– Это Эбби? – Тот же голос. Опять Гусеница. – Да. Гусеница. Я рада, что вы позвонили, – люди здесь уже начали волноваться… Ну как вы там, держитесь? – У нас все в порядке. – Голос его звучал настороженно, но не так испуганно и маниакально, как раньше. – Пока полиция держится подальше от школы, никто не пострадает. – Могу это гарантировать. Я очень ценю ваши усилия держать ситуацию под контролем. Я знаю, вы хотите, чтобы люди увидели вашу версию событий, и сделаю все возможное, чтобы объяснить всем, что вы пытались помочь этим детям. Но я беспокоюсь, как все это будет выглядеть, если кто-то пострадает. – Пока вы де́ржитесь подальше, для этого нет причин. Эбби секунду выждала, затем произнесла: – Генри сказал, что Тельма ушибла голову. Поэтому я беспокоюсь о ее безопасности. Без медицинской помощи травма головы чревата серьезными последствиями. – Я думаю, что с ней все в порядке. И звоню я не поэтому. Я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали. Эбби бросила взгляд на Уилла, испытывая и облегчение, и тревогу. В каждой кризисной ситуации выдвинутые противоположной стороной требования коренным образом меняют направленность разговора. Они дают переговорщику ценную информацию о душевном состоянии объекта. А также указывают на то, что тот смотрит в будущее, а не застрял в ужасающем настоящем. Иногда, когда требования были простыми, их вполне можно было удовлетворить, чтобы продемонстрировать свою добрую волю и наладить отношения… Хотя чаще всего их было трудно выполнить. А в данном случае следовало проявить особенную осторожность. – Чем я могу помочь в вашей ситуации? – спросила Эбби. – Помните то сообщение в «Твиттере», о котором я вам рассказывал? То, которое с кодом? – Помню. Вам и вашим друзьям удалось расшифровать его и догадаться о том, что в этой школе намечается торговля детьми с целью сексуальной эксплуатации. Вот поэтому-то вы и решили помочь этим детям. – Вот именно. – Голос у него был довольный. – Этот твит разместил шеф детективов Нью-йоркского управления полиции. – Шеф детективов? – эхом повторила Эбби, подпустив удивления в свой тон. – Мы требуем от него признания. Мы хотим, чтобы он публично объявил, что это сообщение было отправлено с целью привлечь потенциальных клиентов. Мы хотим, чтобы он признал, что ему было поручено это сделать. Мы хотим разоблачить этих ублюдков раз и навсегда. Невозможное, безумное требование. Но это определенно было что-то, с чем можно работать. Прежде всего, требовалось сменить тон. Требование прозвучало гневно. Гусеница хотел прижать некую темную клику, которая, как он себе воображал, дергала за все ниточки. Гнев – опасная мотивация, которая заставляет людей замкнуться в себе, не дает им проявлять гибкость. Но Эбби могла зеркально перекинуть его слова обратно к нему, заставить его увидеть свои собственные требования в более позитивном свете. – Я хочу убедиться, что все правильно поняла. Вы хотите, чтобы шеф детективов признал то, что вы выяснили, – что его твит касался торговли детьми. Потому что, как только он это сделает, люди поймут, что вы поступили правильно и что вы поступили так, как поступили, только лишь для того, чтобы спасти этих детей. – Да, именно так. – Если нам удастся пролить на это свет, люди обязательно поймут ваши действия. Особенно если никто серьезно не пострадал. Небольшая пауза. – Верно. – Меня беспокоит то, что если кто-то уже сильно пострадал, а мы не окажем им помощь, это выставит вас в плохом свете. В конце концов, вы ведь пытались спасти человеческие жизни. – Да. – Он откашлялся. – Тельма… с ней все в порядке. Но здесь есть парень, который и вправду довольно серьезно пострадал. Не по нашей вине. Это был несчастный случай. – Ладно. Что мы можем по этому поводу сделать? – Если б она сама предложила решение, Гусеница наверняка отказался бы, заподозрив подвох. Ей нужно было, чтобы он сам его предложил. – По-моему, скоро ему потребуется медицинская помощь. Но сначала я хочу получить это признание. – Насчет признания… Мне придется предпринять целый ряд шагов, чтобы это произошло. Во-первых, мне понадобятся какие-то дополнительные доказательства, поскольку маловероятно, что он просто признает это, если я от него это потребую. Я, конечно, начну копать, но это означает, что мне придется получить разрешение на изучение полицейской базы данных. Мне нужно будет опросить администрацию школы и нескольких людей, близких к шефу детективов, а также получить постановление суда, чтобы запросить у «Твиттера» информацию об этом твите – например, кто его прочитал, – чтобы сопоставить этот список с известными сексуальными преступниками. И еще я хочу просмотреть форумы, известные своей педофильской направленностью, и посмотреть, не было ли каких-то обсуждений по этому поводу. Но это может означать сотрудничество с ФБР, поэтому для начала мне придется найти там кого-то, кому я могу доверять. – Э-э… ладно. Эбби откинулась на спинку кресла. Ее правое ухо словно расплющилось, а придавленные наушниками дужки очков впились в виски. Она поправила гарнитуру. – Все это займет какое-то время. Мне нужно, чтобы вы набрались терпения и по-прежнему держали себя в руках. А я пока что постараюсь держать здесь все под контролем, если и вы будете держать все у себя под контролем. Я имею в виду не только ваших друзей, но и других людей, которые сейчас находятся рядом с вами. Справитесь? – Мои друзья согласятся с этим. Они хотят, чтобы люди увидели правду. И с заложниками все в норме. Одна из них сейчас перевязывает Карлоса, и, похоже, у нее хорошо получается. А остальные делают то, что им говорят. – Это хорошо. А еще мне нужно, чтобы вы держали эту линию свободной, чтобы я могла звонить всякий раз, когда у меня появятся какие-то новости касательно моего расследования. – Я не хочу, чтобы люди звонили сюда, угрожали нам или пытались уговорить нас сдаться. – Обещаю, что этого не случится. Это просто для того, чтобы я могла информировать вас, или же на случай если у меня возникнут какие-то вопросы касательно моего расследования. – Да, договорились. – Договорились. Меня беспокоит Карлос. Все это может занять некоторое время, а я не хочу, чтобы его состояние усугубилось. – О нем заботятся. С ним все в порядке. – Как только люди поймут, почему вы все это сделали, это представит вас в очень позитивном свете. Но если Карлос серьезно ранен… – Я уже сказал, что с ним все в порядке! – Он становился нетерпеливым и выпускал иголки, уходя в оборону. Эбби решила отступить. Вопрос о Карлосе можно будет вновь поднять в ходе их следующего разговора. – А как насчет всех остальных? У вас есть еда и питье? – Мы позаботимся об этом. Просто сделайте то, что обещали. В наушниках послышались короткие гудки. Эбби сняла их и положила на стол. Сняла и очки, позволив окружающей обстановке превратиться в мягкое размытое пятно. Глубоко вздохнула. – Задача номер один сейчас определенно в том, чтобы вытащить оттуда Карлоса Рамиреса, – сказал Уилл. – Да. – Эбби вновь надела очки. – Ты заметил, как он говорил про заложницу, перевязывающую Карлоса? Сначала он сказал «одна из них», а потом «у нее», говоря о ней абстрактно. Уилл кивнул. – Но Тельма была упомянута ранее в разговоре по имени. Это кто-то другой. И мне кажется, я слышал кого-то на заднем плане. Погоди-ка… Он повозился с панелью записи. В ходе разговора с Гусеницей Эбби ничего не слышала на заднем плане. Главный переговорщик должен сосредоточиться на диалоге, внимательно прислушиваясь к объекту и сфокусировавшись на том, чтобы как можно более эффективно влиять на него, грамотно направляя разговор. А значит, все остальное – фоновые шумы, мелкие особенности речи, перемены тона – частенько оказывалось за кадром. Это была задача второго переговорщика – обращать внимание на детали. – Вот тут. – Уилл ткнул в кнопку воспроизведения. Эбби услышала свой голос: «Чем я могу помочь в вашей ситуации?» Гусеница ответил, упомянув про «Твиттер». И на заднем плане… и впрямь какие-то неясные звуки. Она нахмурилась. Уилл перемотал запись назад, затем отрегулировал звук так, чтобы голоса Эбби и Гусеницы звучали тише, а фоновые шумы усилились. Вновь нажал на кнопку воспроизведения. И вот оно. Резкий всхлип, кто-то произносит: «О господи!» Высокий женский голос. И Эбби была почти уверена, что это юная девушка. – Кто-то из учеников? – предположила она. – Похоже на то, верно? Совсем молоденькая девчонка. Эбби бросила взгляд на список недостающих детей на доске, хотя уже знала их имена наизусть. – Так что, вероятно, это либо Лисбет, либо Руби. – Это могла быть та, что перевязывала Карлоса. Можно расспросить родителей, выяснить, умеет ли кто-нибудь из них оказывать первую помощь. – Уилл перемотал запись на несколько секунд назад. – И есть еще кое-что. Прислушайся-ка к его тону. Эбби услышала, как Гусеница произносит: «Я не поэтому позвонил. Я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали». Уилл остановил запись и посмотрел на нее. – Он понизил голос, – сказала Эбби. – Вот именно. Он не хотел, чтобы его слышали. Я думаю, что его сообщники не согласны с его требованиями. Он говорит из кабинета директора, верно? И мы думаем, что по крайней мере один из них смотрит трансляцию с камер наблюдения в кабинете секретаря. Этот Гусеница понизил голос, чтобы они не могли его услышать. – Наверное, ты прав. Мы могли бы использовать это, чтобы… Задняя дверь фургона открылась, и внутрь влез Карвер, а сразу на ним – Тамми. В тот момент, когда Эбби увидела выражение лица Карвера, страх острым осколком кольнул ее в живот. – Что-то нашел? – спросила она. – У нас есть описания троих захватчиков, – ответил тот. – Они спрашивали у кого-то из учеников, как пройти в кабинет секретаря на третьем этаже. Плюс есть и еще кое-какие полезные сведения, полученные от школьного персонала и других детей. Люди, захватившие заложников, вооружены пистолетами, и только у одной из них, женщины, была с собой сумка, так что боеприпасов у этой публики, скорей всего, в обрез. Но есть и плохие новости. Это насчет Саманты. – Она ранена? – Эбби вскочила с кресла, живот у нее сжался. – Где она? – Среди выведенных из здания детей ее нет, – сказал Карвер. – Она пропала. – Но они же сверили имена! – выпалила Эбби, бросив взгляд на список имен на доске, как будто могла пропустить имя своей собственной дочери. – Они провели перекличку в соответствии с системой контроля посещаемости, – объяснил Карвер. – Но Саманта сегодня не присутствовала ни на одном из своих занятий. Я разговаривал с ее подругой, которая сказала, что иногда она прогуливает уроки, чтобы порепетировать со своей группой. Никто из детей из этой группы среди выведенных из школы не значится. И никто из них не отвечает на звонки. У Эбби закружилась голова, и она вспомнила ту девушку, которая произнесла «О господи!» на записи. Голос которой, как она теперь поняла, был очень похож на голос подруги Сэм Фионы. А Сэм знала основы оказания первой помощи… Ее дочь находилась сейчас в здании школы.