Наконец оторвалась от него, куснув за нижнюю губу, рука скользнула вверх по накачанному прессу Карвера. Эбби полностью стянула с него свитер, блуждая взглядом по всему его телу. – Я хочу тебя, – прошептала она. Опустив взгляд на ее блузку, он принялся расстегивать ее. Дыхание Эбби участилось, когда она почувствовала, как его руки касаются ее груди. Едва только он полностью снял с нее блузку, она потянулась за спину, чтобы расстегнуть лифчик. Потом откинулась назад и притянула его к себе. Обвила его ногами, когда он приник к ее шее, целуя ее – прокладывая дорожку горячих поцелуев все ниже к груди. Но Эбби нужно было от него больше, и она потянулась вниз, чтобы расстегнуть его брюки, снять трусы. Карвер скользнул руками ей под юбку, стаскивая с нее черные шелковые трусики, которые она не надевала абы по какому случаю. Придвинулся ближе, страстно целуя ее. Когда они переплелись, впервые за очень долгое время ее разум был абсолютно пуст, если не считать этого всеобъемлющего, сладостного желания. Глава 68 Ряды книг казались бесконечными. Сэм бежала уже из последних сил, сама не зная куда. Знала лишь то, от чего бежала. Он был прямо позади нее – она слышала его натужное дыхание, чувствовала исходящее от него зловоние, и когда он догонит ее, его рука сожмется у нее на горле и станет нечем дышать. Огонь лизал ее ноги, вокруг горели книги, позади послышался короткий безумный смешок, она пыталась бежать быстрее, но он догонял ее, и проход становился все у́же, теперь она даже не могла бежать, ужом пробираясь сквозь горящие книги, его рука со скрюченными пальцами уже тянулась к ней… Сэм села в постели, тяжело дыша. Машинально ткнула на кнопку ночника, включая его. В последнее время она каждую ночь ложилась спать с включенным ночником. Но мама постоянно выключала его, стоило ей заснуть. Хотя какой там сон… С того ужасного дня Сэм так ни разу и не удалось проспать целую ночь. Психолог сказал, что это вполне ожидаемо. И по-любому справлялась она получше Рэя, который даже не мог войти в здание школы. Все было бы нормально, если б только удалось поиграть на скрипке. Но она не могла. Когда Сэм попробовала в первый раз, сердце у нее бешено заколотилось и она едва могла дышать. Следующие несколько попыток оказались немногим лучше. А теперь она не хотела даже просто прикасаться к скрипке. Не играла уже целых две недели. Раньше Сэм думала, что такое может случиться, только если она переломает все пальцы. Психолог попросил ее записывать все, чего она старалась избегать, оценивая уровень тревоги по каждому из пунктов. Список лежал у нее на столе, и Сэм постоянно его подправляла. Игра на скрипке – 7 Идти утром в школу – 3 Поход в школьную столовую – 9 Надевать свитер с высоким воротом или бусы – 6 Сидеть в классе при закрытой двери – 4 Посещение музыкальной комнаты в школе – 10 Список все удлинялся и удлинялся. Впрочем, каждое из этих занятий можно было разбить на составные части, чтобы постепенно привыкнуть к ним. К примеру, просто держать в руках скрипку, не играя на ней, оценивалось в ее списке тревог всего лишь четверкой, поэтому она могла проделывать это по нескольку раз в день. Что тоже было в некотором роде пыткой. Прямо сейчас Сэм пыталась делать дыхательные упражнения. Прошлой ночью ей все-таки удалось через пару минут опять заснуть. Но недавний кошмарный сон все еще оставался слишком свежим и ярким у нее в голове – Сэм все никак не могла успокоиться. Иногда по ночам она тащила свой матрас в комнату Бена и спала там. То, что там имелось, больше уже не пугало ее – его змея и паук. Сэм ни капельки не возражала против них. Но сегодня просто не могла заставить себя так поступить, представляя себе печальный взгляд мамы, когда та увидит, что дочь провела еще одну бессонную ночь. «Нет. Лучше просто полежать у себя до утра». Она уставилась в потолок, вспоминая тот момент, когда Дебора схватила ее. Эту железную хватку у себя на запястье. Вновь и вновь прокручивая это в уме. И вот тут-то и поймала себя на том, что что-то мычит себе под нос. Три быстрые ноты, снова и снова. Сэм попыталась сообразить, какую песню пытается напеть, – но нет, это была не какая-то из известных ей песен. Напевала она этот момент – эту хватку, этот ледяной страх в груди, свою попытку вырваться. У него была своя мелодия. Удивленная, Сэм вызвала в воображении образ столовой, волокущего ее за собой Шляпника, полиции, беспомощно наблюдающей за ними снаружи… В этой невыносимой минуте был свой собственный ритм. И один-единственный четкий аккорд. Она села, отбросив одеяло. Киблс, которая спала в углу комнаты, подняла голову, затем глубоко вздохнула и вновь погрузилась в сон, уже привыкнув к беспорядочным ночным метаниям хозяйки. Сэм встала с кровати и схватила скрипку. Ее электрическая скрипка не была полностью бесшумной, но, не подсоединенную к динамикам и при закрытой двери, ее едва можно было услышать за пределами комнаты. Что, вероятно, только к лучшему, если тебе вдруг хочется поиграть в два часа ночи. Сэм подключила скрипку к наушникам и подсунула под подбородок. Сердце у нее бешено колотилось, страх и возбуждение смешались в груди. С чего начать? Она представила себе те первые моменты, когда они услышали крики за дверью музыкальной комнаты. Начало всего этого. Да, у этого момента тоже была своя музыкальная форма. Сэм провела смычком по струнам, и яростная, неистовая мелодия каскадом полилась из наушников, тут же затерявшись где-то между разумом и пальцами. Она снова вызвала в воображении этот образ. Более быстрый темп – рваный, нерегулярный, серия режущих слух диссонансных нот… Попробовала еще раз, на сей раз сумев более близко передать свои чувства. Сэм стала играть дальше, представляя себе те напряженные минуты, полные страха и неуверенности, когда они не знали, стоит ли им и дальше прятаться или же выйти из комнаты. Плотная музыка в хаотичном темпе, а затем… долгая пауза. Слишком долгая, почти излишне затянутая, заставившая бы замереть любого, кто ее смог бы услышать, – отражение того, что она чувствовала, отчаянно прислушиваясь возле двери, но ничего не слыша. Последовал шквал нот, гонящихся друг за другом, – финальное крещендо перед тем, как они открыли дверь. Закончив, Сэм тяжело дышала, дрожа всем телом. А потом сыграла все это еще раз, включив запись. Две минуты и тридцать шесть секунд музыки из ее собственной головы. Сэм попыталась перенести ноты на бумагу. Она никогда раньше ничего не сочиняла, понятия не имела, как это делается. Процесс был непривычно обратным – как будто медленно вынимаешь еду изо рта и перекладываешь обратно на тарелку, пока та не наполнится. Сыграв несколько нот, Сэм пыталась понять, что только что сыграла, и записывала их. Затем пробовала воспроизвести записанное, чтобы посмотреть, правильно ли все поняла. И так понемногу записала всю мелодию целиком. Три тридцать утра, а она по-прежнему не могла уснуть – не потому, что была напугана, а из-за сильного возбуждения. Достав свой телефон, отправила Фионе два наиболее используемых слова в истории чатов. Не спишь? Они обе не спали, и она ничуть не удивилась, когда Фиона сразу ответила: Ага. Не спится. Посылаю тебе кое-что. Пьеску, которую я написала. Отправив Фионе аудиозапись, Сэм почти сразу же об этом пожалела. Фиона наверняка скажет, что это ужасно. Или что знает эту композицию – разве она не с одного из альбомов группы «Грин дэй»? Неужели Сэм и вправду думает, что сама это сочинила? Это же хорошо известная песня! Или подруга скажет, что это банально. Или же скажет, что это очень мило, что будет еще хуже. Или… Сэм, это потрясаааающе! Это ты сама написала??? Сэм ухмыльнулась. Да. Прямо сейчас. Как это называется? Как бы это назвать? Называется «Выхода нет». Она зачарованно наблюдала, как в окошке мессенджера мигают три темные точки – появляются, исчезают, возникают вновь. По-моему, тут нужны барабаны. Сэм была готова обнять Фиону прямо сейчас. Глянула на часы. Двадцать минут пятого утра. Что ж, у нас есть пара часов до начала уроков.