– Я ничего не знал о болезни, – выпаливает Уолш. – Ну, естественно, вам же было не до него. Уолш отворачивается. – На этом дело не закончилось, верно? – говорит Куинн. – Вы разругались в пух и прах, насколько нам известно. – Чепуха. – Вас видели. Уолш бросает на него испепеляющий взгляд. – Если вы имеете в виду старушку с его улицы, то сомневаюсь, что ее можно считать надежным свидетелем. Воцаряется тишина. Уолш барабанит пальцами по своим бедрам. Стук в дверь, в комнату заглядывает Эрика Сомер с кипой бумаг в руке. Она пытается привлечь внимание Куинна, но тот делает вид, что не замечает. – Сержант, можно вас на пару слов? – Мы еще не закончили с допросом, констебль Сомер. – Я вижу, сержант. Гислингхэм понимает, что Сомер пришла с чем-то важным, хоть Куинн и не желает это признать. Он идет к двери. На мониторе Эверетт видит, как раздражается Куинн. В итоге Гислингхэм возвращается в комнату, а Сомер следует за ним. Она садится в дальний угол лицом к сержанту, но тот по-прежнему отводит глаза. Крис кладет бумаги на стол, достает из стопки один листок с фотографией и показывает Уолшу. – Знаете, что это, мистер Уолш? Тот смотрит на снимок, едва заметно ерзая на стуле. – Нет, сразу вот так не скажу. – А я думаю, вы отлично знаете. У вас ведь такой есть. Уолш скрещивает руки на груди. – И что? При чем тут обычный шкафчик? – Не совсем обычный. Наоборот, это специальный шкаф для хранения особых статуэток, которые как раз имеются у доктора Харпера. Они указаны здесь, – он тыкает во второй листок, – в списке страхования домашнего имущества. Правда, вот что странно – я не заметил ни одной фигурки в доме Харпера. Зато я видел точно такой же шкафчик в вашей гостиной. Гислингхэм чувствует, что Куинн смотрит на него в упор. Сержант терпеть не может, когда его застают врасплох. – Итак, мистер Уолш, – быстро добавляет Гислингхэм, – давайте не станем терять время. Рассказывайте, что это за штука. Губы Уолша гневно сжались в тонкую линию. – Мой дед был дипломатом и после войны много лет провел в Японии. Там он собрал большую коллекцию нэцке. – Что, простите? – Куинн откладывает ручку и поднимает глаза. – Вы понятия не имеете, о чем идет речь, да? – усмехается Уолш, изогнув бровь. Однако с Куинном шутить не стоит. – Что ж, просветите меня. – Нэцке – это такие миниатюрные резные фигурки, – отвечает Сомер вместо Уолша. – Когда-то они были частью традиционного японского одеяния. Что-то вроде объемных пуговиц. Уолш улыбается Куинну: – Похоже, ваша коллега осведомлена куда лучше вас. Сержант бросает на него злобный взгляд: – И во сколько оценивается эта коллекция? – Всего в пару сотен фунтов, – небрежно бросает Уолш. – Ценность ее заключается совсем в другом – это память. Дедушка оставил фигурки Нэнси, и я решил, что после смерти тети они должны вернуться в семью. – Доктор Харпер, видимо, был против? На мгновение лицо Уолша искажается от гнева. – Да, он возражал. Видите ли, фигурки очень нравились Присцилле. Харпер ясно дал понять, что она их не отдаст. «Ну еще бы», – подумал Куинн, а вслух сказал: – Понятно. А после ее смерти вы решили снова попытать удачи? – Да, вы очень красноречиво выразились. Я опять поехал к Биллу. – И он опять вас отшил. Поэтому вы и поругались. Гислингхэм иронично улыбается: он не устает повторять, что бывает только два мотива преступлений – из-за любви или из-за денег. А иногда из-за любви и денег одновременно. Уолш уже завелся: – Он не имел права! Эти фигурки – часть семейной истории, часть наследия… – Где же они теперь? – В смысле? – изумляется Уолш. – Как упомянул детектив-констебль Гислингхэм, в доме Харпера статуэток нет. У вас же при этом имеется специальный шкафчик для их хранения. Уолш краснеет. – Я купил его, будучи уверенным, что Билл поступит разумно. – То есть если мы обыщем ваш дом, то не найдем там ничего из этого списка для страховой? – Конечно же нет! – выпаливает Уолш. – Раз нэцке не на Фрэмптон-роуд, то я понятия не имею, где они. И в таком случае желаю официально заявить об их пропаже. Куинн переворачивает страничку в папке. – Принято к сведению. Тогда, пожалуй, перейдем к отпечаткам. – Каким еще отпечаткам? – рассеянно смотрит на него Уолш. – Я уже говорил. Мы нашли их по всему дому: несколько на кухне… – Неудивительно, я бо́льшую часть времени проводил именно там… – И несколько в подвале. Глядя на сержанта, Уолш шумно сглатывает. – В каком еще подвале? – В подвале, где были обнаружены молодая женщина с ребенком. Не расскажете, откуда они там взялись? – Не представляю. По-моему, я вообще туда не спускался. И запишите, что я категорически отрицаю какую-либо причастность к этому делу. Я не знаю ни женщину, ни ее ребенка. – Он переводит взгляд с одного полицейского на другого. – И не готов отвечать на дальнейшие вопросы без адвоката. – Безусловно, у вас есть на это полное право, – соглашается Куинн. – А у нас есть право арестовать вас, что, во избежание недоразумений, я сейчас и сделаю. Допрос окончен в восемнадцать двенадцать. Гислингхэм не успел встать, как сержант уже выскочил из кабинета. Сомер выходит в коридор, и Куинн хватает ее за руку и тащит в сторону. Улыбка на ее лице меркнет, когда она замечает выражение лица Гарета. – Устроишь мне такую хрень еще раз – пожалеешь, – выдавливает он сквозь зубы. – Поняла? – Ты о чем? – отпрянув от него, спрашивает Сомер. – Выставила меня гребаным идиотом перед подозреваемым – и перед Гислингхэмом, черт возьми! – Извини… я просто хотела помочь… Куинн наклоняется к ней в упор: