Глава 58 – До сих пор вы отлично держались, Альма, – продолжала Эбби. – Принять этот звонок было умно – у вас явно хорошо развито природное чутье. Когда вы впервые заметили, что в поведении Гусеницы что-то изменилось? Это была чистой воды авантюра – пытаться убедить Альму в том, что человек, которого она считала своим другом, на самом деле был кем-то совершенно другим. Эбби никогда не стала бы пытаться проделать это с каким-нибудь случайным человеком с улицы. Но Альма провела на форуме Стражей уже больше года. Обучилась там мыслить нестандартно, подозревать всех и вся. И видеть закономерности – даже там, где их не было. По странной иронии судьбы это облегчало задачу убедить ее в существовании истинного, реального заговора со стороны одного из ее сотоварищей. Или нет… Может, Эбби и ошибалась. Альма могла рассматривать собеседницу из полиции как чужака, и ее чувство родства с другими Стражами было слишком сильным, чтобы его разрушить. Эбби молилась, чтобы это было не так. – Я… вы ошибаетесь, – произнесла Альма. Нерешительность в ее голосе было трудно не заметить. Что-то уже явно проникло к ней в голову. – Я полностью ему доверяю. Ему очень тяжко пришлось. Его жена бросила его. – Это могло бы объяснить гнев, – сказала Эбби. – Или тоску. Но объясняло бы столь странную забывчивость? Внезапную перемену во мнениях? Как раз это вы и заметили? – Там было… ничего такого не было. Мне и вправду нужно идти. – Я просто уверена, что это не был какой-то пустяк. Похоже, это вас всерьез обеспокоило. Так что это было? – Вы знаете книгу «Очень голодная гусеница»? – Конечно. – Эбби улыбнулась, меняя тон. На более легкий, дружелюбный. Как в разговоре между двумя мамами. – Это была любимая книжка моего сына. – Моим детям она тоже нравилась. И я частенько шутила с ним по этому поводу. Типа, как-то в субботу я написала, гм… Гусенице, что он, наверное, хорошенько насытился после того, как съел торт, мороженое и маринованный огурец… – Голос Альмы затих. – И леденец на палочке, – добавила Эбби. – И арбуз. – Точно. Вот именно. А он выложил забавную гифку, на которой кто-то закидывал ему в рот взбитые сливки или что-то в этом роде. Но я написала нечто подобное еще раз месяц назад, и он просто… ничего не понял. Ответил, что только что съел легкий завтрак. Впрочем, это пустяки – наверное, эта шутка ему просто надоела или он был не в настроении… – А и вправду было похоже, что эта шутка ему надоела? Небольшая пауза. – Нет. Мне показалось, будто он был сбит с толку. Эбби и Уилл обменялись взглядами. Семя сомнения было посеяно. Раскол между Альмой и ее единомышленниками усиливался с каждой секундой. * * * – Откройте дверь! Выпустите меня сейчас же! Крики женщины действовали Шляпнику на нервы. Ее визгливый голос сверлом ввинчивался в череп. И этот тон – как будто она была в том положении, чтобы предъявлять какие-то требования. Он постучал в дверь кулаком. – Заткнись, мать твою, тупая ты сука! Но она не затыкалась. Все продолжала визгливо орать. Шляпник слышал приглушенные голоса людей, находящихся вместе с ней внутри, – пытающихся успокоить ее, умоляющих замолчать. Мальчишка спросил у нее, уж не хочет ли она, чтобы их всех убили. Неужели ей и вправду этого хотелось? Это был чертовски хороший вопрос. Шляпнику пришлась по вкусу эта идея. У них ведь вполне хватает заложников – даже без тех, что заперты в кладовке со спортинвентарем. Куда, черт возьми, запропастилась Альма с двумя девчонками? Сколько времени нужно двум бабам, чтобы отлить? Принцесса и Док… Этих двоих он определенно предпочел бы пока оставить в живых. Принцесса – она явно такая же, как и все остальные заносчивые сучки в старших классах. Папочка, видать, на каждое Рождество покупает ей пони, которого привозит на новенькой спортивной тачке – потому как, блин, а чё тут такого? Она из тех девок, которые разгуливают с декольте до самого проколотого пупка, а потом поднимают визг, если какой-нибудь парень вздумает проверить качество товара. Но Док… Эта – нечто совсем другое. Лучший друг всех и каждого, вот кто она такая. Сплошь улыбочки, и трепещущие ресницы, и скромные взгляды. Но стоит повернуться к ней спиной, как она бац! – и воткнет в тебя нож. Она думает, что он слишком туп, чтобы это просечь, но он-то ее раскусил. Он уже встречал таких, как она. Вроде той тетки, которая пожаловалась на него в «Уолмарте». Или той девицы, которая тогда на уроке испанского… – Откройте дверь, сейчас же! Сейчас же? Сейчас же? Да, он может открыть дверь прямо сейчас. Вообще никаких проблем. Шляпник повернул ключ и рывком распахнул дверь. И эта психованная сука сразу же набросилась на него. С пронзительным криком, хищно изогнув пальцы – ногти царапнули его по лицу, впились в него, пытаясь добраться до глаз. Он отшатнулся, вскрикнув от боли, и его кулак погрузился в живот женщины. Она ахнула, согнувшись пополам, и Шляпник резко вздернул колено вверх, прямо ей в лицо. Приятный хруст. Она упала на пол, ее боевой пыл тут же иссяк. Что ж, очень жаль. Его собственный боевой пыл еще только разгорался. Говорят, что нельзя пинать лежачего, но собственный опыт Шляпника говорил об обратном. Он давно обнаружил, что стоило ему упасть, как все вокруг только и делали, что вовсю пинали его. И самое время было и самому кого-нибудь отпинать. Его первый удар ногой угодил ей в лицо, которое теперь было забрызгано кровью. Второй пришелся между ног, заставив ее еще раз судорожно охнуть. Какое-то движение в кладовой. Он заглянул внутрь и увидел мальчишку, безвольно держащего хоккейную клюшку. Стоило бросить на него свирепый взгляд, как клюшка выпала из его ослабевших рук и упала на пол. Шляпник направил на него пистолет. – Ну давай же! – рявкнул он. – А ну-ка подними! Мальчишка покачал головой, по штанам у него расползлось мокрое пятно. Жалкое зрелище… Лицо у Шляпника запылало, и знакомая ярость наполнила его – такая чистая, что это было почти как счастье. Его палец дернулся на спусковом крючке. Еще секунда, и он пристрелил бы мальчишку. Вместо этого Шляпник опустил руку. И, нажав на спусковой крючок, выстрелил в женщину, свернувшуюся калачиком на полу. * * * От громкого хлопка, разнесшегося по школе, у Альмы перехватило дыхание. Выстрел. Неужели к ним ворвалась полиция, пока она разговаривала по телефону? Застрелили Шляпника или Гусеницу? Или стрелял кто-то из ее сотоварищей? Она отошла от двери туалета, уже поднимая свой собственный пистолет и готовая пристрелить любого, кто покажется в коридоре. – Альма? Что это было? – спросила по телефону Эбби. Голос у нее был взволнованным, но все еще достаточно ровным. – Я не знаю. – Голос у Альмы звучал сдавленно. У нее кружилась голова, она была готова упасть. – Копы вошли в здание? Это кто-то из ваших людей? Она прислонилась к стене возле выхода из туалета, глаза ее лихорадочно метались между Самантой и дверью кабинки, из которой только что вышла вторая девушка – Фиона. Нацелив на нее пистолет, Альма взмахом руки приказала ей присоединиться к подруге. – Никто не входил в здание, – заверила ее Эбби. – Вы ранены? Кто-нибудь из девушек с вами? – Нет. – Альма уже не могла доверять этой женщине. Никому не могла доверять. Она осталась совсем одна. Глаза наполнились слезами, но нельзя было позволить себе сломаться. Только не сейчас. Может, позже, когда рядом никого не будет. – Это ведь были копы? И они застрелили кого-то из моих друзей? Они пришли, чтобы застрелить меня? Со мной эти девочки… заложницы! Скажите копам, что если они войдут, то я… Альма даже не смогла этого произнести. Застрелить девочек? Заложниц? Она бы никогда этого не сделала! Она знала это с того самого момента, как все это началось. Пистолет у нее в руке был не более чем бутафорией. Совершенно бесполезной железкой. – Альма, я обещаю вам, что никто к вам не войдет. Похоже, вы находитесь под сильным давлением. Нам нужно вместе подумать… Альма дала отбой и сунула телефон в карман. Потом повернулась к девочкам. – Пошли! – Может, нам стоит остаться здесь и подождать? – сказала Саманта. – Чтобы убедиться, что это безопасно. На миг Альму поразило, насколько голос Саманты похож на голос той женщины по телефону. Обе уравновешенны и спокойны, несмотря на ситуацию. Даже интонации почти такие же. – Нет. – Видно ли им, как пистолет дрожит у нее в руке? Понимают ли они, что могут уйти, а она ничего не сможет сделать, чтобы остановить их? – Мы возвращаемся в кладовую. Шагнув к ним, она указала на дверь. На секунду показалось, что девочки почти готовы заартачиться. Но потом они повиновались, двинувшись к ней. Саманта открыла дверь – и замерла. Перед ней стоял Шляпник. – Вот вы где, – сказал он. – А я уже решил, что вы заблудились. – Мы как раз возвращались, – ответила ему Альма. Что-то было не так с выражением лица Шляпника. Глаза у него казались… какими-то мертвыми. Страх заполз ей в живот, в горло, спустился к ногам, заставив колени подогнуться. – Что это был за звук, который мы недавно слышали? – Мне пришлось выстрелить в мамашу дока, – сказал Шляпник. – Вот почему я здесь. Док, твоя мать ранена. Ей нужны твои медицинские познания. Она в медпункте. Пойдем. Альма, ты можешь отвести принцессу обратно к другим заложникам. – Мы пойдем с тобой, – выпалила Альма, сама не зная, зачем это сказала; но она просто не могла оставить эту девочку наедине со Шляпником. Только не сейчас, когда он так смотрел на нее. – Нет, – ответил он. – Мы и сами справимся. Альма собиралась возразить. Она ни за что на свете не позволит ему сделать что-нибудь с этой… В кармане у нее завибрировал телефон. Его жужжание громко и отчетливо прозвучало в тихом коридоре, и Альма инстинктивно прикрыла его рукой.