– Фото уже есть? – интересуется репортер из «Оксфорд мейл». – По словам соседей, вы показывали им снимок, пытаясь опознать девушку. – На этот раз мы не станем публиковать фотографию. – Черт, ну хоть что-нибудь! Что угодно. Имя? Фото ребенка? – В расследовании сейчас переломный момент. Надеюсь на ваше понимание. – Да, да, я все это уже слышал. – Ладно, а как насчет поиска новых свидетелей по делу Ханны Гардинер? – задает еще один вопрос женщина с задних рядов. – Вы признаёте, что между происшествиями есть связь? Я молча открываю и снова закрываю рот. Какой еще, черт возьми, поиск свидетелей? – Позвольте напомнить вам, инспектор, – продолжает она. – Вот заявление. – Листает страницу на планшете. – «Полиция долины Темзы обращается к гражданам, видевшим Ханну Гардинер утром 24 июня 2015 года в Оксфорде в районе Кресент-сквер. Просим вас связаться с отделением полиции Сент-Олдейт, особенно если вы заметили, что она разговаривала с кем-то на улице». И так далее, и тому подобное. – Женщина приподнимает планшет. – Это ведь заявление от ваших работников, верно? – Да… – Значит, вы все-таки связываете эти дела. Получается, обнаруженное в саду тело принадлежит Ханне, а в ее убийстве подозревают этого Харпера. Я ничего не упустила? Тут и дураку все ясно. – Я не вправе комментировать… – Я где-то прочитал, – вставляет писака из первого ряда, – что вместе с телом был закопан мертвый ворон. Это связано с языческими ритуалами, инспектор? Или подобную информацию вы тоже не разглашаете? – Буду рад дать комментарий по этому поводу. Ничто в деле Ханны Гардинер не указывает на связь с сатанизмом или язычеством. – Так была там эта чертова птица или нет? Его перебивает женщина. – То есть вы действительно снова открываете дело, – тараторит она. – Можно ссылаться на ваши слова? – Мы не открываем дело заново, потому что оно так и не было закрыто… – Сочту это за положительный ответ. – И на данном этапе расследования мы больше ничего не можем сообщить. Это наш моральный долг перед семьями жертв… – А как же семьи ошибочно обвиненных? Каков ваш долг перед ними, инспектор Фаули? Голос доносится откуда-то сзади. Люди оборачиваются, а говоривший встает, и его тут же узнают. По залу проносится гул. Мэтью Шор. Как он, черт возьми, сюда попал? – У вас есть ответ на этот вопрос? Вы же вели дело Ханны Гардинер, так? – Это пресс-конференция, мистер Шор. – А я – представитель прессы. – Он показывает пропуск. – Смотрите, тут все написано. Спрошу еще – уже в третий, кстати, раз: а что насчет моего отца, которого преследовали и изводили, несмотря на отсутствие улик… Я чувствую, что Харрисон уже не в себе: происходящее идет в прямом эфире на новостном канале Би-би-си, парень из телекомпании «Скай» снимает все на телефон. – Послушайте, мистер Шор, сейчас не лучшее время и место для такого разговора. – Когда же настанет это чертово время? Я месяцами добиваюсь беседы с кем-нибудь из полиции долины Темзы, а от меня лишь отмахиваются. – Вашему отцу так и не были предъявлены обвинения в связи с делом Ханны Гардинер. Он получил срок совсем за другое преступление. – Да, но не красуйся его лицо во всех газетах, дали бы ему три года? Суд был несправедлив… Харрисон откашливается. – Мы не можем давать комментарии по этому поводу, мистер Шор. Вам стоит обратиться в Службу уголовного преследования. – Думаете, я не обращался? – язвительно отзывается он. – Там все то же самое. В этой гребаной стране нет правосудия, никто не хочет брать на себя чертову ответственность. Лишь спихиваете все друг на друга… – Большое спасибо за внимание, леди и джентльмены, – говорит Харрисон, вставая. – Дальнейшие заявления будут опубликованы в соответствии с обстоятельствами. Хорошего вам дня. * * * Снаружи я первым делом встречаю Куинна. Наверное, стоял где-то сзади. – Хотелось бы узнать, как сюда пробрался Шор. – Он кривит лицо. – Поручу это Гису. – А вот мне хотелось бы узнать, кто, мать вашу, объявил о поиске новых свидетелей. Это ты? Куинн медлит: сознаться или свалить на кого-то еще? – Писаки в любом случае провели бы связь между делами, вот я и подумал, раз к делу привлекли столько внимания, может, кто-нибудь вспомнит… Идея вообще-то отличная. Просто я не в настроении это признать. – Ничего, что я обещал дать Гардинеру время, чтобы он предупредил родителей Ханны? Ты же чертовски хорошо знаешь, что сначала нужно спросить у меня. – Но вы сказали… – Я попросил тебя следить за ситуацией… – А точнее, «разобраться со всем». – Я не позволял принимать важные решения без моего спроса. Твою мать, я же просто в больницу отъехал, а не смылся на чертову Луну – мог бы позвонить мне или даже кинуть эсэмэску. Куинн густо краснеет, и я слишком поздно замечаю, что совсем рядом с нами стоит Гислингхэм. Нельзя отчитывать Куинна в присутствии его подчиненных. Так не делается. – Я подумал, – говорит сержант, понизив голос, – что вас лучше не беспокоить. Ну, из-за жены, ребенка и все такое… И все такое. «Классический перенос», – скажете вы и будете правы. Однако признать, что я переношу свою злость на Куинна – это одно, а предпринять что-либо по этому поводу – другое. Уже не в первый раз я задумываюсь: может, проблемы с Куинном возникают из-за того, что он слишком похож на меня? Правда, я не одеваюсь как франт и не трахаюсь с кем попало… – Ладно, – остываю я наконец. – Сходи к Гардинеру и извинись. – Нельзя просто позвонить ему? – Нет, нельзя. И скажи Чаллоу, пусть поднажмет с гребаными результатами ДНК. – Я делаю глубокий вдох и разворачиваюсь: – Что тебе, Гислингхэм? Вид у него смущенный. – Извините, что встреваю, босс, – после трансляции поступил звонок. Это Бет Дайер. * * * Куинн был прав: уже к обеду Эрика Сомер нашла и племянника, и племянницу первой миссис Харпер. Она идет сообщить о своей находке, но вместо Куинна ей попадается Фаули. Инспектор внимательно смотрит на доску с фотографиями и картами. Две молодые женщины и два маленьких мальчика. Живые и мертвые. Взгляд Фаули кажется далеким, он глубоко погружен в размышления. – Простите, сэр, – неуверенно обращается к нему Эрика. – Я искала сержанта… Он оборачивается и смотрит на нее, словно не сразу узнает. – А, констебль Сомер… – Да, сэр. Куинну она такое ни за что не скажет, но Фаули, несомненно, самый красивый мужчина в их отделении. А тот факт, что он этого не осознает, лишь добавляет ему привлекательности. Куинн – полная противоположность инспектора. Он, будто летучая мышь, все время посылает сексуальные эхосигналы и ждет их отражения. Фаули, наоборот, очень сдержан. Конечно, ей далеко до самоуверенности Куинна, и все же Эрика привыкла к тому, что мужчины ее замечают. Но только не этот. – Я тут думал про Вики, – говорит он. – Из какой же она семьи, если не хочет сообщать им, что с ней всё в порядке?