– Спасибо, – сказал Алекс тихо, приходя в себя на холодном полу. – Спасибо, что показали. Так вы космогонией занимаетесь? Это так выглядит? – Это, Свидерский, для всех выглядит по-разному, – серьезно ответил старый маг. – Кому как доступно, так и выглядит. Это невозможно постичь с нашими возможностями, мы ничтожно малы и слабы для того, чтобы даже миллиардную часть увидеть. Поэтому это доступная нам, магам, Метафора. Великая Метафора. Для людей науки – это Большой взрыв, реликтовое излучение. Для мистиков и философов – борьба материи и абсолютной пустоты, добра и зла, вечно пульсирующая Вселенная. Для нас и духовников… тоже реликтовое излучение, только проявляющееся в образах Триединого. В глаз телескопа мы одновременно видим прошлое, и настоящее, и даже будущее. Я так долго настраивал его… и рву себя по живому, когда приходится возвращаться в мир, по делам. Он подал ученику руку, тот встал, и Алмаз повел его в какую-то каморку, продолжая вещать на ходу: – Знаешь ли ты, что Зерна, даримые им миру, воспринимаются нами как одинаковые? Мы рассматриваем каждое, изучаем, записываем… Но они взаимодействуют с уже посеянными, и каждое в своем развитии начинает чуть отличаться от другого. Какие-то становятся бесконечно далеки друг от друга в своем росте, какие-то умирают, не породив жизни, какие-то сталкиваются в галактических катастрофах. А какие-то, очень похожие друг на друга, продолжают жить. И можно представить, что где-то есть мир, почти не отличимый от нашего. Но там, например, не так развита технология, или, наоборот, он обделен магией. И таких миров, молодых и старых, очень много. Каждый получает шанс на жизнь. А кто будет удачливее – покажет будущее. – Но зачем все это? – Александр чувствовал себя так, будто он всю жизнь жил в маленькой комнатке, и вот только что его вывели в огромный мир. – Я не Творец, мальчик, мне его постичь невозможно, – усмехнулся Алмаз, став похож вдруг на доброго-предоброго деда. – Но мыслями своими, убогими, поделиться могу. Думается мне, Триединому страшно одиноко там, в этой бесконечной холодной пустоте. Все помощники, которых он творил, никогда не станут равны ему или как-то интересны, хоть немного удивительны и непостижимы. И он отдает свою силу на откуп вероятности, для того чтобы, возможно, когда-то, через миллиарды и миллиарды лет, а может, и миллиарды миллиардов, где-то, хотя бы в одном из миров жизнь дошла до такого уровня развития, что смогла бы принять божественные, равные ему формы. Но, увы, это уже философия. Может, ни Сеятеля, ни изначальных зерен не существует, и это всего лишь моя воплощенная фантазия. Александр подумал, что для «всего лишь фантазии» у силы, которая достала его, осмелившегося взглянуть на полупризрачную тень Творца через бесконечное количество световых лет, слишком ощутимое давление. – Так что там с твоими демонами, Свидерский? – спросил Алмаз, ловко усаживая ученика на стул и сканируя его. – Я уже понял, что ты имитируешь угасание и старость, но глупость это. Хоть и остроумная. На это купиться может только молодняк. – Да похоже, у нас там и есть молодняк, – Александр подробно рассказал о всех событиях, включая нападение во сне. – Но сами знаете: не обезвредим их – насосутся от других, откроют прорыв. И тогда начнется война как минимум. Если есть идеи, как их поймать без живца в виде меня, буду счастлив выслушать. По аурам уже посмотрели, не видно ничего. Там ведь столб черный в шестиугольной алтарной форме должен быть? – Столб, столб, – ворчливо и насмешливо передразнил его Алмаз. – Да вот только темные обладают врожденными свойствами к маскировке. У непроявившихся аура бывает совершенно обычная, даже слабее, чем у обычных людей, хотя среди них, точнее, среди полукровок попадаются совершенно классические маги, которые всю жизнь могут прожить нормально. Сам знаешь. А недавно проявившиеся и вовсе орудуют поначалу во снах, в реальности сил не хватает и не видно их пока. И еще может быть такое, что демон очень силен и способен осознанно маскировать ауру. Если он не нагл настолько, что ничего не боится. – Знаю, – сказал Алекс. Он и правда знал. – Знает он… А я вот ничего не знаю, – внезапно раздраженно произнес старый ворчун. – Мне никак не разорваться, чтобы и в небеса глядеть, и под ноги, мир наш материальный изучать. Я и информацию начал собирать, только когда погиб Михей, а через десяток лет некий Смитсен убил чудеснейшую, хоть и нервную немного королеву. До этого все воспринимал как принято: демоны-нежить, неупокоенные души другого мира. А оно ведь совсем не так… Какая женщина была… эх… – Так, может… – осторожно начал Алекс, у которого упоминание о гибели друга опять вызвало озноб, – …спуститесь пока к нам, ничтожным? Творец-то, наверное, вечность шагать будет? – Он-то, конечно, вечность, мальчик, – сердито сказал Алмаз, глядя на него как на недоумка, – а вот моя жизнь вполне себе конечна. Несмотря на огромный резерв. И каждая минута потраченная означает, что я не успею познать еще частицу удивительного и важного. Так что, ученичок, я вас зря, что ли, третировал столько лет? Вы сами уже зубры, а все к старому дедушке за советом ходите. Уж извини, носы я вам подтирать и на всякие мелочи отвлекаться не буду. Ты молодой, – он скептически оглядел Свидерского, выглядящего куда старше его, – да, да, молодой, тебе и разбираться. А если вдруг совсем жарко станет, – он коснулся запястья ученика, вывязав нить персональной сигналки, – зови, приду. Александр с иронией посмотрел на старого учителя. «Дедушка» при желании мог вполне восстановиться до двадцатилетнего. Просто ему это уже было не нужно – тратить силы, которые можно влить в долголетие. И после увиденного Алекс его вполне понимал. – Но что накопали-то, расскажете? – почти умоляюще попросил он. – Мы ведь так и не знаем, почему тогда такое случилось. – Да немного я накопал, разговора на пять минут, – отмахнулся Григорьевич. – Не нежить это. И не нечисть, да простят меня духовники. Ты знаешь, как темные сами себя называют? Александр покачал головой. – Дар-тени, половинки. Я не понимаю принцип подселения демона, но важно, что он может прийти только в того, в ком течет кровь Черного Жреца. А они, темные, разбросаны по всему континенту, и многие поколения живут совершенно нормально, без эксцессов. Разве что колдовством запретным балуются, а запретное оно потому, что у них свой резерв маленький, приходится брать у других. Но иногда происходит нечто… – Пробо́й, – пробормотал Алекс. – Ну пусть будет пробой, – согласился Дед покладисто. – Хотя это определение тоже из старой школы. Так вот, происходит что-то, и в человека подселяется демон. Обычно это случается в местах стихийных или геологических возмущений или при мощных выбросах энергии – например, был случай при магической битве. Темные будто получают слишком много силы и не могут с ней справиться… с ума сходят… тут-то и открывается путь для демона. Или наоборот может быть: сначала демон приходит, вызванный силой, а потом темный сходит с ума и пьет всех вокруг. А уж когда упьется, может открыть и проход для других демонов… Но это лишь мои догадки, Алекс. Я сомневаюсь, мальчик мой, а значит, не верь мне, а узнавай все сам. Важно то, что я уверен: не обязательно их уничтожать. Можно как-то блокировать, рассеять демоническую сущность и оставить человека жить. Думаю, надо попробовать использовать непроницаемый щит для блокировки, усиленный. Вместе вы сможете его построить. Мартина поставьте опорным: он хоть и олух, да побольше вас в этом понимает. И потом из-под связанного силу выкачать потихоньку, не подставляясь… Если бы я понимал это тогда, может, и Михей бы жив остался, и несчастная королева… и ученики мои, что во дворце погибли… Так что хоть ты не подведи меня, ученичок. А теперь спать ложись, в таком состоянии я тебя не отпущу. Ночью подкачаю тебе источники, а то смотреть страшно. – А можно, – почти застенчиво попросил Александр, – можно я еще посмотрю? – Проникся? – усмехнулся Алмаз хитро. – Я вот двадцать лет смотрю и никак насмотреться не могу. Сейчас не пущу, уж извини. А то размажет тебя по обсерватории. Отловишь своих демонов, восстановишься – и прилетай. Хоть поселись тут… …Тройка магов, затаив дыхание, слушала Александра, уже допившего свою настойку и тоскливо глядевшего на опустошаемые бутыли с вином. Глаза Макса горели почти фанатичным огнем. – Я с тобой пойду, когда все кончится, – уверенно сказал он. – Я должен это увидеть. – Понятно, – фыркнул Мартин, – в полку чудиков прибудет. Ты и так с придурью, Малыш, а если тебя еще и божественным кулаком по мозгу шандарахнет, так вообще для мира потерян будешь. Алмазу-то что, он только женат был раз семь, а уж про число любовниц вообще легенды ходят. Ему самое время о высоком задуматься. А ты засохнешь без бабы, точно говорю, Макс. И так на ужа сушеного похож. Блакориец перевел дыхание, глотнул вина, посмотрел на не обращающего на него внимания мечтательно-задумчивого инляндца и уточнил: – На рыжего сушеного ужа. – Во всяком случае, – встряла в поток болтовни Вики, – он хотя бы дал наводку, как изолировать демона. А уж эти филологические видовые изыскания… нежить не нежить… нечисть не нечисть… чем они помогут? Только зря силу потратил, Алекс. – Не скажи, – улыбнулся почти просветленный Свидерский, – не скажи… Алина – Ты зачем полез драться? – ругала Алинка Матвея, гулко шагающего рядом с ней по коридору университета. – Ты же карьеру в армии хотел делать, а тут из-за меня все чуть не порушил. Разве оно того стоило? Он же опытнее тебя на полвека минимум! – Стоило, малявочка, стоило, – уверенно отвечал Ситников, кивая встреченным однокурсникам. Те то ли были уже извещены о драке, то ли любопытствовали его соседству с маленькой очкастой девчонкой, но смотрели внимательно и как-то весело. – Кто ж тебя защитит, кроме меня? Сестры твои? Был бы хоть один брат у тебя, он бы так же поступил. Да и ты вернулась, это хорошо. Без тебя скучно. – Я тоже скучала, – призналась Алинка неуверенно. – К учебе привыкла, а дома делать нечего, валяешься целый день или бродишь из угла в угол. Кстати, а ты откуда узнал-то? – От каменов, – смущенно отозвался Матвей. Они как раз подходили к двум каменным ехиднам, и те издалека начали голосить: «Алинка-малинка, привет!» и «Как ты ему врезал, малец!». – Как вам не стыдно! – возмущенно воскликнула пятая принцесса, очень комично упирая руки в боки. Камены сделали невинные морды. – Его же отчислить могли! Признавайтесь, чего наговорили?! – Да всю правду сказали, почти… – оправдывался Аристарх. – Ну не сердись, козочка. Преувеличили самую малость, чтоб злее был. Или не малость… Мы-то только дверью эту рыжую гниду, если что, прищемить можем или в кабинете запереть, так разнесет же дверь… силен, зараза. – Они с ректором – два лучших выпускника в своем потоке, – с гордостью поделился Ипполит. – Только Сашок – нормальный мужик до сих пор, а этот зазнался совсем. Надо было проучить, малиночка, а у хахаля твово вон какие кулачищи… – Хахаля? – переспросила строго Алина. Ситников покраснел. – Дружка сердечного, – «расшифровал» Ипполит, ухмыляясь и подмигивая, – Матвею-ю-ю-юшки. От так парочка, баран да ярочка… – вдруг запел он дурным голосом. – Так, – сказала студентка ледяным тоном, – похоже, я давно кого-то салфетками не кормила… Ипполит страшно завращал глазами и сжал губы, всем видом показывая, что больше ни слова. И не писка. – Так что, малышка, – ласково спросил Аристарх, и девушка достала-таки из рюкзачка салфетки, начала его протирать, – ты учиться-то продолжишь? А то оставила нас одних-одинешеньких, никто не подойдет, не поговорит… даже громила этот только по делу. – Я исправлюсь, – пообещал Ситников, захватил своей лапой салфеток и стал неловко начищать физиономию Ипполита. Тот закатил глаза с выражением крайней обреченности. – Продолжу, – кивнула она. – Не переживайте. – Уже не переживаем, – повеселел Аристарх. С той стороны доносилось «хрым, тьфу, хрым» – Матвей нечаянно залез салфеткой в рот камену. – А вот от предложения, рыбонька, ты зря отказалась. Он бы теперь над тобой как над хрустальной трясся. И тебе полезно, знаний бы дал. Сама говорила, что без формул не понимаешь ничего. – Не зря, – упрямо возразила Алина, пряча салфетки. – А по матмоделям со мной Дмитро обещал позаниматься. Да, Матвей? – Позанимается, – пробасил тот, оборачиваясь, – конечно, позанимается. Мы слов на ветер не бросаем. Ты, кстати, голодная, небось? Пошли, покормлю? – Да я дома пообедала, – призналась Алинка. – Тогда, – Ситников бросил взгляд на подслушивающие с ухмылками каменные морды, запнулся, – может, погуляем? Погода хорошая, а то потом опять дождь зарядит. – Давай погуляем, – согласилась Алина, подумав, что совсем неохота возвращаться к противным соседкам. Камены захихикали, и она бросила на них укоризненный взгляд. Они долго гуляли по центру Иоаннесбурга, проходили несколько раз мимо королевского дворца, и Алине это казалось почти приключением. Матвей рассказывал про свою студенческую жизнь, она – про жизнь в Орешнике, совершенно не замечая, как следом шагают несколько «гуляющих» мужчин. Наконец начало темнеть, и Ситников довел ее до общежития, проводил до комнаты. Внутри кто-то возбужденно разговаривал, и Алина открыла дверь. На кровати спала Янка, а Лена с Наташкой о чем-то взволнованно спорили. – Ой, Алинка, и вправду пришла, – всплеснула руками Наталья. Ленка бросила взгляд на стоявшего за спиной соседки Ситникова, но промолчала. – А у нас тут странное что-то. Янок всю ночь прогуляла, а с утра на пары пошла. После пар спать завалилась, попросила разбудить ее через три часа, домашку надо делать. Мы час уж трясем, а она не просыпается. Испугались, что померла, – нет, дышит… – Так врача надо, – растерялась Алина. – Вызвали уже скорую, – сообщила Наташка. – Долго едет что-то. Вот ужас, а? Алина подошла к Яне, взглянула на нее, потрясла за плечо. Девушка застонала, но глаза не открыла. И вообще она казалась какой-то потускневшей, похудевшей. – Она с Эдиком ночь прокувыркалась, – ей на ухо, чтобы не слышал сканирующий Яну Матвей, прошептала Наташка, – вот парень-то дает… Затр… залюбил до бесчувствия! Ситников фыркнул, и соседка смутилась. – С ней все в порядке, – неуверенно сказал семикурсник, – только будто голодная очень. – Да она перед сном целую сковородку картошки жареной умяла, – возмутилась Ленка, – и еще у меня банку тушенки одолжила. И бублики. И куда влезло? Откуда голодная-то? Дверь открылась. Вошли врач, медсестра, любопытствующая вахтерша, обеспокоенный комендант, которого тоже вызвали, и в комнате стало очень тесно. Врач, осмотрев спящую, пожал плечами, подтвердив, что видимых проблем нет. А вот истощение налицо. – Уже несколько таких только за неделю, – бурчал он, – доведут себя диетами, а потом откачивай их. Будем забирать! Матвей помог отнести Яну к машине, девчонки собрали вещи, документы. – Говорю же, – взволнованно повторяла Лена, – она как слон голодный ела. И на диетах не сидела никогда.