Все слишком уж затягивалось. Гусеница раздраженно стиснул телефонную трубку. Все вдруг показалось невероятно сложным и непреодолимым. Ну как тут со всем этим справиться? И заставить эту Эбби отыскать для них правду, и продержаться достаточно долго без того, чтобы в здание ворвалась полиция? Не говоря уже об этом учителе, который явно при смерти, и клике, агенты которой наверняка уже подбирались к ним, и Шляпнике, лишь усугубляющем ситуацию, и Альме, теряющей к нему доверие, и… и… Он беспомощно застонал. – Эй, Гусеница! – Вновь голос Эбби у него в ухе, спокойный, теплый. – У вас все отлично получается. Я очень ценю ваше стремление уберечь ни в чем не повинных людей. Мы можем действовать в этом направлении сообща, согласны? Шаг за шагом. Давайте вместе подумаем, как двигаться дальше. – Ладно, – измученно произнес он. – Ладно, дайте мне подумать. Ему было нужно, чтобы Эбби сделала это для него. У Стражей никогда не имелось доступа к ресурсам, которыми располагала она как сотрудник полиции. Обойти это невозможно. Но если она уйдет, кто помешает копам и Бюро штурмовать школу? Эбби была единственной, кому он сейчас доверял. Но можно ли на нее положиться? Ничего другого не оставалось. – А нет ли кого-нибудь еще, кому вы доверяете – кто мог бы проследить, чтобы все держались подальше? – спросил он. – Это должен быть кто-то, в кого вы абсолютно верите. Кто-то, для кого жизни заложников были бы важней всего на свете. И вам не нужно говорить этому человеку, чем вы будете заниматься. Ему совсем ни к чему это знать. Это просто должен быть кто-то, кто может проследить, чтобы никто сюда не совался, несмотря ни на что. – Вы спрашиваете, знаю ли я кого-то, кто заслуживает доверия и хорош в своем деле – на кого можно положиться, чтобы все оставались в безопасности? Кого-то, кто может держать здесь все под контролем? – Да. – Я знаю одного парня, который может это обеспечить, – сказала Эбби без малейших колебаний в голосе. – Это мой коллега. Его зовут Уилл. Я уже очень давно его знаю. Он – один из самых достойных людей, которых я только встречала. Все его уважают – его точно послушают. И он никогда не пойдет на поводу у тех, кто способен поставить под угрозу человеческие жизни. – Ладно. Можете сделать так, чтобы он приехал сюда и взял все под контроль? – Конечно. Прямо сейчас с ним свяжусь. А как насчет вас? Как обстоят дела с вашей стороны? Все под контролем? – Безусловно. * * * У Сэм кружилась голова. Встав утром с постели, она не позавтракала и с тех пор почти не пила воды. Когда у нее падал уровень сахара, Сэм всегда чувствовала тошноту и головокружение. Она прислонилась к Фионе, положив голову на плечо подруги, и несколько раз глубоко вдохнула, чтобы сдержать дурноту. В соседней комнате Гусеница опять разговаривал по телефону – вероятно, с мамой. Сэм попыталась прислушаться, но едва ли сумела расслышать хоть что-то помимо неразборчивого бормотания. Ей пришло в голову, что если прямо сейчас она громко позовет на помощь, то мама услышит ее. На несколько секунд Сэм представила себе, как мама разговаривает по телефону, слышит ее крики о помощи и врывается в школу с пистолетом наготове, чтобы спасти свою дочь. Но все вышло бы совсем не так. Если б она позвала на помощь, Шляпник ударил бы ее или, что еще хуже, застрелил. Мама бы это услышала, но не смогла бы ворваться внутрь, потому что это могло подвергнуть опасности ее и остальных заложников. И все полетело бы к чертям. И все же: а что, если и вправду попробовать передать маме сообщение? Однажды, когда Сэм была помладше, маму вызвали поговорить с мужчиной, который забаррикадировался в своем доме с женой и ребенком и угрожал их застрелить. Мама разговаривала с ним время от времени в течение всего дня. Потребовались целые сутки, чтобы заставить мужчину сдаться, и его жена и дочь остались целы и невредимы. Позже Сэм спросила у мамы, о чем же они все это время говорили. И мама сказала ей, что в основном слушала. Потому что отчаявшиеся люди прежде всего хотят, чтобы их услышали. А еще потому, что информация – это кислород для переговорщика. Мама сказала, что чем больше тот будет знать, тем лучше. Когда знаешь достаточно, можно выработать надежную стратегию для решения любых проблем. Маме требовалась информация. – Альма, – громко и встревоженно произнесла Сэм. – По-моему, мистер Рамирес не дышит. Я проверю его, хорошо? Альма, которая рылась в одном из канцелярских шкафов секретарши, подняла голову и посмотрела на нее. – По-моему, он выглядит по-прежнему, – нерешительно сказала она. – Он ранен в грудь, и я думаю, что пуля пробила легкое, – сказала Сэм, повысив голос. – Если ему станет хуже, он умрет! Нужно вызвать ему помощь. – Заткнись! – рявкнул Шляпник со своего стула. – Но, Шляпник, вы должны выслушать меня… – Никто не спрашивал твоего чертова мнения! – Нас здесь шестеро! – крикнула Сэм с отчаянием в голосе. – Даже если вы отпустите его, у вас останется пятеро заложников. И если вы с Альмой… – Я сказал тебе заткнуться к чертовой матери! – заорал Шляпник, вскакивая со стула и направляя на нее пистолет. – Мне нужно пристрелить тебя, чтобы это произошло? * * * Все началось с какого-то фонового гула голосов, и Эбби попыталась игнорировать его, сосредоточившись на словах Гусеницы. Во время этого разговора прислушиваться к голосам на заднем плане было задачей Уилла. Но по мере того, как голоса становились все громче, она больше уже не могла пропускать их мимо ушей. Теперь уже нет. Это была Сэм. Кричала на кого-то. Что-то доказывала. Раздражая вооруженных людей, делая их опасными и непредсказуемыми. А потом какой-то мужчина выкрикнул: «Мне нужно пристрелить тебя, чтобы это произошло?» Снова крики, и Гусеница заорал: «А ну-ка прекрати – не двигайся, никому не двигаться!» – Гусеница, – произнесла Эбби в микрофон, повысив голос. – Похоже, все становится… «Не стреляй!» – крикнула женщина. «Хватит болтать, заткнись, из-за тебя нас убьют!» «Опусти пистолет!» «А ну-ка заткнулись все на хрен!» – Голос Гусеницы. – Гусеница! – Эбби уже и сама кричала. – Скажите им, чтобы они успокоились! Вам всем нужно успокоиться! Крики продолжались, но Эбби уже не могла разобрать, о чем шла речь. У нее перехватило дыхание, морозный холод сковал грудь, когда ее собственный последний крик эхом отозвался у нее в голове. Она повысила голос, общаясь с объектом. Накричала на него. Велела ему успокоиться! Кто-нибудь когда-нибудь успокаивался, услышав подобный приказ или даже совет? Эбби никогда такого не видела – ни в сотнях прочитанных расшифровок переговоров, ни в собственной жизни. Она хорошо знала: разгневанный человек, когда ему советуют успокоиться, способен лишь еще больше разозлиться. Переговорщики никогда такого не говорят. Этого нет в их лексиконе. Это было то, чему Эбби неоднократно учила других копов, – никогда не советовать кому-либо расслабиться или успокоиться. Она попыталась обрести голос, сказать что-то еще, но голос пропал. Горло у нее сжалось. Эбби быстро заморгала, пытаясь сосредоточиться на том, что происходило на другом конце линии. Ее глаза встретились с глазами Уилла. Он в ужасе уставился на нее. Затем Гусеница рявкнул в трубку: – Потом с вами поговорю! Просто пускай этот парень приедет сюда. И повесил трубку. – Господи Иисусе, – выдохнула Эбби. – Эбби, – мягко произнес Уилл. – Нет. – Она подняла руку. – Не надо. Пожалуйста. Просто… дай мне минутку. Сняла наушники и встала, совершенно ошеломленная. Спотыкаясь, подошла к доске и уставилась на нее. Требовалось кое-что из этого записать. У них появилась новая информация. Теперь они… Тот человек угрожал застрелить Сэм. А Эбби, если что, сделала все еще хуже. Она хлопнула ладонью по доске, размазав чернила. – Черт бы все это побрал! – Собственный голос показался ей каким-то чужим, как у раненого животного. – Не думаю, что он даже слышал тебя, – сказал Уилл. – И не похоже, чтобы кто-то пострадал. Ты молодец, удачно провела замену. Ко мне будет хоть какое-то доверие, когда я с ним свяжусь. – Да, – глухо произнесла она. – Я через пару минут позвоню, удостоверюсь, что они успокоились… что все целы и невредимы. – Да.