маму, исчезнувшую в другой картине, висящей на стене в далекой стране. Когда Сара подошел к концу этой сказки, он ощутил на плече жаркое дыхание Эзера и понял, что тот заснул. Мальчик из рассказика маму не отыскал, но нашел папу, который вышел его искать. Ничего не формулируя в голове, Хаим вдруг ощутил, что впервые сам входит в картину своей жизни и создает собственный рассказ. Он часто ощущал, что судьба не в его руках, но сейчас все было иначе. А когда они вернутся из Манилы, жизнь и у детишек станет другой, без боли. Сара подождал, пока Эзер не уснет покрепче, после чего осторожно поднялся и позволил сонному тельцу мягко свалиться на диван. Потом вытащил из купленной для дитячьих рисунков пачки чистый листок бумаги, достал из ящика в гостиной ручку и пошел на кухню писать письмо, якобы оставленное для них Джени. Что сказала бы мать, если б узнала об этом? Накануне вечером, придя к ней за детьми, Хаим расказал ей, что они на две недели едут на Филиппины, якобы чтобы побыть с Джени и вместе с ней вернуться домой. Он сказал, что, по его плану, они не найдут ее и вернутся одни. Перед этим он говорил только о том, что они уезжают во избежание полицейского расследвания. Теперь же мать посмотрела на него и спросила: – А туда-то зачем? И Хаим не мог объяснить ей этого – из-за того, что он рассказал ей о смерти Джени, и потому что знал: она не поймет. – Таким будет их с ней расставание, – только и сказал он. А мать продолжала смотреть на него, не понимая. – Лучше, чтобы у них такого прощания не было, – заявила она наконец. – Ты их сломаешь. Ее сын промолчал. Он не собирался отвечать, но она все продолжала, стараясь поколебать его упорство. На секунду ему показалось, что пожилая женщина просто боится, как бы во время поездки сыновья не увидели ребят, похожих на себя, и не решили, что, в общем-то, это и есть их место. – Полиция тебя больше на допросы не вызывала, – сказала мать. – Ну и все, откажись от этой поездки. Они небось уже нашли, кто это сделал. Для детей такое расставание нездорово. И тут Сара взорвался из-за ее упрямства и этого ее приказного тона и крикнул: – Снова учишь меня, что делать?! Тебе же, конечно, лучше известно, что для них хорошо, а что плохо! Мать не знала: по его замыслу, дети должны думать, что Джени ожидает их в аэропорту Манилы, – и это должно стать их первым разочарованием. Они выйдут в зал для встречающих и станут оглядываться, искать ее. Отец скажет им, что, наверное, она опаздывает или перепутала время посадки самолета, и они будут долго ждать в аэропорту, а тем временем, если проголодаются, купят что-нибудь попить и поесть. Потом они отправятся в дом, где будто бы проживает Джени. Хаим позвонит ей с дороги и не получит ответа, и даже когда они придут туда, ответа так и не будет. Они будут беспомощно ждать возле какого-то, неважно какого, дома, а потом наконец возьмут такси до гостиницы и будут сидеть там и гадать, почему она не пришла встречать их в аэропорт и почему не ждала их дома, а Хаим все будет названивать Джени, но так и не получит ответа. Он будет в недоумении, почему все так вышло. Назавтра они вернутся к дому, в котором живет Джени, и ее снова не будет – но будет письмо, которое она как будто бы для них оставила. Это один вариант. Но был и второй вариант: что письмо окажется не там, а будет послано им в гостиницу.